Новгород стал козырем во внешнеполитической игре Михаила Романова
Не прошло и трёх месяцев после того, как шведские солдаты покинули в марте 1617 года Новгород, а уже царь Михаил Фёдорович прислал циркуляр (наказ), который устанавливал для новгородцев правила налаживания торгово-экономических отношений со Швецией.
Не прошло и трёх месяцев после того, как шведские солдаты покинули в марте 1617 года Новгород, а уже царь Михаил Фёдорович прислал циркуляр (наказ), который устанавливал для новгородцев правила налаживания торгово-экономических отношений со Швецией.
Возникает законный вопрос, который мы до сих пор, рассказывая об этом царском наказе, не произносили вслух. Почему Михаил Романов так поспешно ориентировал Новгород на развитие деловых связей со шведами?
По Столбовскому мирному договору между Россией и Швецией мы потеряли весьма значительную территорию, а главное - выход к Балтийскому морю. Напомню, шведский король Густав Адольф, выступая в сентябре 1617 года перед своим риксдагом, сказал: «Великое благодеяние оказал бог Швеции тем, что русские, с которыми мы исстари жили в неопределенном состоянии и в опасном положении, теперь навеки должны покинуть разбойничье гнездо, из которого прежде так часто нас беспокоили. Русские - опасные соседи; границы земли их простираются до Северного, Каспийского и Черного морей, у них могущественное дворянство, многочисленное крестьянство, многолюдные города. Они могут выставлять в поле большое войско, а теперь этот враг без нашего позволения не может ни одного судна спустить на Балтийское море. Большие озера - Ладожское и Пейпус (Чудское. - Г.Р.), - Нарвская область, 30 миль обширных болот и сильные крепости отделяют нас от него. У России отнято море, и, Бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек». Казалось бы, речи о добрососедстве не может быть после этого.
Вторая попытка Владислава
Однако царь Михаил вовсе не собирался упражняться в прыжках «через ручеек». И не потому, что смирился с территориальными потерями, а просто не было для реванша средств и сил. В апреле 1617 года 22-летний польский королевич Владислав, некогда претендовавший на российский престол и даже провозглашенный царем 27 августа 1610 года боярской думой, вдруг решил возобновить попытки. Он двинулся на Москву во главе 11-тысячного войска.
Поход начался весьма удачно. Дорогобуж и Вязьма признали Владислава царем и сдались ему. В Москве началась паника: казна была практически пуста, а армия распущена. Царь обратился за помощью к князю Дмитрию Пожарскому, освободителю столицы в 1612 году, и направил его воеводой в Калугу. Новый летописец так рассказывает эту историю: Пришли из Калуги к государю в Москву всех чинов разные люди и били челом государю со слезами, чтобы государь Калуги литовским людям не выдал, послал бы в Калугу боярина с ратными людьми, потому что пришли в Козельск многие литовские люди, а королевич идет в Вязьму. А били челом, прося, чтобы государь послал именно боярина своего князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Государь их пожаловал и послал в Калугу боярина своего князя Дмитрия Михайловича Пожарского с ратными людьми. Он же едва прошел в Калугу от литовских людей и, придя в Калугу, устроил осаду, и послал к казакам, которые воровали на Северской земле, чтобы шли в Калугу, а вину им государь простил. Они же тотчас пришли в Калугу с радостью и, живя в Калуге, многую службу государю показали.
Российский историк Александр Станиславский в книге «Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории» (1990) пишет об этом важном эпизоде в судьбе страны: «Князь Пожарский имел к тому времени славу лучшего русского полководца и являлся высшим авторитетом для казачества. После многих конфликтов между правительством и казаками ему предстояло разрядить обстановку, добиться возвращения на службу взбунтовавшихся казаков и с их помощью организовать оборону города. Сделать это было тем более трудно, что 5000 руб., которые привез Пожарский, было явно недостаточно для выплаты жалованья более чем 2000 казаков - при существовавших тогда нормах требовалось денег, по крайней мере, вдвое больше... Д.М. Пожарскому удалось справиться с задачей».
Короче говоря, поляков остановили, но не смогли заставить повернуть вспять. Кроме того, Владиславу удалось договориться с украинскими казаками, и в сентябре следующего года, когда королевич снова двинулся к Москве, к нему присоединилась семитысячная армия запорожцев во главе с гетманом Петром Сагайдачным. В ночь на 1 октября начался штурм, но Москва устояла.
