{thumbimage 150px 1}Она умна, бескомпромиссна, ее вердикта ждут и боятся театральные и кинопостановщики. Она — плодовитый писатель, автор таких бестселлеров, как «Она что-то знала», «Люблю и ненавижу», «Смерть — это все мужчины». Она — Татьяна МОСКВИНА. Она приехала в Великий Новгород на Дни чтения, ежегодно проводимые в начале апреля. Говорит, что перемена мест вдохновляет и что иногда после поездок по небольшим провинциальным городкам у нее возникают идеи рассказов. Или эссе.
— Татьяна Владимировна, в начале марта стартовал очередной марафон за обладание национальной премией «Большая книга». Вы — в числе соискателей. Что дает вам участие в таких литературных смотрах?
— Для писателя премии — это в первую очередь возможность получить чуточку всеобщего внимания, которого ему в современной жизни не хватает. Ну и потом, победа сулит автору рост, правда, не очень длительный, продаж книги, за которую он получил премию. В России сейчас в области художественной литературы вручаются три серьезные премии — «Русский Букер», «Национальный бестселлер» и «Большая книга». Те авторы, которые попадают в так называемый «короткий список» этих премий, безусловно, достойны внимания читателей, поскольку через слишком большие фильтры пропускаются эти сочинения. Но при этом сказать, что победа всегда достается лучшей с точки зрения литературных достоинств работе, нельзя. Есть случайные вещи, есть и конъюнктурные. Но этим грешат не только отечественные смотры такого рода. Возьмите Нобелевскую премию. Всегда ли она достается достойным авторам? Нет. Очень часто ее присуждают не за прорыв в литературе, а вообще за сочувствие высокому и прекрасному. Последние несколько лет так и было, и когда в прошлом году премия была вручена замечательному автору Марио Варгасу Льоса, многие немало удивились.
По поводу литературных премий у меня есть одна теория, которая возникла из наблюдений. Часто авторы, получившие признание, почему-то перестают писать. У Маяковского в «Бане» портретист Бельведонский говорит чиновнику Победоносикову: «Самоуважение у вас, товарищ Победоносиков, титаническое!». Вот, видимо, и многие из моих коллег, получив престижную премию, тоже проникаются к себе титаническим самоуважением. Но поскольку я еще ни разу не становилась обладательницей премий за художественную литературу, только в «короткий список» попадала, то не могу сказать, насколько верна или нет эта моя теория. Надо на себе испытать…
— Как критик вы не щадите не только актеров и режиссеров, но и коллег по писательскому цеху. Составьте, пожалуйста, некий рекомендательный список лучших, на ваш взгляд, современных авторов.
— Владимир Маканин, Людмила Петрушевская, Павел Крусанов, Людмила Улицкая, Ольга Славникова, Юрий Арабов, лауреат премии «Русский Букер-2010» Елена Колядина, Борис Акунин…
— Но Акунин, на мой взгляд, выбивается из этого списка писателей-интеллектуалов?
— Акунин — это хорошо продуманный и реализованный коммерческий проект. Его книгами заинтересовались в Голливуде. Оно и понятно: Григорий Чхарташвили пишет хорошим языком, рассчитаны его книги на неглупого обывателя, которому хочется немного развлечься. Но его произведения лишены того, что составляет прелесть живой литературы, — горячего дыхания, теплоты от прикосновения человеческой руки, того мироощущения, которое долго созревает в нас и которое мы потом можем явить миру со всеми его переживаниями. Но это не значит, что его не нужно и не можно читать.
У меня с Акуниным произошел интересный случай. Журнал «Театр» готовил номер, посвященный его творчеству, и мне была заказана статья. Я анализировала, почему, затеяв игру в русскую литературу, Акунин наделил своего главного героя — Эраста Фандорина — способностью всегда побеждать в азартных играх. Ну вот такая писательская привилегия. Я написала, что в борьбе добра со злом светлая сторона отнюдь не всегда одерживает верх и что в обычной жизни в азартных играх чаще случаются проигрыши. А Фандорин играет, ничем не рискуя. И выделила в тексте курсором: «Вообще-то, это не честно». И дальше пояснила, что в его постоянных выигрышах есть что-то от лукавого. Статью мою опубликовали.
Прошло какое-то время. Купила я сборник рассказов Бориса Акунина, каждый из которых написан стилем какого-то известного автора. Читаю рассказ, очень похожий на повествование Артура Конан Дойла, по ходу которого у Фандорина возникают проблемы, и он размышляет, а не развеяться ли ему — не сходить ли в казино. И тут вижу выделенную курсором строку: «Но это будет нечестно». Григорий Чхарташвили как умный человек и писатель с юмором ответил мне не где-нибудь, а на страницах своей книги. Фандорин не пошел в казино и естественно, ничего не выиграл.
— Есть ли какие-нибудь объективные критерии оценки уровня произведений искусства, или мы навсегда обречены на субъективный подход?
