Свидетельство очевидца февральских событий 1917 года в Новгороде
В Государственном архиве новейшей истории Новгородской области в фонде 1667 имеются воспоминания участников революционных событий 1917 года. Среди них выделяются мемуары Федора ИВАНОВА. В декабре 1948 года по просьбе сотрудников партийного архива Фёдор Дмитриевич, житель села Люболяды, 1899 года рождения, рассказал о событиях, участником которых случайно стал в феврале 1917 года:
— Деревенская молодежь тогда не имела никакого представления о революции. Я сам знал, что есть такие люди, которые борются против царя, а за что они борются и почему — никто не объяснял. Мой дядя Иван Сытов был арестован и сидел в тюрьме «за политику», как тогда говорили. На вопросы, за что посадили дядю Ваню, отец обычно отвечал: «Мне об этом ничего не известно». Видимо, считал, что береженого Бог бережет.
На подозрении находился и другой дядя, брат Ивана Сытова — Семён Сытов, высокий, худощавый пожилой человек с большой окладистой бородой. Его знали на селе начитанным, умным мужиком, и обычно на деревенских сходках крестьяне считались с его мнением. Но и он тогда о революции ничего не говорил.
В первый день февральской революции мы с приятелем Константином Брякилевым по своим делам оказались в Новгороде. Поразило необычное оживление на улицах города: прохожие обнимались, целовались, поздравляли друг друга с освобождением от царского произвола.
На Волховском мосту мы встретили огромную толпу людей. Впереди толпы шел мужчина и нес в руках красное знамя, прикрепленное к высокому древку. На груди у него был прикреплен красный бант. Такие же банты можно было заметить у многих. В толпе кто-то затянул: «Смело, товарищи, в ногу» — и все дружно подхватили эту запрещенную самодержавием песню.
К демонстрации все время присоединялись новые люди. Как волна, подхватила эта толпа людей и нас. Здесь-то мы и узнали, что в Петрограде рабочие свергли царя.
Толпа направилась к новгородской тюрьме. Когда она стала приближаться к тюрьме, её приветствовало множество рук, высунутых между тюремных решеток. Заключенные кричали: «Да здравствует революция!» и пели революционные песни. Когда люди вплотную подошли к тюрьме, она напоминала гудящий большой улей пчел. Заключенные все время выкрикивали лозунги: «Долой самодержавие!», «Да здравствует революция!», «Долой войну!».
Кто-то закричал: «Солдаты!». Взоры всех обратились к Выборгским казармам, где на площади строились солдаты с винтовками. Перед строем бегали офицеры и что-то кричали, указывая руками на тюрьму.
Некоторые демонстранты резонно стали высказывать предположения, что солдаты сейчас станут стрелять по нам. В это время от толпы отделилось несколько человек, которые направились к солдатам. Все с замиранием сердца ждали, что будет. Как только делегация достигла солдат, строй нарушился, и они с вместе с делегатами присоединились к демонстрантам.
Видя такой поворот событий, тюремная стража разбежалась, но ворота были закрыты. Вскоре под напором толпы тюремные ворота рухнули, народ хлынул на тюремный двор, а затем затрещали и заскрипели двери тюремных камер, из которых выбегали во двор в серых бушлатах с бритыми головами мужчины и женщины и со слезами на глазах бросались в объятия своих освободителей. Из тюремной кузницы тут же притащили во двор наковальню и стали расковывать цепи на заключенных, в которые многие были закованы.
Когда были сняты цепи с одного пожилого исхудалого арестанта, тот высоко их поднял над головой и сказал: «Я эти цепи возьму с собой, они пригодятся для врагов народа». Это был политический заключенный. Толпа подняла его на руки и понесла из тюрьмы. За ним последовали все остальные.
Глядя на землистые лица царских узников — мужчин, женщин, стариков и подростков, одетых в тюремные бушлаты, нельзя было не плакать от радости, что теперь они на свободе. Они вместе с демонстрантами шли в город и пели революционные песни.
Вскоре я увидел, что несколько человек отошли от толпы и стали приглашать желающих искать жандармов и полицейских. Мы к ним присоединились. Когда подошли к полицейскому участку на Софийской стороне, там уже падали на мостовую разбитые стекла, в окна выбрасывали царские портреты, бумаги и тут же жгли их. Такую же картину можно было наблюдать в кремле, около здания окружного суда.
Мы пошли к зданию губернатора. Оттуда слышался звон разбиваемых стекол, что-то с шумом падало, туда вбегали и оттуда выбегали разгоряченные люди. Они кого-то искали, кричали, что все «фараоны» попрятались как крысы. Спрашивали у жителей квартирные адреса полицейских и жандармов и следовали за проводниками, знавшими квартиры царских держиморд.
В поисках полицейских обыскивали не только квартиры, но и подвалы, и чердаки, и надквартирные постройки, но все было безуспешно: успели ускользнуть проклятые кровопийцы. Некоторые группы ищущих находили переодетых полицейских и расправлялись с ними...
Поздно ночью мы вернулись в село. В избах ещё горели огоньки лучин, люди не спали. Деревня уже была осведомлена о революции. Мать, перепуганная, вся в слезах, встречала меня на крыльце дома. Отца дома не было: ушёл на сходку и не возвращался. Узнав, что мужики находятся у дяди Семена, мы решили пойти туда и рассказать о событиях в Новгороде.
Небольшая изба Сытова с трудом вмещала мужиков. Многие сидели на полу. Дядя Семен рассказывал о том, что ему в свое время говорил его брат Иван о предстоящей революции. С затаенным дыханием слушали присутствующие дядю Семена. Я вмешался в беседу и рассказал о событиях в Новгороде. Уже под утро вернулись мы с отцом домой.
Редакция «НВ» благодарит Светлану ЕГОРОВУ, старшего научного сотрудника Государственного архива новейшей истории Новгородской области, и Сергея ВИТУШКИНА, первого заместителя председателя областного совета ветеранов, за предоставленный материал.
Подготовка текста Сергей Варкис
