Картинки с выставки одного «несовременного» художника
В прошлый четверг в Музее изобразительных искусств НГМЗ состоялся довольно любопытный разговор. Что сегодня современно, а что нет? Что является искусством, а что по данному разряду не проходит? Трудно, конечно, ожидать от наших художников и искусствоведов — а хоть бы и приехавших к ним в помощь из самого Питера! — ясной и окончательной классификации. Тут как в политике — важен сам диалог.
Картина маслом
Казалось, участники словесных баталий не упустят возможности воспользоваться примером, который был у них перед глазами, — выставка картин московского художника Андрея Пашкевича. Его цикл «Политэкология» — один зал (назовем его условно № 1) и работы совершенно другого направления, вполне себе абстракционистские — другой (№ 2). Дискуссанты как раз расположились на фоне абстракции.
Вот его «Забор» — картина маслом. В бело-голубую полоску, с замком, который, однако, приглашающе открыт. Нет, не пошли. Пашкевича, по мысли организаторов, к современным течениям отнести нельзя. Он не в теме.
Впрочем, были короткие реплики, почти случайные. Например, кто-то счел № 1 — наивным. А там — живая история, 1990-е годы в событиях и лицах. Зато № 2 — это то, к чему художник все же пришел. То есть конкретный узнаваемый образ априори уступает буйным или сдержанным краскам «в себе».
Что же, каждый, тем более профессионал, имеет право на собственную точку зрения.
Натюрморт в пальто
«НВ» о «политэкологе» уже рассказывали — «Прячьте спички от идей», номер от 9 сентября 2015 года. В связи с выставкой в Старой Руссе, состоявшейся благодаря знакомству вдовы художника Грет ван Хаелст, она гражданка Бельгии, с директором Дома-музея Ф.М. Достоевского Натальей Костиной. Жаль, отметили мы, что выставку не увидит новгородская публика. Грет ван Хаелст это прочла. И вот Пашкевич представлен и в Великом Новгороде. Теперь пусть Русса к нам едет, которая не видела его абстракций.
Интересная штука наблюдается: публика, посещающая выставку, все-таки активнее реагирует на № 1 с его «наивным» содержанием. Напомним, что же такое «Политэкология». Это страна на глубоком изломе. Андрей Пашкевич рисовал ее с натуры. Как понимал, как переживал, как болел.
Какая из картин этого цикла заглавная? Судя по красочному буклету-каталогу — «Великое терпение». Простое лицо пожилого бородатого русского мужика — в перекрестии, в центре мишени. Он на обложке. А может, «Обманутая Россия» — без лица, только пустое пальто, рука и стакан? Натюрморт, однако.
Я знаю преподавателя, уговорившую студентов сходить на выставку и письменно изложить мнение. «Им интересно! Сегодняшняя молодежь запросто может спросить: «А кто такой Брежнев?». Но они смотрят, хотят понять, что же такое происходило с их страной».
А что старшее поколение, как ему — документ эпохи? С творческой фантазией, идеей, личной позицией, но все же — документ. Ведь все это было! Ельцин с ружьем у лопнувшего барабана, кукушка-Березовский на кремлевских часах... Смотрители музея рассказывают, что кого-то Пашкевич заставил плакать.
Тяжелая память — это еще не прошло. Светлое будущее, как водится, еще не пришло. И чего его рисовать? А что вообще надо?..
Дохлый номер
Александр ОЛИГЕРОВ, новгородский художник, он вел дискуссию, среди прочего задавал всем ее участникам один и тот же провокационный вопрос: является ли произведением искусства «акула» Дэмиана Хёрста. В 1991-м он создал «Физическую невозможность смерти в сознании живущего», разрезав и поместив в аквариум с формальдегидом тигровую акулу.
Наш Пашкевич мог не нравиться определенным политикам. Их Хёрст активно не нравился экологам. Казалось бы, цену идее установила сама рыбина: находясь в модной галерее, она стала разлагаться. От первоначального замысла осталась шкура, которую натянули на пластиковый каркас. И вот апофеоз: миллиардер из Коннектикута покупает бессмертные челюсти за 12 млн. долл., свой 5-дневный заработок.
