или Куда держит путь последний сказитель?
Этого человека точно выделишь из общей массы людей, заполняющих улицы города. И дело не в потешной шапочке, украшающей его голову, стриженную под горшок, не в растительности, как попало расположившейся на лице, — мало ли кто и как сейчас ходит. Он идёт и как будто никуда не торопится, будто самое важное его нынешнее дело — именно идти. Здесь и сейчас. Внимательно смотреть по сторонам. Впитывать, запоминать, сравнивать с тем, что было раньше.
В октябре по Новгородчине прошёл Александр МАТОЧКИН, фольклорист, сказитель, удивительный, непохожий на других человек, точно знающий о своём трудном предназначении — восстанавливать и передавать следующему поколению народное творчество наших предков.
— Александр, как часто случаются ваши сказительские хождения? Куда ходите?
— Куда позовут — туда и иду. И так уже около шести лет. Когда только начинал, не думал, что смогу продержаться так долго. Это меня самого удивляет.
— И кто зовет?
— Да все подряд. Вот сейчас учительница написала. Актёр из Москвы написал. В Порхов пригласила семья. На берегу Ильмень-озера хорошо посидели у соймы.
— То есть в основном приглашают не специалисты-фольклористы?
— Конечно. Фольклористы сами всё знают-умеют. Чаще зовут просто люди, интересующиеся родной стариной. В Новгороде, к примеру, я уже в четвертый раз. Дважды сказывал в католическом костёле, по приглашению пастора. Правда, народу было совсем мало. Это и понятно — католики не слишком интересуются исконно русской культурой. Зато помещение было с хорошей акустикой, так что попел хорошо. А в этот приезд буду сказывать в Центре музыкальных древностей. Хотя точнее было бы назвать — Центр инструментальных древностей. А я занимаюсь тоже музыкальными, но вокальными древностями. Вот мы и сложились вместе.
— Выходит, что ваши былины в основном слушает неподготовленная аудитория, идущая на диковинку и экзотику. Вас это не обижает?
— Это вот да… Сейчас моё дело — диковинка. Но меня именно это и заставило в своё время заняться традиционным фольклором: ведь всё то, что должно быть нашим, почему-то стало для нас диким и чужим. А я на своих посиделках возвращаю всё на свои места, говорю, что вот это — наше, исконное, родное. Вот такая задача, которую я сознательно поставил перед собой. Если представить сегодняшнее общество как человека, то кто-то в нём будет голова, кто-то — руки, кто-то — ноги. А я — память. Помнит же человек своих бабушку, дедушку, хотя их уже нет на свете. Так и в обществе это есть. Что-то уходит, но память-то остается. Некоторые пожилые мои слушатели ещё помнят своих предков, которые вот так, как я, умели сказывать. А для молодёжи я — некая возможность памяти.
— Есть принципиальная разница, на какую аудиторию сказывать?
— Самое лучшее, когда слушают 20–30 человек. Если совсем мало — не то. Я-то рад и двум-трём слушателям, бывало, что и для одного сказывал, но жалко — я всё-таки настраиваюсь, готовлюсь, трачу время, а почти никто не пришёл послушать, мало отдачи. Ну а если людей больше, то они начинают закрываться. Чувствуют себя как на концерте, а я — будто выступающий. И тут уже мне неуютно. Я ведь не артист, а просто беседую с людьми на темы, которые мне интересны.
— Когда вы собираете слушателей и сказываете им, то на что надеетесь в перспективе?
— Надеюсь, что общение состоится, что будет воссоздана эта неповторимая атмосфера традиционного сказывания, что что-то поменяется в людях, они обратятся к себе и своему прошлому, что и во мне что-то изменится к лучшему.
— Былины, сказываемые вами, в среднем звучат около получаса. Всё это время вы находитесь в одном положении, не сбиваетесь с дыхания, не меняете темпа. Для этого нужна особая физическая подготовка?
— Подготовка не нужна. Это постепенно навыкаешь. Вот, например, в церкви певчие куда больше поют — и по три, и по четыре, в пост так и по восемь часов кряду. Этот навык продолжительно петь или сказывать раньше был у всех. Обычные люди садились за праздничный стол и пели песни и день, и два дня. С непривычки, конечно, живот может поболеть.
— Читать записанный текст былины очень сложно: монотонно, скучно, местами — непонятно. Как вы оживляете текст?
— Работая с текстами, стараюсь извлечь всё самое интересное. Это целая процедура — анализ традиционного текста. Помогает университетская выучка. У меня есть свои наработки по части методики, которые я постоянно оттачиваю в работе с текстами. Нужно понять, как связаны стихи между собой, как мысль умещается в строки, разбираю все звуки, что есть в аудиозаписи. Затем оцениваю, как сказитель работает с текстом, каков его индивидуальный стиль.
