Вдохновение приходит ночью во время Ч
Ближе к полуночи тёмный зал библиотеки «Читай-город» освещается только большим, светящимся экраном проектора. Экран белый, а лица рассевшихся напротив него слушателей отливают синевой.
Ночь в самом разгаре, и диалог (иногда монолог, а чаще полилог) здесь идёт живо и, кажется, довольно давно. Пригнувшись, пробираюсь на одну из последних скамеек и из синего многоголосия вычленяю один мужской голос:
— Я, может, не в тему это скажу, но у некоторых поэтов к писательству тяга, как к наркоте. Вот взять двух друзей: Мариенгофа и Есенина. Мариенгоф писал так, чтобы сам процесс эстетическое наслаждение доставлял, он писал для кайфа. А у Есенина была тяга. Ему не важно было, в чём писать и что пить при этом: пиво или кофе, ну не мог он не писать. Ему это нужно было ну… как обдолбаться.
Тут, вероятно, следует сразу же принести извинения части наших читателей, непривычных к тому, чтобы о последнем певце деревни говорили в подобном тоне, потому что и я то, о чём говорил этот молодой человек, понимаю, да и говорил он, вероятно, о самом себе. В конце концов, третья всероссийская сетевая акция «Библионочь», прошедшая в Новгороде на прошлых выходных, — самое подходящее место для сбора людей, для которых писательство и чтение — натуральный наркотик, и которых, поговаривают недоброжелатели, на самом деле давно не осталось.
Лежал бы я в могиле
— А мне Мариенгоф нравится больше, — отвечает на слова про наркоту человек в синей футболке супермена, московский писатель Олег Швец. Он один сидит к белому экрану не лицом, а спиной, потому что он-то здесь и проводит мастер-класс по писательскому мастерству.
— Он интересный, они с Есениным просто разные. Я не говорю, что кто-то лучше.
— Он удивительный: «Она упала на пол и хохотала ногами, как собака хвостом». Это же обалденнейше! Раз уж вы меня тут убеждали, что творчество — это сплошное волшебство, то вот Есенин: не может не писать, кровью ручки заправляет, всё время пытается высказаться. Вот это и есть, с моей точки зрения, волшебство. А вот то, как он высказывается, то, какие слова он подбирает и в каком объеме, в этом уже никакого волшебства нет. Это техника. И чем больше он это делает, тем лучше получается. Это чистый хоккей.
— Я недавно пришел, не знаю, была ли уже такая версия… — говорит кто-то, чьё лицо с моей Камчатки не разглядеть.
— Ничего, мы потерпим, — обнадёживает Швец.
— Я много об этом думал и пришел к мысли, что всё на самом деле уже написано и нарисовано, оно уже существует. Просто автор в какой-то момент своим сознанием высвечивает этот участок для окружающих.
— А по Интернету вообще байка ходит, что в начале ХХ века какое-то научное общество, кажется, английское, выступило с заявлением, что всё уже изучено и открытий больше не будет. И ничего! Мне кажется, что у всех есть какой-то этап, на котором мы чувствуем, что уже всё сделано. Сейчас есть куча мнений, что всё, что мы пишем, — это на самом деле гипертекст, в котором каждая строчка уже на что-то ссылается в прошлом или в настоящем. И иногда человек этого сам не понимает. А к нему подходят и говорят: «Ого! Как ты это написал, как будто твоей рукой Господь Бог водил!» — слева от меня аудитория взрывается безудержным хохотом, кажется, эти ребята в теме, о чём речь. Швец продолжает. — Или хуже ещё говорят: «Ого! Что это ты написал? Это же чистая порнография!». А у тебя в тексте ни одной голой ноги. Как они их там видят? А бывает, написал, и вдруг выясняется, что кто-то это тоже уже написал и причем почти такими же словами. И хорошо, если сейчас, а если 50 или 100 лет назад? Вот и думаешь тогда: был бы я первый, лежал бы сейчас в красивой могиле и меня бы печатали в учебниках (снова хохот и аплодисменты). Но ведь всё равно всегда находятся люди, которым открывается и что-то новое.