— Нет! Это не искусство, — говорит нам старший преподаватель кафедры дизайна НовГУ Дарья СОКОЛОВА. — Акула не выдержала проверки временем.
— Мандзони продавал обыкновенные яйца с отпечатками собственных пальцев. Сравните! — предлагает председатель Новгородского отделения Союза художников России Виктор ШУМСКИЙ.
— Это искусство, не меньше, чем портреты Шилова! — утверждает директор Новгородского центра современного искусства Сергей ПУХАЧЕВ.
Отсутствующая, но упоминавшаяся президент Музея изобразительных искусств имени Пушкина Ирина Антонова могла бы заявить: «Это упражнения вокруг пустоты: чего бы такого сделать, чтобы удивились...».
Но нынешний директор Пушкинского музея Марина Лошак, как информирует нас художник Олигеров, вроде за акулу.
Как-то стало лень
Поговорили про «оцифровку», видео-арт. Обсудили также тему перформансов и инсталляций. Кто-то одну немаловажную часть тела прибил к брусчатке Красной площади, кто-то еще что-то «нарисовал»...
— Не кажется ли вам, что современное искусство служит лишь удовлетворению сенсорного голода? — это уже вопрос, а может, вывод, от публики.
— Мне кажется, что все мы обленились — и художники, и зрители, — гость из Питера художник Александр ВИЗИРЯКО добавляет нерва. — Искусство переходит в стеб, эквилибристику. А что внутри? А как же дух?
Он не иконы пишет и даже не реалист. Потом и вовсе резкую вещь говорит, мол, у нас в стране художников с десяток только и наберется. Остальные — сувенирщики. Общими усилиями участники дискуссии признают, что на самом деле — гораздо больше, конечно. Визиряко соглашается.
А Пухачев, хотя его и настораживают «высокие идеалы» (в отличие от эпатажа), находит пример современного искусства даже в глуби веков — «Возвращение блудного сына». Рембрандт, господа. О вечном. Никто почему-то не спорит.
Вот и позицию Шумского коллеги не бросились опровергать. Он сказал простую вещь: современное искусство формирует не принадлежность к модному течению, а творчество современных нам художников. Шилов хотя бы далековат. А кого из наших, новгородских, столкнем с корабля современности?
Время рассудит
Кто-то рассуждает о кризисе художественной системы — это давно началось и надолго. Кто-то полагает, что традиционное искусство отмирает — век технологий все-таки.
Ушедший от нас в 2011 году Андрей Пашкевич когда-то отложил в сторонку более технологичную кинокамеру и взял кисть. Наверное, прав Александр Олигеров, сказав (ранее, на открытии выставки), что в художнике все равно виден оператор, что едва ли не каждую из его работ 1990-х годов можно считать маленьким фильмом.
Как ни назови его «Политэкологию» — социальный символизм, соц-арт или полит-арт — это не прелюдия к живописи. На самом деле, Пашкевич начинал с абстрактных работ, сойдя потом на время с этого пути.
— На мой взгляд, любое искусство может быть современным, — считает новгородский искусствовед Татьяна ВОЛОДИНА. — Личностные оценки субъективны. Допустим, мне ближе абстракции Пашкевича — светлые, не навевающие мрачных мыслей. В любом случае не форма главное, а созвучность времени и внутреннее напряжение, которое испытывает и передает нам художник. Между тем, что действительно современно, и тем, что просто в тренде, — дистанция огромного размера.
Наверное, в большинстве своем мы склонны видеть 1990-е глазами Пашкевича. Никак не в духе великих перемен с безусловным возвращением в лоно цивилизации. Что будет потом? Вот Йозеф Киблицкий, директор издательско-выставочных программ Государственного русского музея, пророчит (читаю буклет): «Эта живопись, безусловно, останется! Она займет свое место в истории искусств, и ею будут заниматься профессионально».
К сожалению, Андрей Пашкевич прокомментировать ни свой масштаб, ни свою наивность уже не может. Он все сказал. Иди и смотри.
