Воскресенье, 22 декабря 2024

11 марта 2022
Василий Дубовский

Окопная правда бывшего командира отделения луганского ополчения мамы Веры

Командир отделения ополчения ЛНР Вера Проскурина рассказала «Новгородским ведомостям» о восьми годах жизни под бомбёжками.

«В «ЛНР» боевики объявили 2022 годом «Молодой гвардии»: Пасечник почтил память хулиганов из Краснодона» — как вам новостной заголовок? Понятно, что в самом Краснодоне так не пишут — это информационный привет с «жовто-блакитной» стороны. И это вполне логично: если «Бандера — наш герой», то кто тогда молодогвардейцы? Их борьба — не борьба, их жизни — не жизни. И русский Донбасс — это просто «особи», как выразился один особенный президент, ныне вещающий из бункера. И некому было спасти этих людей, кроме России.

— Всё правильно сделала Россия, — я заново узнаю этот голос в телефонной трубке.

На «проводе» — Краснодон. Вера Проскурина, командир отделения ополчения ЛНР. Командовала она по хозяйственной части и медицинской. Это уже в прошлом.

— Мне на днях исполнилось 64, — говорит она. — Нестроевая я. Нервы, слёзы, давление, таблетки. Восемь лет прошло, как Украина на нас напала. Бомбили, расстреливали. Краснодону нашему повезло, что граница близко. Каких-то полтора десятка километров — и Россия. Но война всё это время оставалась рядом. Она грохотала, убивала наших земляков. Молодец Путин. Молодцы все, кто пошёл за нас: русские, белорусы, чеченцы... Не было другого способа положить конец безумию, восстановить мир.

Вере Пантелеевне не впервой давать интервью. Иные журналисты у нее даже «забиты» в телефонную книжку. Дима, то ли с «Вестей», то ли с «Лайв ньюс», кто-то ещё. Самый популярный вопрос: как вы, многодетная мама и бабушка?.. «А вот так! — отвечает Пантелеевна. — Двадцать кило скинула и бегаю по окопам», — это из публикации в «НВ» семилетней давности.

Мама Вера (такой у неё был позывной в ополчении) приезжала в Великий Новгород к дочери. Вика потом переехала в южный русский город, ближе к родине. Из шестерых детей Веры и Николая Проскуриных в России сейчас двое. Семья мало-помалу собирается снова. Кто-то никуда и не уезжал, был в ополчении. Как мама.

Она хотела защитить их всех. Мол, я-то своё пожила, а вам не надо под пули. Свой выбор сделала с самого начала, оказавшись в круговерти событий, последовавших за насильственной сменой власти на Украине. Была среди тех, кто занимал административные здания в Луганске, потом — инспектором на референдуме.

Референдум состоялся через считанные дни после одесской «Хатыни». Донбасс знал, чего ждать от «нациков». Они «зашли в Новосветловку, это километрах в тридцати от Краснодона. Согнали людей в церковь, сами окопались рядом. Потом ходили по домам со списками на руках, расстреливали проголосовавших на референдуме. Отступая, расстреляли женщин, работавших на них на кухне. В Красном Партизане, проезжая мимо роддома, убили женщину с дитём на руках...» — это тоже Вера Пантелеевна рассказывала нам в 2015-м. Буквально по горячим следам.

Рассказывала и о том, как политика рвёт родственные связи. Про своего западно-украинского племянника, убеждённого, что это Россия бомбит Донбасс. Пусть бы приехал, посмотрел на разбитые школы, детсады, больницы — это же Украина по ним лупила! Целенаправленно. Не хочет, не верит.

«У нас были пленные из его Тернополя. Один сказал, что им обещали на востоке земли, дома. Даром! Наши дома! Мы же Украине не нужны, мы неправильно тут родились и живём. Занимаем земли, принадлежащие нации. Вот и фугуют, чтоб сам дух наш отсюда выветрился. Города — в развалинах, поля похожи на решето».

«Здесь мой дом». Фото из архива Веры Проскуриной

Так что же теперь, когда Россия демилитаризирует и денацифицирует Украину? Когда война может достичь того самого Тернополя, а непонимание и вражда стремятся к своему апогею, когда «цивилизованный мир», долгие годы пестовавший проект «Анти-Россия», кажется, вот-вот захлебнётся в русофобской истерике, — что теперь?

