Будущего писателя Глинку усыновил историк Глинка
В сентябре этого года ушёл из жизни Михаил Глинка — писатель-маринист, потомок древнего дворянского рода, петербуржец по жизни и старорусец по рождению.
— Спасибо, что он был, — говорит Нина СЕРГЕЕВА, в прошлом сотрудник музея, ныне — экскурсовод.
Михаила Сергеевича она знала лично:
— Удивительный человек. Очень глубокий, тонкий, понимающий и скромный.
Скромность, конечно, красит, но много ли сегодня в городе тех, кто знает о нём, а также о его дяде Владиславе Михайловиче — хранителе Эрмитажа, писателе, человеке энциклопедических знаний, а также о других старорусских Глинках? Откуда они здесь? И не родственники ли композитору Михаилу Ивановичу Глинке? Старорусские интеллигенты — музейщики, краеведы, работники культуры — они знают.
Нина Сергеева, волнуясь, вела меня в старинный уголок Семёновского кладбища. Там похоронены дедушка, бабушка и няня. Он сам нередко здесь бывал. С его кончиной будто оборвалась связующая нить времён.
В его судьбе чрезвычайно важную роль сыграл дядя Владислав Михайлович, усыновивший детей своего брата Сергея, погибшего на фронте в 1942 году. Перед тем Сергей Михайлович был осужден по военно-конному делу, через три года его освободили. Оказалось, что вредитель — нарком Ежов, затеявший конскую историю.
«От отца мне остался полотняный кисет, изготовленный им в ростовской тюрьме, — напишет Михаил Глинка. — Я дорожу этим предметом, надеюсь, сохранят его и внуки. Для 37-го года, да ещё когда именно за лошадей тебя и посадили, и мучают, чтобы ты признался, что ты есть не ты, — вышить такой кисет — не так мало».
Михаил Сергеевич считал, что ему необычайно повезло с опекуном: «В те сталинские десятилетия, когда в стране целенаправленно подвергалась разрушению сама материя не только исторической, но и семейной, особенно родовой памяти, главой нашей семьи был историк». К 100-летию со дня рождения Владислава Михайловича он подготовил книгу «Хранитель», собрав под общей обложкой его статьи, прозу и письма. Есть там сведения и о родословии Глинок, и о том, как эта фамилия стала старорусской.
В первом томе «Русской родословной книги» сообщается, что русское ответвление польского шляхетского рода Глинок идёт от некого Викторина Владислава, оказавшегося богатым землевладельцем — «вотчинником» на Смоленщине. При переходе этих земель под русскую державу предок, благоразумно приняв православие с именем Яков Яковлевич, был пожалован царём Алексеем Михайловичем в стольники. И заслуженно восседает на верхушке генеалогического древа русских Глинок. Так что и композитор, и первый русский профессор-филолог из дворян, и литераторы, многие другие Глинки — в той или иной степени родства друг с другом.
«Когда лет десяти от роду я спросил папу о чём-то, относящемся к нашему дворянству и присвоенных ему правах, то услыхал: — Помни, что во всём ты равен любому мальчику, а потом юноше и взрослому мужчине, с которым будешь общаться, из какого бы сословия они ни происходили. Но на тебе лежит обязанность следить, чтобы не сделать грубого или, тем более, бесчестного поступка, не достойного твоих предков. Носитель хорошей фамилии обязан всегда о ней помнить, но никогда вслух о том не вспоминать и не выказывать своего дворянства иначе, как достойным поведением».
(М.С. Глинка. «Прадеды на часах»)
Старорусские Глинки происходят из военного ответвления своей фамилии. Михаил Павлович Глинка, поселившийся на Новгородчине, закончил Военно-медицинскую академию. Это был врач идейного типа. По рассказу Владислава Михайловича, отец шёл на призыв больного в любое время суток и нёс не только лекарство, но и пищу, даже деньги, если предполагал, что они могут понадобиться.
