Ровно сто лет назад стало очень модно «бить посуду»
Вообще говоря, начался тот самый слом старого мира. Если по новому стилю, то революция пришла в Россию именно в марте. Предтеча Великого Октября (который по-нашему — ноябрь).
Идя навстречу знаменательной дате, музей-заповедник совместно с Новгородским отделением Российского исторического общества открыл цикл научно-просветительских лекций «Новгород и новгородская земля в 1917 году».
Первым «взошел на кафедру» Музея изобразительных искусств Борис КОВАЛЕВ, доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН. И предложил взглянуть на судьбоносные события вековой давности под несколько необычным углом, точнее — градусом. Тема его выступления — «Пьянство и революция».
Сложные (по сию пору) вопросы нашей истории не сводимы к какой-то одной проблеме. Но! У всякой революции есть дрожжи, на которых она должна взрасти. Кульминация — состояние необыкновенного подъема и ожиданий у масс. И какие слова! Ах, если бы сбывались все наши «тосты».
Всякое сравнение хромает. Но есть, в конце концов, некоторые вполне очевидные закономерности. Революция 1917 года случилась на фоне принудительного отрезвления российского общества. Как тут не вспомнить про горбачевский сухой закон?
Гладко было на бумаге
Кто виноват? Борис Николаевич не стал приводить полный список лиц, подозреваемых в причастности к спаиванию народа: «Дня не хватит!». Ясно, что было бы несправедливо валить все на «викинга» (князя Владимира по-блокбастерски) за реченное им: «Веселие Руси питие есть».
Но уже Петр Великий, «который сам пил зело изрядно, вдруг решил, что на самом деле это плохо». В смысле, что до него алкогольное опьянение считалось смягчающим вину обстоятельством: что с пьяного возьмешь?
И с того времени государство Российское пребывает в состоянии некой раздвоенности: понимает, что народу лучше быть в трезвости, но дела насущные («пьяными» деньгами казна полнится) тому препятствуют.
Вот любопытный пример от профессора Ковалева:
— При царе-освободителе Александре II священники, выступая перед прихожанами, должны были аккуратно призывать их к употреблению спиртных напитков. Допустим, в рамках проповеди: «Свадьба в Кане Галилейской. Обращение воды в вино». А что было делать? После Крымской войны государство очень нуждалось в деньгах.
1895 год. Министр финансов Сергей Витте предлагает ввести винную монополию. Подразумевая сразу два блага — государственное (читай, казну) и общественное (оздоровление). В полной мере идея заработает после того, как Сергей Юльевич станет премьер-министром, то есть уже в XX веке.
— Мне непонятно, почему одной из «пилотных» губерний стала Новгородская, — замечает Ковалев. — Наряду, впрочем, с Псковской, Санкт-Петербургской и Олонецкой. В дополнение к Северо-Западу почему-то была взята еще и Харьковская.
— Наконец было заявлено, что благодаря винной монополии побеждено страшное народное бедствие, а в семьях — мир и благоволение, — продолжает историк. — В этой связи весьма двусмысленно звучали заметки священника новгородской епархии Васильева. Да, количество кабаков значительно сократилось. Да, казенные спиртные напитки гораздо качественнее, только дороже. А раз так — в ходу самогон и суррогаты. Крестьян призывали к сознательности — выдавать шинкарей. Но они этого почему-то не делали. Характерный пример из Боровичского уезда: священник встал на пути крестьян, идущих в шинок, умолял подумать о семьях, но два громилы, подосланных шинкарем, жестоко избили батюшку. Это видел полицейский, который предпочел отвернуться.
В общем, трезвость, спущенная сверху, приживалась трудно. Допустим, к 1900 году в Новгородской губернии было открыто 80 чайных. А что делал кабатчик? Он тоже продавал чай, но дешевле. Немногие чайные, где также предлагалось душеполезное чтение, дожили до 1913 года, в котором жители губернии, если статистика говорит нам правду, употребили 1 миллион 357 тысяч 319 ведер алкоголя на сумму 11 миллионов 428 тысяч 22 рубля 90 копеек золотом. В том же году на борьбу за трезвый образ жизни из бюджета было отпущено 5 тысяч рублей.
Вечная трезвость
В предвоенные годы (накануне Первой мировой) правящий слой дозревал до понимания того, что полумерами тут не обойтись.
— В Государственной Думе действовала постоянная комиссия, направленная на борьбу с пьянством, — рассказывает нам Борис Ковалев. — В ней, кстати, активно работал наш земляк боровичанин Матвей Шульгин. Пожалуй, одним из самых ярких просветителей был депутат Матвей Челышев. Именно он с трибуны Госдумы приводил вопиющие факты: было проверено ремесленное училище, и оказалось, что из 240 мальчиков в возрасте 8—13 лет 150 систематически употребляют водку. А бывший полковник лейб-гвардии Преображенского полка Григорий Лошкарев говорил о бесстыдстве налоговой системы (800 миллионов рублей барыша от эксплуатации народного недуга!) и саркастически спрашивал: «Почему до сих пор мудрые финансисты нашего свыше осененного правительства не додумались до эксплуатации другого социального зла. Почему до сих пор в нашем государстве не введена монополия на проституцию?».
