Поэт Владимир Скворцов — о родине и о себе
В марте Владимир Степанович из своего Питера выбрался в не менее своё Пестово. Его там помнят, любят и ждут. Гордость земляков — известный литератор, автор более десятка книг. И лирик, и философ, и — не побоюсь этого слова — юморист. И главный редактор журнала «Невский альманах». Лично причастен к возрождению издания, основанного аж в 1825-м.
А ведь он — и наш земляк, общеновгородский. В общем, узнал я его телефон и набрал номер на «а вдруг?».
Владимир Степанович все еще пребывал под впечатлением от поездки:
— Замечательно! И что приятно, вернулся удачно. Не остановлен, не наказан, не заподозрен, не отправлен в Боткинскую. Правда, я проскочил еще до самоизоляции.
— Творческому человеку она иногда только на пользу, не так ли?
— Примерно об этом у меня есть миниатюра «Мой праздник одиночества». Крайне редко находишь время, чтобы побыть одному. Сейчас мы очень досягаемы. Не встретят — так напишут, не напишут — так позвонят.
— Извините.
— Нет-нет, вы меня сейчас не отвлекаете. А вот с утра отвечал на вопросы «Литературки» — там тоже к юбилею готовятся. Только они на пять лет нас младше. Так-то!
— Вы празднуете одиночество по вечерам?
— По ночам! Часа в три проснешься, вскочишь — и к столу. Не запишешь — не запомнишь.
— Не утомляет?
— Наоборот, силы придает. Если что-то получилось, конечно. Когда же зря энергию сжег, чувствуешь себя подранком. Нужные мысли приходят не тогда, когда ты наизготове. Вот ручка, вот лист бумаги. Ну же! И ничего. А где-нибудь в метро — ни с того ни с сего. И ты быстро покидаешь вагон на ближайшей остановке... Это как медитация — когда пишется.
— У вас случайно не было сеанса по возвращении из Пестова?
— Набросал кое-что:
«Какой простор открылся впереди,
К родной земле я телом припадаю,
Из родника, как будто из груди
Земного шара, жажду утоляю».
Из женской груди пьет ребенок, а из пестовской — Скворцов.
— И часто хочется припасть?
— Постоянно! Года три назад я купил «Ниссан». Ох...
— Много ломается?
— Что вы, ездить стал много. В первый же летний сезон — раз пять, наверное. Пешком-то много не находишь, а столько мест, с детства дорогих! Долго манила речка Кирва. Там были невероятные заросли черемухи. Такой аромат! Бывало, рыбачишь, а сам принюхиваешься, когда же ветер к тебе его отнесет. Приехал я к своим черемухам, а они еще не распустились. И мало их стало. Но фантазия — она же еще работает!
— Родина — это магнит, молодое вино? А может быть, рана?
— Рана — когда помнишь, что было, и видишь, что стало. А так... Это чистый исток, который питает тебя всю жизнь. Барометр, компас — чтобы сверить, той ли дорогой идешь. Я же деревенский, из Климовщины. Старинное село. Две церкви было, но деревянную разобрали на школу, а каменную и вовсе взорвали демоны. Мельница была, помещичья усадьба каменная, приспособленная под детдом. А деревянный двухэтажный барский дом увезли в Пестово, построили районный узел связи. Меня там записывали на радио, когда я на районном конкурсе чтецов выступал. Это был 1971 год, я тогда школу заканчивал. Первое место занял. Обошел Сашу Корженкова. Он — давно уже москвич, Заслуженный артист России. В гости друг к другу ездим, дружим. А могло быть совсем не так. Он сам признался: «Какое счастье, Вовка, что мы тебя тогда не нашли, а то намяли бы бока! Ишь, выскочка деревенский, приехал в райцентр и первое место взял. Даже на автовокзал прибежали, а Скворцов-то упорхнул!». А я тогда поспешил на рейс, даже результатов не дождался.
— Щедра пестовская земля на таланты, проявившие себя на ниве словесности и культуры. Чем объяснить?
— Школой, я думаю. Вспоминаю походы. От Климовщины до Устицко — километров 60, если не больше. И там, и там — курганы. И вот мы пешком — от одних древностей к другим. Палатки, костры, свои рюкзаки за плечами и девчоночьи... Я же — «Юный турист СССР», престижный был значок. А сколько было разных соревнований: футбол, лыжи...
— Лыжи и палки не рифмуются.
— Зато все вместе рифмуется! Развитие, познание, помноженные на доброе к тебе отношение, внимание к тому, что в тебе заложено природой. Учитель биологии Анатолий Прокопьевич Лаптев первым сказал: «Володя будет писателем!». Я в школе юморески писать пробовал в стенгазету. Класс смеялся. Надо признать, что автор и сам заливался.
