400 лет назад Великий Новгород вернулся в Россию
9 марта 1617 года был подписан русско-шведский Столбовский мир. Он именовался «вечным», но это не более чем дипломатический прием. По факту получилось перемирие. Переживавшая великодержавный период Швеция держала порох сухим. А Россия — обиду на «союзника», который, воспользовавшись временной слабостью русского государства, уменьшил его территорию.
К событиям четырехвековой давности была приурочена Всероссийская научная конференция «Столбовский мир и возвращение Новгородской земли в состав Российского государства». Она прошла под эгидой Новгородского музея-заповедника, Санкт-Петербургского Института истории РАН, отделения Российского исторического общества и Новгородской митрополии РПЦ.
Но прежде докладов (их было более 20) вспомним вкратце историю вопроса.
Владислав против Карла
Что такое Столбово? Сегодня — обычное дачное местечко. Тихвинский район, Ленинградская область. Некогда — новгородские земли.
Десять лет назад жителями Тихвина в виду деревни был установлен поминальный крест. В старину на въезде стояла церковь. Сюда была внесена икона Тихвинской Богоматери, пред которой и был заключен мир. Неподалеку протекает ручей с говорящим названием Кровавый. По нему проходила когда-то российско-шведская граница...
Мир со Швецией был заключен ценою значительных территориальных уступок. Русским пришлось попрощаться с выходом к Балтийскому морю и уступить скандинавам несколько городов. Но Россия, нахлебавшись Смуты полной ложкой, нуждалась в передышке.
Шведы — корпус Якоба Делагарди — пришли в Россию в 1609 году как союзники. На основании Выборгского договора, заключенного Василием Шуйским. «Боярский» царь рассчитывал на их помощь в противоборстве с поляками. Однако после поражения под Клушином (при этом шведы уклонились от участия в битве) московские бояре признали царем польского королевича Владислава. В свою очередь новгородская верхушка в условиях паралича центральной власти сделала выбор в пользу шведского королевича Карла Филиппа, подписав летом 1611 года договор с Делагарди.
В 1612 году народное ополчение изгнало поляков из Москвы. Но это не отменяло притязаний Польши на Россию. И не побудило Господин Великий Новгород перестать разыгрывать «шведскую партию». Например, историк Герман Замятин пишет о посольстве архимандрита Киприана в первопрестольную с целью убедить московских людей стоять за Карла Филиппа. И это уже при венчанном на царство Романове. Как судить новгородцев, если даже освободитель Москвы князь Дмитрий Пожарский не сразу проникся мыслью, что государем должен быть соплеменник?
По мнению ведущего научного сотрудника Санкт-Петербургского института истории РАН, кандидата исторических наук Геннадия КОВАЛЕНКО, многие в Новгороде испытывали «синдром Юрия Милославского».
— Но при всех своих колебаниях новгородцы все-таки склонялись к мысли, что им «особно от Московского государства не бывать». И эта мысль укреплялась в обществе. В 1614 году шведские оккупационные власти проводили нечто вроде референдума: новгородцы решительно выступали против присяги шведскому королю. Видя такое настроение, шведы задумывались, что им пора как-то заканчивать свою русскую эпопею и хорошо бы сделать это дипломатическим путем. Что касается новгородцев, то они уже связывались с Москвой на предмет переговоров о своем освобождении. Первые русско-шведские «дебаты» о будущем мире проходили в деревне Дедерино 14 января 1616 года.
Что это было? Чья победа?
Первым таким вопросом, как отметил историк из Саратова Яков РАБИНОВИЧ, задался еще Петр Шафиров — вице-канцлер при Петре I. Трактат Шафирова вышел в 1717 году.
На то время завершилась Северная война. Россия не только вернула все, что уступила Швеции в Столбове, — Ивангород, Копорье, Орешек, Корелу, да еще приобрела Ригу, Ревель, Выборг.
К слову, Петр I не раз бывал в Выборге. И всякий раз останавливался в «доме принца» — там, где в 1613–1614 годах жил юный отпрыск шведской королевской семьи Карл Филипп.