22 августа 1914 года продажа спирта, водки и водочных изделий для местного потребления высочайше была прекращена до окончания войны.
Война никак не прекращалась. И в 1915 году группа депутатов обратилась с законодательным предложением об объявлении России страной вечной трезвости. Депутатов явно вдохновляли некоторые, так сказать, предварительные итоги. А именно — резкое сокращение преступности, особенно в русских губерниях. Наибольшее понижение отмечалось в Олонецкой губернии — на 50%! Впрочем, Новгород ей мало уступал — 45%.
— Какое-то время население пребывало в состоянии непонятного удивления, — формулирует Ковалев. — Но уже с 1915 года в интеллигенции началось брожение. Известный сатирик Аркадий Аверченко написал рассказ «Тайна зеленого сундука». Главный герой накануне Рождества пребывает в состоянии крайнего огорчения, мечтает выпороть детей, изменить жене, уволить служанку — максимально сделать всем гадость. Вдруг он лезет в сундук, а там — прошлогодняя заначка. И — о, чудо! Перед нами совершенно другой человек с сердцем, преисполненным любовью ко всем окружающим.
Доктор прописал
Ох уж этот обыватель, простой человек, который неразумием обращает в тлен самые возвышенные из идей! Всевозможные дельцы — они тут как тут. И вот уже рязанский священник-депутат Стефан Остроумов обличает врачей, практикующих... алкотерапию. Они без зазрения совести пишут у своих дверей заветные слова: лечение спиртом.
А депутат из Тобольска Алексей Суханов с гневом говорит, что до 1914 года пили чистую водку, а теперь — ханжу, политуру, одеколон. Что народ будто очумел.
И как некстати. Уже близится та чудная пора, когда «верхи не могут, а низы не хотят».
— Когда читаешь в архиве донесения жандармов, описывающих возмущение, они говорят, что в качестве обещания для «масс» за смуту был грабеж винных складов — кто стоял за этим? — задается вопросом Ковалев. — Умельцы зарабатывать шальные деньги? Наверное, да. Немецкие агенты? И они! Но откуда же взялась абсолютная эйфория, охватившая все слои общества, недовольного текущим днем и ждущего необыкновенных перемен? И почему от нее тянет вчерашним перегаром? 28 февраля 1917 года. Профессор Никольский пишет в личном дневнике: «Везде одно и то же — любопытство. Веселое ощущение полной безнаказанности, сдерживаемое тайным страхом. Изредка пьяные. Гулянья, гулянья, гулянья. Словно анархия на себя смотрит и удивляется. Боже упаси, когда она хлебнет вина и попробует крови!».
Во время разгрома винных складов погибли десятки человек, буквально утонув в вине. Город выходил из-под контроля. Народ превращался в толпу.
— Лишь через семь лет после начала Первой мировой войны, пережив еще и Гражданскую, он поймет, что совершил, — итожит уважаемый лектор. — И уже Иосиф Сталин вернет казенную торговлю спиртными напитками.
Будто и не было десятилетия, названного английским писателем Ллойдом Джорджем небывалым примером национального героизма.
Дежавю
Безусловно, все это крайне романтично, однако многие из нас, нынешних, тоже побывали в героях, — в 1980-е. Может быть, кто-то еще хранит книжечку, подтверждающую его членство в Обществе трезвости. А у кого-то, возможно, была трезвая комсомольская свадьба.
— Провозглашая трезвость, надо думать о создании в стране таких условий, чтобы она могла наконец укрепиться, — тут с Борисом Николаевичем не поспоришь. — А мы наблюдаем периодическую кампанейщину, наскоки. Товарищ «минеральный секретарь» (Михаил Горбачев. — В.Д.) уходит от дел, страна летит в тартарары. И что мы видим? «Особенности национальной охоты», где нам показывают, что пить водку ящиками — наша доблесть. Одна крайность порождает другую.
Самое интересное, что системные мысли посещали многих наших соотечественников и в начале прошлого века. И тогда думали, как нам обустроить Россию. Трезвую.
«Одними законодательными мерами уничтожить нездоровое стремление людей к одурманиванию нельзя, — справедливо полагала постоянная комиссия при Русском обществе охраны народного здоровья. — Необходимо присоединить все меры, направленные к устранению неудовлетворенности жизнью, недовольства, угнетенного сознания как индивидов, так и масс, различные мероприятия, содействующие сознательному отношению к жизни, развитию высших проявлений — религиозных, нравственных, эстетических, поднятию чувства собственного достоинства и гражданского самосознания, а также и повышению благосостояния масс».
В общем-то, задачи принципиально не изменились.