— Проверка временем — нет более объективного критика и ценителя. Минимальный временной отрезок, достаточный для того, чтобы судить о ценности произведения, на мой взгляд, — 25 лет. Мне как кинокритику интересны все фильмы, вышедшие 25 лет назад. Чем? Интерьерами, одеждой, прическами, тем, какими были города, даже походкой героев. Но в отношении литературы все несколько иначе. Кажется, что вот произведение, которое достойно пройти испытание временем, но нет, буквально через несколько лет после выхода в свет о нем забывают. Когда-то конная милиция сдерживала желающих прорваться на творческие встречи Ильи Оренбурга, но уже в 70-е годы прошлого века его мало кто читал, хотя, бесспорно, автор он хороший. На вечную славу книг влияют порой даже не художественные достоинства, а придуманные авторами мегаобразы. Александра Дюма нельзя назвать величайшим писателем, но королева Марго и мушкетеры — мегаобразы, спутники человечества. Конан Дойл — тоже не больших достоинств автор, но его Шерлок Холмс — герой для всех времен и народов. Эти авторы — не стилисты, у них в произведениях нет глубоких мыслей, но они создали большого обаянья чудных книжных призраков, которые вызывают у читателей к жизни все новые чувства и соображения.
— Вашему первому роману «Смерть — это все мужчины» еще далеко до 25-летнего возраста, когда можно будет сказать, что он прошел проверку временем. Но книга несколько раз переиздавалась…
— В художественную литературу я пришла, когда мне было уже за 40. В этом возрасте нельзя себе позволить входить неспешно, нужно — как кулаком по столу, и чтоб посуда зазвенела. Вот я и стукнула так. Вообще, за название романа я зацепилась давно. «Смерь — это все мужчины» — строчка из стихотворения Иосифа Бродского «Холмы». Когда я прочла его впервые, помню, подумала, что это сочетание слов идеально подходит для коммерческого проекта: сразу два привлекательных для публики слова — смерть и мужчины. Я даже начинала, но давно, писать некий монолог под этим названием, но потом забросила. А вот когда шесть лет назад принесла в издательство накопившиеся у меня эссе, редактор предложил попробовать себя в художественной литературе. Тогда-то и решила вернуться к начатой работе. Я хорошо представляла себе девушку с ножом в руках, всю силу ненависти, скопившуюся в человеке, который противопоставил себя миру и предъявляет ему счет. Работала запоем. Судя по тому, что роман уже шесть раз переиздавался и каждый новый тираж находит своего читателя, работа удалась.
— Не могу обойти стороной тему кинематографа. Вы критически относитесь и к современным молодым актерам, и к сериалам, даже по мотивам классических произведений, и к полнометражным фильмам на потребу зрителя. Какие картины не оставили вас равнодушной?
— На самом деле хороших фильмов довольно много, другой вопрос, что они никогда не попадут в широкий прокат, ориентированный сегодня исключительно на прибыль. Посмотрите фильм Бориса Хлебникова «Сумасшедшая помощь», «Бубен, барабан» с Натальей Негодой в главной роли, Андрей Звягинцев сделал «Фауста». Недавно Никита Михалков показывал мне довольно большой фрагмент третьей части «Утомленных солнцем». Если в «Предстоянии» сам он играет эпизодами, то в «Цитадели» много и хорошо. Герой, после всех потерь и краха в жизни, возвращается в свой старый дом. А там тоже все изменилось, любимая женщина уезжает, и не находит он там спасения. И вот в этот период отчаяния он видит свадьбу, а жених — инвалид. Во время торжества люди и плачут, и дерутся, и любят друг друга. И герой включается в этот общий человеческий поток и уходит от своего несчастья. Фильм обещает быть интересным. Посмотрите картину «Поп» Владимира Хотиненко. Она не безупречна, но прекрасный актерский состав — Сергей Маковецкий и Нина Усатова, находки режиссера, глубина проработки тем служения Отечеству и веры в Бога — все это делает фильм одним из лучших за последние годы.
— Вы — человек верующий. Но крестились уже в сознательном возрасте, и решение это было спонтанным…
— В итоге оказалось, что я дважды крещенная. Родители мои были верующими, но родилась я, когда верить в Бога было нельзя по заветам партии и правительства. Родители меня окрестили тайно. И молчали об этом, пока я была ребенком и когда повзрослела тоже. А в 1995 году Никита Михалков проводил Московский кинофестиваль и после закрытия решил устроить путешествие на теплоходе по Волге. Весь свет отечественного кинематографа был, и даже гости из Голливуда. Остановились мы у острова посреди реки — там Макарьевский монастырь стоит. Мой муж спросил, не хочу ли я покреститься. Я отнекивалась, но он договорился и повел меня в храм. Меня окрестили. Возвращаемся назад, а теплоход уже отходить собирается, Михалков побежал к капитану, тот повременил с отплытием. Бежим мы, а кругом солнце играет, из динамиков теплохода Шаляпин поет, а на палубе нас Ричард Гир встречает — беспокоился, что опоздаем. Вот так я крестилась во второй раз.
И вера для меня — это не православие головного мозга, когда один свод правил для всех случаев жизни и отступать от него нельзя. Все мы — существа слабые, грешные, и уже если прощена Блудница, то думаю, нас Создатель простит обязательно. Я за веру, когда с солнцем вокруг, когда теплый характер заботы о жизни и любви к людям…
Людмила ДАНИЛКИНА
Фото автора
Фото автора