— Сегодня говорят, что сельская школа — плохой старт.
— Я и сам завидовал городским. У них такие возможности! С годами понял, что чисто городские люди — они не так наделенные, как обделенные. Я рос среди живых ромашек и букашек. А они не отличают, что за птица в кусту чирикает. Отсюда иные ценности. У них — потребности, а у нас — любовь к красоте сущего. И человек — часть этой красоты. А сегодня геймеры растут, увы.
— Не в этом ли корень противоречий? Писательских в том числе. Условные демократы и патриоты, космополиты и деревенщики.
— Меня как поэта тоже долго деревенщиком называли. Хотя у меня — самые разные стихи. В том числе, скажем так, вполне городские. Хотя природа, сельская жизнь — это мне все-таки ближе.
— «Когда волнуется желтеющая нива...». А Михаил Юрьевич, часом, не того, не деревенщик слегка?
— Михаил Юрьевич — история отдельная и особая. Он — просто гений. Сие есть тайна. Я уже до седин дожил, когда слушал лекции академика, директора Института мозга Натальи Бехтеревой. «Сколько мозг ни изучаем, — говорила она, — а ума там не нашли!». И напрашивается вывод, что есть-таки высший разум. А мозг человека — только передатчик. У одного — совершенный, а у другого — не самой лучшей конструкции.
— Чем ближе к природе, тем дальше от того, что ныне понимается как успех, слава. К слову, вы живете в одном городе с музыкантом и как бы поэтом Сергеем Шнуровым. Интернет ловит каждое его слово. Шнур написал стихотворение. Он про все пишет: про поправки в Конституцию, про смерть протоиерея Всеволода Чаплина...
— Это стихи?
— Многие думают, что да.
— У нас уже нетелефонный разговор? Есть люди, которые не ведут за собой, а уводят. То есть призваны на то.
— Эй, не парься?
— Сходи на концерт, расслабься, послушай вольный ненормативный авторский стих, сам выматерись хорошенько, коли охота. Глядишь, по другому, более для того подходящему поводу ругаться не станешь. Мир несправедлив. И каждый сам делает выбор — служить или прислуживать. И кем быть — творцом или продуктом. Мне довольно того, что имею. Счастлив, что приглашают в Болдино — «к Пушкину», в Вологду — «к Рубцову»...
— Вам никогда не случалось эпатировать?
— Целенаправленно нет. Вызвать интерес, довольно громкий и противоречивый — да, приходилось. Например, когда написал стихотворение «Мне в России Руси не хватает». Потом книжечка вышла с таким названием. Меня искали с расспросами коллеги, журналисты. Обо мне судачили. Одни задавались вопросом: а не националист ли он? Другие отвечали, мол, да нет, он, дурак, видно, просто заскучал по деревне своей дремучей.
— Которой уже не воспрять...
— Какой была, уже не станет. Она — жертва прогресса. Это теперь — проезжая часть. На лето приезжают отдыхать, не более того. Все это давным-давно предрешено и объяснено. Еще студентом читал «непрограммных» Маркса и Энгельса, считавших, что цивилизация неизбежно уничтожит сельский уклад, а в конечном итоге и саму себя.
— Всему есть начало и конец.
— Конечно. Не навреди — вся задача человеку. Хотя бы грязь вокруг себя мы можем не разводить?
— Вспомнишь тут советского сатирика: «Атмосфера была мерзопакостная, настроение гнусное. Но рыба в Каме была!».
— Хе-хе. «И соловей за Камой пел!». Так или иначе: делай, что должен. Должна быть цель. Пусть самая простая. Каждому надо оставить то, что его переживет. Сад, дом, дети... Уж точно не гору пустых бутылок.
— Я не спросил вас про пестовскую «Лиру». В чем секрет этого многолетнего творческого союза?
— В людях, конечно. Когда образовалось литобъединение, главой района был Владимир Петрович Васильев. Он увидел в их песнях и стихах нечто большее — это несет добро городу и всему району. И Антонина Ефимова, организатор «Лиры», — молодец, конечно. Стала собирать и художников, и гармонистов, и певцов. Жили по деревням, друг друга не знали. «Лира» сдружила творческих, думающих людей. И потом, посевы надо поливать. Журналистское слово, оно тоже более чем уместно. Я и сам когда-то был журналистом, понимаю, что иное хорошее дело может сойти на нет, если о нем вовремя не рассказать. А о чём рассказано – то уже событие...
* * *
Мне всё снятся стрекозы у речки…
И как там ни крути, ни верти,
Возле русской натопленной печки
Я мечтаю покой обрести.
Не случайно терзает истома,
И свербит в голове: «Боже мой!
Ведь была же дорога из дома,
Значит, где-то должна быть домой».