— Что будет, то будет, — отвечает Вера Пантелеевна. — Нас уже нечем напугать. Я верю в Россию. Она была, есть и будет. Она непобедима. Мы по-бе-дим! Это неправильно — желать бед тем, кому было плевать на наши слёзы. Но, честное слово, будь у меня бомба, наподобие той, о которой мечтает главный украинский артист, я, не задумываясь, «подарила» бы её НАТО. И вот прости меня, Боже, но мне не жалко той украинки, которой я в 2014 году звонила, чтобы по-человечески сообщить, что её сын погиб и как он погиб. Свои же расстреляли. Может, не хотел воевать с нами, может, ещё что… Мы нашли его паспорт и телефон. И что мне сказала его мать? «Слава Украине! Героям слава! Шоб ты сдохла, падла!». Это мать? Вы же сами своим сыновьям берцы покупаете, чтобы шли нас топтать — убивать и грабить. С вашего родительского благословения и ваших священников. А наш православный батюшка сказал: «Терпите!». И мы терпим. Ваши воины машинами везли добро с Донбасса. И детские игрушки, и даже, извините, нижнее бельё — всё впрок патриоту. Всё ему спишется. Они же там как зомби. Но думают, конечно, что это мы — насквозь пропагандированные. Даже харьковские родственники, и те от нас отказались. Спрашивали у дочки: почему твоя мама говорит, как российский телевизор? Она им ответила: «Моя мама говорит так, как у нас говорят в окопах!». Пусть это жёстко прозвучит, но я тоже спрошу: «Что ж вы не скачете, хлопчики? Что ж вы не кричите: «Москаляку на гиляку!»? Или хватит уже? Допрыгались? Может, вы сами виноваты, что теперь грохочет не только у нас? Может, почувствовав себя в нашей шкуре, наконец задумаетесь, откуда беды украинские? Не оттого ли, что на крови простых людей кто-то продолжает делать деньги?

У неё — настоящий южнорусский говор: и «шо», и специфический этот звук «гэ». И что? И шо? Они там на Донбассе ничего особенного не хотели. Это их родина. Это её, Веры Проскуриной, розы и виноград под окнами. Соседи и друзья на улице. С ними по-особому сблизила общая судьба. Всё, что довелось пережить. Чтобы жить, как жили. Говорить по-русски. Думать по-русски. Никак не назло украинскому, который им также понятен. Если же кому-то не нравится такая позиция, то, будьте любезны, оставьте в покое. Нет, надо было, чтобы все 40 миллионов орали «славу».

На днях вышла статья в британской «Daily mail» — более или менее внятный голос разума. Питер Хитченс, автор публикации от 5 марта, пишет о своём пребывании в Крыму и на Донбассе в 2010 году. С его слов, уже тогда он увидел то, что будет или может быть. В тихий полдень в кафе города Горловка он понял очевидную вещь: эти люди, наслаждающиеся русским пивом и слушающие музыку русских радиостанций, надеются и ждут, что их будущее окажется с Россией. Навязываемая искусственно украинскость ими отторгается.

Это же так просто. Кто бы забрал Крым против воли самих крымчан? Они ещё до всяких майданов «отталкивали» от родных берегов натовские корабли. «Европейский выбор» Украины почему-то предполагал отторжение от России, демонстративную враждебность. Режим этнократии почему-то не противоречил «европейским ценностям». Видимо, русские — народ-исключение. Они не представляют ценности. Что, они не согласны? Может, американские ракеты под носом у Москвы их образумят?

И теперь мы хватаем новости на лету. Нас раздирает между человеколюбием и геополитической необходимостью. Война же. Она не бывает без жертв. Все переживания и споры, в конце концов, упираются в одно: могло ли быть по-другому? Едва ли.

А сохранился бы в Краснодоне музей «Молодой гвардии», если ВСУ и нацбаты сломили бы Донбасс? «Мы не можем никому позволить растоптать нашу историю, — говорил в интервью российскому ТВ в январе нынешнего года глава ЛНР Леонид ПАСЕЧНИК. — Это наша жизнь, наша земля, наша вера».

Молодогвардейцы — гордость и знамя Донбасса. Хотим мы того или нет, но бывают такие моменты, когда сама жизнь вынуждает определиться: кто мы, во что верим, чьей поклоняемся памяти. Вера Проскурина, её товарищи и земляки выдержали это тяжёлое испытание. Остались самими собой.

Теги: Донбасс, ДНР, ЛНР, Россия, Украина