— Вас, сказителей, сейчас много в стране?
— Настолько глубоко погружен в тему живого сказывания, пожалуй, только я один. Имеется в виду, конечно, традиционное сказительство. Авторских переработок и разного рода новоделов на былинную тематику как раз много. То, что я один пока в этой области орудую, налагает большую ответственность. Но ведь и раньше не каждый становился сказителем. Вот сейчас былины распространены повсеместно, а посмотришь, откуда всё это взялось, кто донёс это знание, упрёшься в одиночек. Вот, допустим, середина ХХ века, все давно уже строят светлое будущее, а один какой-то чудак в северной деревушке почему-то всё ещё сказывает былины. Потом другой чудак с учёной степенью приезжает в эту деревню, находит сказителя и записывает его. И вот былина уже опубликована и ждёт следующего чудака, вроде меня, который озвучит это всё и понесёт дальше. Так что культура всегда — удел одиночек. Бывает, конечно, одиночки объединяются. Но всё равно это всегда личный выбор человека.
— Вы готовите себе преемников?
— Распространяю свои знания где только можно. Если ко мне обращаются, я делюсь сведениями и опытом. Но скорость обучения у всех разная, обычно — медленная. Сейчас через Сеть очень просто учиться: отправляешь образец сказывания, получаешь ответную запись от ученика, даёшь ему указания, потом слушаешь, что вышло в итоге. Ведь основной способ обучения в сказительстве да и вообще в традиции — это подражание, умение сделать максимально похоже на предшественника. Потом уже появляются свобода и лёгкость, своя сказительская повадка. Но сначала стремишься во всём походить на учителя.
— То есть что-то своё привнести в былину можно?
— Нужно! На том и стоит традиция. Она ведь очень гибкая. Если мы видим слепое копирование и точное повторение, это верный признак, что перед нами не традиция. Разбирал я тут былины одного сказителя, а у него несколько записей двойных. Он сначала «для разгона» пропевал начало былины, а потом уж пел целиком. И когда сверяешь первый и второй варианты, спетые буквально один за другим, видишь очень много различий: вставляются либо опускаются подробности, меняются формулировки, хотя суть рассказа сохраняется и каноническая форма остаётся неизменной.
— В современных ритме и укладе жизни есть ниша, в которую могла бы вписаться сказительская традиция?
— Традиция — это то, что необходимо всем и каждому. Например, некоторую часть школьной программы по литературе можно посвятить устной словесности. Причём былины, сказки, народную лирику неправильно читать по книге, их нужно слушать от живого человека. Это устное явление, и всё там заточено именно для устной передачи. Понятно, что сейчас у нас нет столько специалистов в этой области. Сам я по возможности хожу по школам, сказываю.
— Дети — благодарные слушатели?
— Дети готовы слушать и принимать новое. С маленькими детьми я провожу занятия по устному преданию, там больше рассказа о самой традиции, былины пою отрывками. Былины целиком можно начинать слушать лет с двенадцати.
— Местные фольклористы говорят, что их последняя результативная экспедиция случилась в начале 2010-х годов. Тогда ещё были бабушки, помнившие что-то исконное. Сейчас их нет, и памяти о старине нет.
— Да, былину сейчас уже не запишешь. К счастью, множество записей было сделано до нас. Всего в нашей традиции сохранилось около семидесяти сюжетов былин. Я знаю тридцать и продолжаю пополнять свой запас. В то время как в прошлом, например на Печоре, сказитель мог владеть всего десятком былин. Он знал только то, что сказывали в его местности, не имея возможности слушать сказителей из других мест, находить их тексты и звукозаписи по книгам и в Сети. У современного сказителя больше возможностей в этом смысле. Новых записей былин уже не будет, но ездить по деревням все равно нужно для того, чтоб пропитаться духом тех мест, пообщаться с людьми, перенять душевное настроение у местных жителей, понять, где и как происходило развитие нашего родного слова. Например, для первокурсников такое погружение — то, что нужно. Им на всю жизнь может хватить полученных впечатлений и знаний. Я сам живу в глухой деревеньке в Тверской области, там былинами заниматься легче, чем в городе.
— А вот в городах есть дух старины? В Великом Новгороде, к примеру? Или возраст не имеет значения, когда всё вокруг закатано в асфальт?
— Это зависит от того, что уже есть у тебя в голове, что ты знаешь об этом месте. Я чувствую этот дух. Потому что знаю большую историю этого места, события, бывшие здесь. Даже сами названия новгородских улиц не могут не волновать.