После этого между сторонами начались переговоры, завершившиеся 1 декабря подписанием Деулинского (по названию деревни в окрестностях Троице-Сергиева монастыря) перемирия. Условия его были для нас тяжелыми: отдали Литве городов московских: Смоленск, Белую, Невель, Красный, Дорогобуж, Рославль, Почеп, Трубческ, Себеж, Серпейск, Стародуб, Новгородок, Чернигов, Монастырский - и записями укрепились (Новый летописец), - но мир был необходим России. Кроме того, заблаговременно Михаил Федорович начал внушать королю Густаву, что союз России и Швеции против Польши полезен и необходим обеим странам.
Вместе против Сигизмунда
Правда, после заключения Столбовского мира шведам несладко приходилось в тех областях, которые отошли к ним от России. Шведские дипломаты постоянно жаловались русскому царю, что невозможно ходить по улицам: над шведами все смеются, называют их салакушками (от «салака». - Г.Р.) и куриными ворами и другими позорными именами. Кроме того, вопреки условиям Столбовского мира о беспошлинной торговле русские продолжали брать со шведских купцов большой мыт.
В принципе эти проблемы могли бы быть шведами легко решены: под ружьем у короля Густава была регулярная 70-тысячная армия, которая могла бы блокировать Северо-Запад России и навести там такой порядок, какой устраивает Стокгольм. Но в 1617 году в Европе разразилась Тридцатилетняя война, одним из центров напряжения которой было Балтийское море, то есть контроль над ним.
В результате Польша и Швеция оказались по разные стороны от линии фронта. Это обстоятельство способствовало ускоренному сближению России и Швеции. Одним из свидетельств тайной и тонкой дипломатии царя Михаила Федоровича и был новгородский наказ 1617 года, призванный обеспечить доверие между странами и рост благосостояния Новгорода.
Страх-голод
Теперь мы переходим непосредственно к тексту наказа, поскольку этот документ очень красноречивый, и не стоит его пересказывать своими словами. Достаточно просто перевести с древнерусского. Правда, преамбулой к уставу шведско-русских торговых отношений является еще одно предостережение царя об условиях делового партнерства: Какие русские и приезжие люди - псковичи и из всех псковских пригородов и из московских городов жильцы - захотят торговать в Великом Новгороде хлебом и всяким съестным товаром и иною мелкою рухлядью, и лавки захотят ставить в городе на Торговой стороне, тем велеть лавки ставить и торговать на посаде на Торговой стороне, а пошлины велеть с них головам брать по-прежнему, как бывало наперед сего. Но беречь накрепко, чтоб русские люди и немцы за рубеж в литовские и в немецкие города, и во весь литовской и немецкой уезд с хлебом (пшеницей. - Г.Р.), с рожью, с мукою, с печеным хлебом, с калачами и с иным съестным запасом самостоятельно не ездили. А немцы и латыши, приезжая в Новгород, у порубежных людей хлеба и иного никакого товару не покупали, и животину не гоняли за рубеж в немецкие места. И заморские торговые люди из Новгорода хлеба и иного всякого съестного запасу в Орешек, в Корелу, в Яму, Копорье, в Ивангород, в Ругодив и в заморские города самостоятельно пусть не возят. А когда немцы поедут из Новгорода, поторговав в свои города в судах или сухим путем, им в дорогу позволить печеного хлеба купить немного, смотря по людям, сколько нужно, чтоб кому до которого города доехать.
Почему, кажется, частному вопросу уделяется столько места в послании царя? Да потому что Россия после многих лет войны с Польшей, а потом и Швецией лежала в руинах, голодала. И только «с конца десятых, особенно начала двадцатых годов, то есть с умирением «земли», наступило наконец время покоя. Начинается восстановление хозяйства в деревне и городе. Крестьяне возвращаются к заброшенным землям, распахивают новые участки, особенно на окраинах - южнее Оки и в Среднем Поволжье, Приуралье и Западной Сибири, - читаем в книге «Романовы. Исторические портреты. 1613-1762» (1997). - Курс правительства царя Михаила на заселение новых земель давал плоды - расширение запашки, рост доходов казны, обогащение феодалов, светских и духовных. Но оживление в сельском хозяйстве не сопровождалось заметным улучшением агротехнических приемов. Отсюда - частые неурожаи, недороды, голод, и не только в городах, войске, но и в деревне». Неурожаев и, как следствие, народных волнений, бунтов и боялся царь.
Вместо эпилога
Далее в наказе идет речь уже о непосредственных мерах поддержки иностранных купцов: Сделать для немцев Гостиный двор на Торговой стороне по посольскому договору и занять место невеликое острогом. А еще дворы извозные извозчикам учинить. А извозчиков набрать, сколько нужно, глядя по заморскому водному приезду и по привозу, да тем извозчикам с судов на Гостиный двор всякие товары велеть возить, а кроме них никому в извозе не быть. И тех извозчиков изоброчить оброком, каким их пятиконецкие старосты и целовальники обложат. Как видим, даже организация складирования и подвоза товаров указывала на то, что Михаил Романов был сторонником монопольной системы торговли с заграницей. Дальнейший текст наказа полностью подтверждает такую версию. Да и не было у царя тогда иного пути. Только концентрируя в своих руках все рычаги регулирования и управления, можно было надеяться на скорое восстановление страны. А это было насущной необходимостью, поскольку территориальные потери следовало возвращать.