— Шафиров рассматривал Столбовский мир как тяжелое поражение, — говорит Рабинович. — Еще бы, ведь это утверждает значение и справедливость завоеваний Петра. При этом — ни слова о том, что Михаил Романов был доволен столбовскими итогами и щедро наградил переговорщиков, в особенности — английского посредника Джона Мерика. Уж никак не за то, что якобы шведы уступили России только Новгород с малой частью Новгородской земли. Прошло еще сто лет, и русские историки, например, Дмитрий Бутурлин, стали снисходительнее. Затем Сергей Соловьев скажет, что Столбовский мир в целом был успешен для России. Не до моря было при угрозе войны со Швецией! Наконец Герман Замятин однозначно назовет Столбовский мир победой русской дипломатии. Исходя из реалий того времени.
А реалии были те еще. Польский сейм дает добро королю на продолжение войны. Поляки берут Вязьму, Дорогобуж. Князь Пожарский с превеликим трудом отбивает их натиск под Калугой. Летом 1617-го русской армии едва удается выйти из окружения под Можайском. Осенью следующего года поляки будут штурмовать земляной город в Москве.
Но на севере у нас — мир! И по его условиям шведы оставили завоеванные ими Новгород, Старую Руссу, Порхов, Старую Ладогу и Гдов. Выводят оттуда гарнизоны.
И еще. На начало переговоров шведы добивались 300 тысяч рублей контрибуции, а «сторговались» стороны на 20 тысячах.
— В Земском соборе дьяк Петр Третьяков зачитывал условия договора, а выборные радовались: такое великое дело и такой малой ценой! — продолжает Рабинович. — С другой стороны, король Густав Адольф в Риксдаге в 1618 году говорит о шведской победе.
Насколько шведская опасность была меньше польской? Яков Рабинович согласен с теми, кто говорит, что шведы претендовали на тело, тогда как поляки хотели владеть и душой. Вспомним Западную Украину и Белоруссию: если не окатоличить, так хотя бы навязать унию. Нормальный польский подход.
Нами Джон был заряжён
Доктор филологических наук, доцент академии госслужбы Дарья ТЕРЕШКИНА, посвятившая свое выступление переговорам как процессу, полагает, что условия Столбовского мира могли быть для России хуже. Но вот она — роль личности в истории. Джон Мерик — превосходный переговорщик, представитель типично английской школы, для которой дипломатия — тот же бизнес.
— Англия, как и Голландия, была заинтересована в торговле с Россией, — поясняет Дарья Терешкина. — И Джон Мерик при всей его видимой нейтральности тяготел к сохранению определенных преференций для Москвы. Он сумел превратить процесс согласования положений Столбовского мира в жесткий торг. Невероятные усилия потребовались от него, когда переговоры, казалось, зашли в тупик. Делегации встали из-за стола, угрожая друг другу продолжением боевых действий.
Так распалил переговорщиков вопрос о титуловании государя Московского. И, надо сказать, Столбовский мир имел еще тот плюс для России, что обеспечил статусность, международное признание Михаилу Романову.
Торговались стороны, конечно же, и по поводу размера контрибуции. «Наш король эти деньги за один вечер потратит на пиру!» — говорили шведские посланники про те самые 20 тысяч. «Скоро бы государю вашему все свое государство пропировать!» — ответно насмешничали русские.
Воровские жонки
В самом факте шведской оккупации Новгорода (1611–1617) ничего веселого нет и быть не может. Но жизнь есть жизнь. И некоторые участники конференции попытались представить, каково было нашим под шведами.
Например, молодая исследовательница из Липецка Елизавета ПОПОВА проанализировала жалобы, подаваемые русскими шведской администрации. И тут есть по-своему красноречивые эпизоды. Так, плавильщик Монетного двора Лучка Афанасьев челом бил Якобу Понтусовичу (Делагарди) по поводу побоев, причиненных ему «немецкими приставами». Дело было в... кабаке. Там к приходу Лучки уже сидели шведы и с ними, не удивляйтесь, поп по имени Сава — так его побитый называет. И вот Лучка жалуется: «Да как, государь, меня те немецкие люди били». Но обидчиком считает Саву, якобы натравившего на него чужеземцев. Какой резон был у попа «учить» Лучку чужими руками — история умалчивает. Но дело было заведено, документ имеется.
О том, что шведа можно было встретить где угодно и в какой угодно компании, по мнению Елизаветы Поповой, свидетельствует и другой эпизод. Тоже, надо сказать, нестандартный. Речь о жалобе жителей улицы Нутной на своего соседа-сапожника, который держит, выражаясь грубым современным языком, публичный дом. Или «воровских жонок», как пишут жалобщики. Докладывая, что посещают этих «жонок» как русские, так и шведы.