Собственный дом Михаил Павлович смог построить только после 12 лет непрерывной практики. Он стоял примерно в трёхстах метрах от дома Достоевского. К слову, в пациентах у Глинки были и вдова Фёдора Михайловича, и многие известные люди того времени, приезжавшие из столиц ради местного курорта: художник Кустодиев, профессор Семёнов Тянь-Шанский…
В 1919 году Владислав Глинка, которому тогда исполнилось всего 16 лет, уходит добровольцем в Красную Армию. Он был сторонником освобождения крестьян, гласного суда, уравнения всех сословий в правах и обязанностях. Живым воплощением народности для него была няня Елизавета Матвеевна, крестьянка из деревни Буреги.
В 1927-м он закончил университет и… отказался от полученной профессии юриста. По сути — так. Он поступил дежурным в экспозиционный зал Музея Революции. Потом стал экскурсоводом, потом был научным сотрудником в музеях-дворцах. Всю блокаду пережил в Ленинграде.
Весной 1944-го он был отправлен на родину — с заданием проверить, существует ли дом Достоевского. Он не узнает свой город: «Я вспоминал читанное в детстве о разорении литовцами и шведами Старой Руссы в начале XVII века, когда в церкви Мины были устроены конюшни кавалеристов генерала Делагарди. Каким далёким и ужасным казалось это в детские годы и как действительность, которую я увидел, превзошла все страшные описания прошлого».
В том году он окончательно переходит в Эрмитаж. О Владиславе Михайловиче в главном музее культурной столицы страны рассказывали легенды. «Говорили, что на старых чёрно-белых фотографиях он легко распознаёт цвета, в съёмочной группе «Войны и мира» (Глинка консультировал съемки) утверждали, что он знает на память скрип рессор и колёс всех типов старых экипажей», — вспоминал академик Борис Пиотровский.
Известные отечественные писатели отправляли Глинке свои рукописи на предмет возможных неточностей. «Глубокоуважаемый Валентин Петрович! — это Владислав Михайлович отвечал Катаеву. — Прочтя Вашу талантливую своеобразную повесть «Кладбище в Скулянах»… Далее — списочек с уточнениями. Например: «стр. 11. «Кишинёв с одноэтажными домиками, в одном из которых совсем недавно жил Пушкин». Пушкин жил, главным образом, в доме, занимаемом генералом И.Н. Инзовым, хорошо известном по литографии 1840 г. Этот дом был большим, двухэтажным».
А уважаемому Александру Исаевичу (Солженицыну) относительно его произведения «В августе 1914» консультант Глинка отправил несколько страниц «пожеланий».
В его собственных статьях и воспоминаниях отыщется немало старорусского. «Видел я близко и Анну Григорьевну Достоевскую, которая была пациенткой моего отца и раза два или три пила у нас чай. Помню разговоры о том, как заботливо пеклась она о школе для девочек крестьянского и мещанского происхождения, устроенной ею в память Федора Михайловича в трёх деревянных зданиях около Георгиевской церкви, как, приезжая летом, привозила новые географические карты и другие наглядные пособия, с какой скромностью держалась, хотя была окружена ореолом славы своего мужа». Это из письма Даниилу Гранину, 1976 год.
Михаил Глинка пришёл в литературу ещё более длинным путём, чем дядя. Его университеты — военно-морские училища, начиная с Нахимовского. Спустя без малого четверть века он закончит ещё и Высшие литературные курсы в Москве. Впрочем, его литературный дебют состоялся значительно раньше — с рассказа «Шлюпки», опубликованного в журнале «Звезда» в 1964 году. Как и Владислав Михайлович, Михаил Сергеевич увлекался военно-исторической прозой.
Дом Глинок, в отличие от дома Достоевского, войны не пережил. В ближайших его соседях был дом Беклемишевского (там сейчас размещается Музей одного романа — «Братья Карамазовы»). Рассказывают, что Глинки, уходя из города, на который надвигалась война, закопали всё, что было в доме ценного. Вернувшись — не нашли. Вернее, нашли, но лишь маленькую часть. Краевед Нина БОГДАНОВА вспоминает, как Михаил Сергеевич, когда она была у него в гостях, показывал ей золотые часы с цепочкой: «Завёл, и пошли…». Время продолжает свой отсчёт. Спасибо, что он был.