По Столбовскому мирному договору между Россией и Швецией мы потеряли весьма значительную территорию, а главное - выход к Балтийскому морю. Напомню, шведский король Густав Адольф, выступая в сентябре 1617 года перед своим риксдагом, сказал: «Великое благодеяние оказал бог Швеции тем, что русские, с которыми мы исстари жили в неопределенном состоянии и в опасном положении, теперь навеки должны покинуть разбойничье гнездо, из которого прежде так часто нас беспокоили. Русские - опасные соседи; границы земли их простираются до Северного, Каспийского и Черного морей, у них могущественное дворянство, многочисленное крестьянство, многолюдные города. Они могут выставлять в поле большое войско, а теперь этот враг без нашего позволения не может ни одного судна спустить на Балтийское море. Большие озера - Ладожское и Пейпус (Чудское. - Г.Р.), - Нарвская область, 30 миль обширных болот и сильные крепости отделяют нас от него. У России отнято море, и, Бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть через этот ручеек». Казалось бы, речи о добрососедстве не может быть после этого.
Вторая попытка Владислава
Однако царь Михаил вовсе не собирался упражняться в прыжках «через ручеек». И не потому, что смирился с территориальными потерями, а просто не было для реванша средств и сил. В апреле 1617 года 22-летний польский королевич Владислав, некогда претендовавший на российский престол и даже провозглашенный царем 27 августа 1610 года боярской думой, вдруг решил возобновить попытки. Он двинулся на Москву во главе 11-тысячного войска.
Поход начался весьма удачно. Дорогобуж и Вязьма признали Владислава царем и сдались ему. В Москве началась паника: казна была практически пуста, а армия распущена. Царь обратился за помощью к князю Дмитрию Пожарскому, освободителю столицы в 1612 году, и направил его воеводой в Калугу. Новый летописец так рассказывает эту историю: Пришли из Калуги к государю в Москву всех чинов разные люди и били челом государю со слезами, чтобы государь Калуги литовским людям не выдал, послал бы в Калугу боярина с ратными людьми, потому что пришли в Козельск многие литовские люди, а королевич идет в Вязьму. А били челом, прося, чтобы государь послал именно боярина своего князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Государь их пожаловал и послал в Калугу боярина своего князя Дмитрия Михайловича Пожарского с ратными людьми. Он же едва прошел в Калугу от литовских людей и, придя в Калугу, устроил осаду, и послал к казакам, которые воровали на Северской земле, чтобы шли в Калугу, а вину им государь простил. Они же тотчас пришли в Калугу с радостью и, живя в Калуге, многую службу государю показали.
Российский историк Александр Станиславский в книге «Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории» (1990) пишет об этом важном эпизоде в судьбе страны: «Князь Пожарский имел к тому времени славу лучшего русского полководца и являлся высшим авторитетом для казачества. После многих конфликтов между правительством и казаками ему предстояло разрядить обстановку, добиться возвращения на службу взбунтовавшихся казаков и с их помощью организовать оборону города. Сделать это было тем более трудно, что 5000 руб., которые привез Пожарский, было явно недостаточно для выплаты жалованья более чем 2000 казаков - при существовавших тогда нормах требовалось денег, по крайней мере, вдвое больше... Д.М. Пожарскому удалось справиться с задачей».
Короче говоря, поляков остановили, но не смогли заставить повернуть вспять. Кроме того, Владиславу удалось договориться с украинскими казаками, и в сентябре следующего года, когда королевич снова двинулся к Москве, к нему присоединилась семитысячная армия запорожцев во главе с гетманом Петром Сагайдачным. В ночь на 1 октября начался штурм, но Москва устояла.
После этого между сторонами начались переговоры, завершившиеся 1 декабря подписанием Деулинского (по названию деревни в окрестностях Троице-Сергиева монастыря) перемирия. Условия его были для нас тяжелыми: отдали Литве городов московских: Смоленск, Белую, Невель, Красный, Дорогобуж, Рославль, Почеп, Трубческ, Себеж, Серпейск, Стародуб, Новгородок, Чернигов, Монастырский - и записями укрепились (Новый летописец), - но мир был необходим России. Кроме того, заблаговременно Михаил Федорович начал внушать королю Густаву, что союз России и Швеции против Польши полезен и необходим обеим странам.