А вот жалоб на сугубо шведские бесчинства Поповой обнаружить не удалось. Заметим, изучала она так называемый Новгородский оккупационный архив, вывезенный Делагарди. В нарушение Столбовского мира, между прочим. Хотя не факт, что, будучи в Новгороде, эти документы пережили бы революцию и вторую мировую войну.
Не будем, однако, улыбаться «кабацким» историям. После шведов остались не только анекдоты. В Старой Руссе даже ничего почти не осталось. Цветущий город был разрушен.
Многое о шведской обходительности могли бы поведать русские крестьяне. Впрочем, Якоб Понтусович и без них прекрасно знал про «экспроприаторов». Отчасти это имело оправдание. Еще Шуйский, пригласив наемников, был не слишком внимателен к их содержанию.
Глядя из Ливонии
Еще одна участница конференции из Липецка — кандидат исторических наук Марина БЕССУДНОВА — познакомила с тем, как отражены события XVII века в России в ливонских хрониках.
— Россия Смутного времени воспринимается ими в контексте борьбы Швеции против Польши. Мало батальных эпизодов, основное внимание — договорным основам общения русских и шведов. Новгород упоминается крайне редко. Так, сообщается о штурме города, сопровождавшемся грабежами и резней. В действиях Делагарди хронист видит желание пресечь возможные попытки возвести польского королевича на русский престол.
А как ливонцы оценивали намерение новгородцев избрать великим князем шведского принца? Томас Йерне полагал, что русские не могли прийти к общему мнению о выборе князя из своей среды. Самые знатные были против, чтобы оказывать послушание равному себе. Но Кристиан Кельх писал о визите новгородцев в Выборг к Карлу Филиппу с извинениями на московское непостоянство. И просьбой стать великим князем в Новгороде.
Подобно тому, как за несколько столетий до покорения Новгорода Москвой у него был князь из Швеции — Рюрик. То есть речь идет о стойких сепаратных настроениях, подпитываемых понятиями о древних вольностях.
— Это — только ливонская интерпретация, — напоминает Марина Бессуднова. — В этих хрониках заметна прошведская позиция.
По мнению исследовательницы, Ливония — родина европейской идеи о «русской угрозе», сформировавшейся еще в XV веке. Однако, как считает Бессуднова, данная идея не является некой постоянной фобией. Можно говорить об искусственной угрозе, вызываемой к жизни историческим контекстом. Во всяком случае, у хроникеров XVII века отношение к России — вполне корректное. Оно и понятно, ведь Россия, лишенная моря,
обеспечивала Ливонии ее статус посредника, выгоды торговли и развития.
На Бога надейся...
Если мы обратимся к современным событиям, конечно, возникнут некие аналогии. Очевидно, что нас стараются от чего-то отрезать, куда-то отодвинуть. Можем ли мы идти вперед, не оглядываясь назад?
— В Швеции немного интереса к таким событиям, как Столбовский мир, — ответил на вопрос «НВ» участник конференции из Швеции Пер АМБРОСИАНИ. — Может, лет сто назад вам сказали бы: «О, это хорошо! Это славный период в истории Швеции». Думаю, что сейчас человек, мало-мальски осведомленный, скорее скажет, что речь идет о какой-то авантюре XVII века. Мы привыкли быть такими, какие мы есть. Жить в небольшой стране. Думать, что у нас очень современная страна. И смотреть вперед.
У нас же — открытые вопросы. У русских.
— Размышляя о прошлом, мы размышляем и о завтрашнем дне, — говорил епископ Юрьевский, викарий Новгородской епархии АРСЕНИЙ. – Можем ли мы по-прежнему считать себя народом-богоносцем? Хотим ли видеть Россию самым праведным и добрым государством? И почему тогда нас окружают не друзья?..
При всем при том, конечно, мы живем в совершенно другое время. Нам трудно представить наших послов отправляющимися на важную международную встречу с иконой. Хотя... С иконой как раз все ясно. Ну, почти.
В 1990-е годы образ Тихвинской Божией Матери, находящийся в Рождественском иконостасе Софийского собора, исследовался. И его древнее происхождение не оспаривается. Разве что есть у специалистов толика сомнения: тот ли все-таки это список, который был в Столбове?
Фото из открытых источников и личного архива Аллы Титовой (Тихвин)
