Суббота, 30 ноября 2024

И в глубинке бьётся жизнь

Для музея русского быта жители Веряжи собрали более 200 экспонатов

Задушевный разговор о замыслах и тревогах деревенской старосты

Когда первые лучи закатного солнца начинают падать на деревню Веряжа, становится красиво. С одной стороны, медленное угасание, но с другой — покой, умиротворение. Если не считать Ленина, то на Центральной улице деревни совсем никого. Не пройдет человек, не залает пёс. Пенсионеры сидят по домам, работающие, а их в деревне всего 40 человек, уехали — кто в Шимск, кто в Новгород. На улице Центральной всё близко: ФАП, аккуратная часовенка Федора Стратилата и маленькая изба обвет-ренного голубого цвета, в которой разместился музей. В этих трёх зданиях — вся жизнь Людмилы ПРОТОРГУЕВОЙ, фельдшера и старосты, хранительницы музея и просто, как она сама себя называет, уроженки и патриотки деревни Веряжа.

— Вот я всё жду, скажут мне: «Витальевна, иди уже на пенсию!» — смеётся Людмила Проторгуева, присаживаясь за свой рабочий стол в избе, где расположился ФАП. — Нет, не говорят. Никто ведь не придёт на это место после меня. А я тут уже 45 лет отработала. Ну да я и не ропщу. У меня в деревне сейчас всего 116 человек живет, но и из них многие сами стараются лечиться. Придешь к пациенту домой, а у него лекарств больше, чем у меня здесь. Так разве ж это большая работа? Вот раньше, когда у нас жителей было больше, да детский сад, да школа — тогда другое было дело. А теперь спокойно.

Впрочем, это ведь с какой стороны посмотреть. На улице уже начинает подмораживать, но в ФАПе жарко натоплена печь, за спиной у Людмилы Витальевны буйствует густая комнатная растительность, а на столе лежит папка с большими буквами ТОС.

— Товарищество общественного самоуправления, — поясняет Людмила Проторгуева. — А я его председатель. Но вы меня так не называйте, лучше просто старостой, так привычнее. Ну, какие у старосты дела? Много. То гуси с коровами не там ходят, то заборы не так ставят. Или вот недавно подписывала заявление в районную администрацию с просьбой вкрутить лампочки на одной из улиц. Уж мы им с этими лампочками надоели, казалось бы такое простое дело, а так долго делается.

Однако создан Веряжский ТОС был отнюдь не для того, чтобы валандаться с невкрученными лампочками, а под проект строительства в деревне часовни Великомученика Фёдора Стратилата. Раньше в Веряже уже была такая часовня, но её уничтожили в годы Великой Отечественной войны. Деньги на строительство новой стали собирать всем миром, первый — самый большой взнос в размере почти 100 тысяч — сделала ныне покойная жительница деревни, затем потянулись остальные. Сдавали, кто по тысяче, а кто и по 100 рублей. Но денег, конечно, не хватало.

— Тогда мы с другой жительницей Веряжи Андреевой Тамарой Леонидовной посоветовались и решили создать ТОС, — вспоминает наша героиня. — И получили грант. Деньги нам выделили на то, чтобы сделать хороший купол. В прошлом году было открытие часовни. Своего батюшки у нас, конечно, нет, приглашаем из Коростыни.

Из тёплого ФАПа мы направляемся посмотреть часовню. В ней чисто, аккуратно и стыло. На стенах висят простые иконы, убранные вышитыми рушниками и бумажными цветами, но у одного из ликов Спасителя старый, потемневший от времени оклад. На нём выбито: «Сей образ нарисован и изукрашен ризою жителем деревни Веряжа и его женой. 1867 год».

— Был же вот у нас когда-то такой умелец, — вздыхает Людмила Витальевна, затем запирает часовню и продолжает свой рассказ: — Когда мы грант получили, я, конечно, вдохновилась. И придумала новый проект. Вдруг под его воплощение тоже денег дадут? Решила я создать в Веряже военный музей. Изба подходящая у нас есть, как раз по дороге к воинскому захоронению, экспонаты я бы тоже нашла. Я в Интернете видела, что в таких музеях выставляют, у меня всё-всё есть. Да мне сказали: «Хватит, Витальевна, не всё же вам гранты получать. Надо людей и в других деревнях поддержать». И я со временем к этой идее остыла.

Впрочем, одним музеем Людмила Проторгуева уже может похвастаться. Для музея русского быта в Веряже она и идейный вдохновитель, и хранитель, и собиратель коллекции. Всего в музее уже более двухсот экспонатов. В числе самых интересных — сапожки, которым 110 лет, медный умывальник (их в музей передали потомки зажиточной семьи Морозовых), швейная машинка, которой тоже больше века, жернова, в которых муку молоть можно хоть сейчас, фунтовый безмен. А еще патефон, детская люлька, старинные умывальники, несчетное количество серпов, керосиновых ламп, кухонной утвари, расшитых гладью полотенец, рушников, кружевных салфеточек, которые передали в музей местные бабушки. В одной маленькой избе уместилась вся жизнь русской деревни от дореволюционных до советских лет.

Сейчас музей в Веряже всё больше пустует, туристы едут проторенными маршрутами в Руссу или Сольцы, где на русский быт тоже можно посмотреть. Но 10 лет назад, когда веряжский музей только открылся, он был одним из первых подобных музеев в области. Людмила Проторгуева с гордостью вспоминает:

— Кто только не приезжал к нам. И москвичи, и питерцы, французы несколько раз были. Эти все никак не могли наглядеться на наши открытки советские, с Лениным, например, да другие праздничные. У меня их в музее целый ящичек собран. А ещё у нас свадьбы играли. Но давно всё это было.

И, правда, давно. Но расстраиваться и унывать явно не в характере Людмилы Витальевны.

— Вы не думайте, что у нас тут совсем уж глухо, — говорит она. — У нас и библиотека, и дом культуры, магазин райповский закрылся, зато есть ларёк, по праздникам коммунисты к Ленину цветы возлагают. И поэт у нас свой есть, и даже вокальная группа «Веряженька». Вот только молодежи активной мало. Если бы была молодежь, мы бы и военный музей сделали. Я бы могла ими руководить.

Когда мы вышли на улицу, показалось, что стало ещё холоднее. На выезде из деревни встречаем наконец-то первого после Людмилы Витальевны местного жителя. Тряская дорога бежит вдоль пустынных полей. Но где-то там, в их глубине, всё равно бьётся жизнь.

Фото Владимира Малыгина