Вместе против Сигизмунда
Правда, после заключения Столбовского мира шведам несладко приходилось в тех областях, которые отошли к ним от России. Шведские дипломаты постоянно жаловались русскому царю, что невозможно ходить по улицам: над шведами все смеются, называют их салакушками (от «салака». - Г.Р.) и куриными ворами и другими позорными именами. Кроме того, вопреки условиям Столбовского мира о беспошлинной торговле русские продолжали брать со шведских купцов большой мыт.
В принципе эти проблемы могли бы быть шведами легко решены: под ружьем у короля Густава была регулярная 70-тысячная армия, которая могла бы блокировать Северо-Запад России и навести там такой порядок, какой устраивает Стокгольм. Но в 1617 году в Европе разразилась Тридцатилетняя война, одним из центров напряжения которой было Балтийское море, то есть контроль над ним.
В результате Польша и Швеция оказались по разные стороны от линии фронта. Это обстоятельство способствовало ускоренному сближению России и Швеции. Одним из свидетельств тайной и тонкой дипломатии царя Михаила Федоровича и был новгородский наказ 1617 года, призванный обеспечить доверие между странами и рост благосостояния Новгорода.
Страх-голод
Теперь мы переходим непосредственно к тексту наказа, поскольку этот документ очень красноречивый, и не стоит его пересказывать своими словами. Достаточно просто перевести с древнерусского. Правда, преамбулой к уставу шведско-русских торговых отношений является еще одно предостережение царя об условиях делового партнерства: Какие русские и приезжие люди - псковичи и из всех псковских пригородов и из московских городов жильцы - захотят торговать в Великом Новгороде хлебом и всяким съестным товаром и иною мелкою рухлядью, и лавки захотят ставить в городе на Торговой стороне, тем велеть лавки ставить и торговать на посаде на Торговой стороне, а пошлины велеть с них головам брать по-прежнему, как бывало наперед сего. Но беречь накрепко, чтоб русские люди и немцы за рубеж в литовские и в немецкие города, и во весь литовской и немецкой уезд с хлебом (пшеницей. - Г.Р.), с рожью, с мукою, с печеным хлебом, с калачами и с иным съестным запасом самостоятельно не ездили. А немцы и латыши, приезжая в Новгород, у порубежных людей хлеба и иного никакого товару не покупали, и животину не гоняли за рубеж в немецкие места. И заморские торговые люди из Новгорода хлеба и иного всякого съестного запасу в Орешек, в Корелу, в Яму, Копорье, в Ивангород, в Ругодив и в заморские города самостоятельно пусть не возят. А когда немцы поедут из Новгорода, поторговав в свои города в судах или сухим путем, им в дорогу позволить печеного хлеба купить немного, смотря по людям, сколько нужно, чтоб кому до которого города доехать.
Почему, кажется, частному вопросу уделяется столько места в послании царя? Да потому что Россия после многих лет войны с Польшей, а потом и Швецией лежала в руинах, голодала. И только «с конца десятых, особенно начала двадцатых годов, то есть с умирением «земли», наступило наконец время покоя. Начинается восстановление хозяйства в деревне и городе. Крестьяне возвращаются к заброшенным землям, распахивают новые участки, особенно на окраинах - южнее Оки и в Среднем Поволжье, Приуралье и Западной Сибири, - читаем в книге «Романовы. Исторические портреты. 1613-1762» (1997). - Курс правительства царя Михаила на заселение новых земель давал плоды - расширение запашки, рост доходов казны, обогащение феодалов, светских и духовных. Но оживление в сельском хозяйстве не сопровождалось заметным улучшением агротехнических приемов. Отсюда - частые неурожаи, недороды, голод, и не только в городах, войске, но и в деревне». Неурожаев и, как следствие, народных волнений, бунтов и боялся царь.
Вместо эпилога
Далее в наказе идет речь уже о непосредственных мерах поддержки иностранных купцов: Сделать для немцев Гостиный двор на Торговой стороне по посольскому договору и занять место невеликое острогом. А еще дворы извозные извозчикам учинить. А извозчиков набрать, сколько нужно, глядя по заморскому водному приезду и по привозу, да тем извозчикам с судов на Гостиный двор всякие товары велеть возить, а кроме них никому в извозе не быть. И тех извозчиков изоброчить оброком, каким их пятиконецкие старосты и целовальники обложат. Как видим, даже организация складирования и подвоза товаров указывала на то, что Михаил Романов был сторонником монопольной системы торговли с заграницей. Дальнейший текст наказа полностью подтверждает такую версию. Да и не было у царя тогда иного пути. Только концентрируя в своих руках все рычаги регулирования и управления, можно было надеяться на скорое восстановление страны. А это было насущной необходимостью, поскольку территориальные потери следовало возвращать.
Геннадий РЯВКИН