— Да, — соглашается человек из зала. — Только я не про это вам говорил.
Курочка Ленин
В других залах библиотеки в отличие от того, в котором засел Швец со своими слушателями, ярко и шумно. «Библионочь» как всероссийская акция проводится в третий раз и за это время уже успела сформировать свои собственные правила, главное из которых, пожалуй, одно: время в эти ночи в библиотеках бежит не от открытия до закрытия, а как ему вздумается. Вот и я предлагаю, отмотав киноленту «Библионочи» минут на 30, пустить время от полуночи назад.
Смеркается. На крыльце библиотеки, повернувшись спиной к томикам классиков, с недавних пор украшающим вход в «Читай-город», покуривают юные и не очень читатели. Все места для парковки велосипедов заняты. Дверь в библиотеку не закрывается, пропуская нас и свежий воздух, в котором, к счастью, уже не чувствуется табак. Справа от входа нет никакой возможности пробиться во фримаркет, где книги отдают и меняют за так, слева огромный ватман во всю стену расписывают кто во что горазд художники талантливые и прочие. Тут же пьют чай и кофе с круассанами, разговаривая, наблюдают, как на двух жёлтых дверях, ранее довольствовавшихся скромными буквами «М» и «Ж», вырастают фигурки девочки и мальчика в человеческий рост. Как того и требует концептуальное искусство, фигурки складываются не из какого-нибудь там сора, а из монолога Гамлета: быть или не быть и далее по тексту.
Вообще, художники работают сразу на нескольких площадках библиотеки, в детском уголке девочка с африканскими косичками, забравшись на стремянку, рисует огромную голубую рыбу-кит, на которой расположился чудо-город. За спиной у художницы читают сказки вслух, сперва детям, а потом, когда детей родители уводят спать, самим себе. Девочка в салатовых брюках и такого же цвета волосами уговаривает высокого молодого человека в чёрном, с волосами чёрными на одной половине головы и полностью отсутствующими на другой:
— Сказку про сатира хочу!
— Позже. Тот, кто умеет слушать тишину, многое может, — многозначительно отвечает полубритоголовый сказочник. Но его компания начинает скандировать вслух и нараспев:
— А дайте мне верёвку и мыло, чтобы моё бренное измученное тело раскачивалось и скрипело!
Вид у всех при этом такой довольный, что воспринимать серьёзно это «дайте мне верёвку» ну никак нельзя. Сказочника, впрочем, довольно скоро всё же уговаривают прочесть что-нибудь из своего, и он выходит в центр комнаты, чтобы рассказать про «курочку Ленина». Я, к великому своему сожалению, включить диктофон в этот момент не успеваю, ведь сказка оказывается, безусловно, хороша. В моём вольном переложении она звучит так: «Жила была курочка Ленин и снесла она красное яичко, да не простое, а коммунистическое. Монархисты били его, били, не разбили, ещё кто-то бил-бил, не разбил, а потом прибежал Горбачев, хвостиком махнул — яичко и разбилось. Заплакала курочка, но прибежала мышка и сказала: не плачь, принесу я тебе другое яичко. И действительно принесла. Голубое такое яйцо».
Значит, прав литературный критик и писатель Вадим Левенталь, утверждавший в интервью «НВ» несколько часов назад, что литература, как и все сферы нашей жизни, донельзя политизирована. И никогда писателю не следует утверждать, что он над схваткой, а нужно бы просто осознать, на чьей он в этой схватке стороне.
Рыжик на «Большевике»
Припоминая Левенталя, снова отматываем время и даже пространство назад, ведь он стал гвоздём вечера не в «Читай-городе», а в областной библиотеке. Возможно, от того, что само здание Присутственных мест к тому обязывает, а возможно, потому что «Библионочь» ещё только начинается, обстановка в Кремлёвке производит впечатление чуть более академичной, чем в «Читай-городе».
— В этом году «Библионочь» мы проводим во второй раз, и я очень рада видеть наших читателей именно в этих стенах, в кремле, — открывая праздник, напоминает об известных событиях директор Новгородской областной библиотеки Надежда ГУНЧЕНКО. — Сегодня много говорится о том, что библиотеки мало кому интересны, однако новгородцы совсем недавно доказали обратное, открыто заявив, что хотят, чтобы наша библиотека осталась на своём прежнем месте и никуда не переезжала из центра города.
«Библионочь» в кремле в этом году посвящена двум юбилярам этого года — Шекспиру (450) и Лермонтову (200), их стихи на разных площадках библиотеки читают актеры, поэты и политики. Да и сам праздник открывается «лермонтовским часом» — встречей со старшим научным сотрудником музея-заповедника «Тарханы» Татьяной Кольян, в соседнем зале в это же время начинают играть джаз, в других читают стихи новгородские поэты, обмениваются книгами и проходят квесты читатели, на лестнице идёт сбор на экскурсию в библиотечное подземелье — книгохранилище. Ловлю себя на мысли, что мне остро хочется разорваться. Но раз уж это невозможно, надо идти в хранилище.
Запись на экскурсию проводилась заранее в социальной сети и в самой библиотеке, кто не успел — тот опоздал. Но тем внушительнее себя чувствуют остальные, благо и на двери в само хранилище помимо замка ещё и табличка: «Там, где не ступала нога читателя». Прежде чем спуститься, экскурсовод предупреждает: фотографировать нельзя, кормить сосисками рыжих котов и пугаться привидений тоже.
Сегодня в библиотеке хранится 238 тысяч изданий, 6 из которых — редкий фонд. Всё это богатство, конечно, в подземелье, куда нас ведут, уместиться не может, здесь лишь его часть. На входе в хранилище самое интересное — «Война и мир», «Мёртвые души» с позолоченными страницами и прочее-прочее изданное не позднее начала ХХ, а то и в XVIII веке. Книги нам в честь «Библионочи» разрешают даже полистать, а пока мы листаем, где-то впереди за книжными стеллажами раздаётся гул привидений, периодически мелькают их белые облачения. Кое-кто в нашей группе экскурсантов не в шутку вздрагивает, впервые завидев такие потусторонние штучки.
И только коту Рыжику, которому, кстати, на «Библионочи» посвящен отдельный зал, все эти привидения были бы до лампочки. Ему-то в отличие от читателей в хранилище вход не заказан.
— Бывает, ищешь-ищешь его везде, а потом смотришь: Рыжик в хранилище между книг прямо на полке прикорнул, — рассказывает экскурсовод. — Хотя, конечно, он больше любит газеты, они мягче. Я однажды спросила, где кот, а мне отвечают: «В хранилище. На «Большевике».
Время, вперёд!
Рассматривая фотографии «Библионочи», выложенные в Сеть уже на следующий день, понимаешь, что хоть и многое успел, но пропустил-то, оказывается, ещё больше. И в Кремлёвке, и в «Читай-городе», не говоря уже о шпионской вечеринке в Библиотеке имени Балашова, куда ноги просто не дошли. «Библионочь», как и хорошая книга, действительно похожа на наркотик: когда они заканчиваются, в душе (до новой книги и новой ночи) остаётся тянущее чувство. Кроме того, «Библионочь» есть вещественное доказательство, что пространство библиотек, не только в Европе, которую мы за это привыкли хвалить, но и у нас, уже давно расширилось и переросло само себя. И самое главное — огромное количество новгородцев всех возрастов готовы приходить в библиотеку, чтобы послушать, спеть, посмотреть, нарисовать и, конечно, почитать. И всё это несмотря на навязшие и общеизвестные нехватку финансирования, тесноту и не самую передовую оснащенность библиотечных залов, на клиповое мышление и то, что книга, видите ли, отживает свой век.
Владимир БОГДАНОВ,
Владимир МАЛЫГИН (фото)
