В год Достоевского «НВ» представилась возможность пообщаться с Достоевским
Завтра — день рождения у Дмитрия ДОСТОЕВСКОГО, правнука великого писателя. Дмитрий Андреевич живёт в Санкт-Петербурге. Иногда проводит экскурсии по местам произведений Фёдора Михайловича. В остальном, как говорит он сам, «достоевские» дела переданы сыну Алексею.
— Дмитрий Андреевич, каково вам иметь в «товарищах» по дню рождения Ленина, находившего фамилию Достоевский «архискверной»?
— Надо было мне по примеру своего отца родиться в дату смерти моего великого предка? Вы знаете, я и так поспешил появиться на свет — семимесячным, полтора килограмма весом. Оказался настоящим «послеблокадным» ребёнком. Потому и совпал по дате рождения с Ульяновым-Лениным. Конечно, мне было обидно, когда однажды перестали вывешивать красные флаги в этот день. Большую часть своей жизни я прожил в советской действительности, и этот флаг примерял и себе. Взявшись за чтение своего прадеда, я согласился с ним, что коммунизм, который он называл «муравейником», нам не построить, и был согласен с ним в том, что человеческая природа этого не позволяет. Впрочем, можно было жить и в той системе ценностей, ощущая себя уверенным в будущем, что отсутствует у меня сейчас. Сам Фёдор Михайлович, даже отсидев на каторге за увлечение социалистическими идеями, от них не отказался, а только проповедовал иной социализм — «христианский». Ульянов-Ленин, бросив фразу об «архискверном» Достоевском, даже своего приверженца Горького за попытку поставить роман «Бесы» во МХАТе отправил на Капри «поправлять здоровье», а Первый съезд советских писателей Достоевского посмертно репрессировал.
— И у современного нам Чубайса есть претензии к Достоевскому. Всё дело в том, что Анатолий Борисович — большевик наоборот.
— У меня к нему — такое же «нежное чувство», как, полагаю, и у миллионов россиян, доверившихся его приватизационным чекам. То, что Чубайс ненавидит Достоевского, — закономерно. Писатель в своём творчестве — в какой-то степени совесть нации.
— Чем современен Достоевский?
— Скажу кратко. Безусловно, он актуален, поскольку человек не сильно изменился в своей сути с его времени до нас. Возможно, не сильно изменится и в дальнейшие века.
— Буквально в прошлом году вдруг выяснилось, что Фёдор Михайлович «предсказал коронавирус». Цитируют, статьи пишут, отталкиваясь от «пятого сна Раскольникова»: «Ему грезилось в болезни, будто весь мир осуждён в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу». Что вы думаете о пророчествах писателя и нынешних выводах из них?
— Многое из того, что он предсказывал, не свершилось раньше, может, не свершится и теперь. Да, писатель имел помимо творческого таланта и, как теперь говорят, мощный когнитивный аппарат. Он проникал в души каждого из своих героев, прозревал дальнейшее движение человеческого бытия. Он пошёл на уникальный эксперимент, пока никем не подхваченный, — стал издавать «Дневник писателя», разъясняя на его страницах своим авторитетным мнением события жизни, которые он считал знаковыми и поворотными для общества. «Мир спасёт красота», — писал он.
— Кто-то из организаторов первых в нашей стране конкурсов красоты это, видимо, читал.
— Всем известная фраза теперь воспринимается утилитарно, а ведь Достоевский имел в виду другое. И сам ответил в другом месте: «Красота подвига Христова». То есть человеку надо стремиться быть подобным Христу, и тогда спасёшься. Надо быть очень внимательными ко многим его предсказаниям.
— Каким образом родство с гениальным писателем повлияло на вашу судьбу? В этом есть доля несвободы?
— Да, некоторая несвобода есть в моей жизни. Я должен соответствовать своему великому предку, чтобы мне не сказали, как в старом трамвайном анекдоте: «...а ещё в шляпе». Кроме того, я должен жить двумя жизнями: одна — моя, а другая — посвящённая Достоевскому. Иначе говоря, если ночью меня кто-то разбудит и спросит что-то о романе писателя, то я, протерев глаза, должен ответить, ведь он, может быть, спрашивает самого Достоевского через меня. Впрочем, в связи с моим преклонным возрастом я уже передал «достоевские» дела своему сыну Алексею.
— А вам их передал ваш отец?
— Когда он умер, я продолжил начатые им хлопоты по созданию музея Достоевского тогда ещё в Ленинграде. Потом пошёл в Пушкинский дом знакомиться с группой Достоевского, там дамы занимались подготовкой академического издания полного собрания сочинений писателя. Я самостоятельно сел за свободный стол, и тут оказалось, что 25 лет назад за этот же стол сел мой отец. Я воспринял это знаком преемственности в «достоевских» делах. Почти так же эти дела перешли к сыну. Одно за другим пришли приглашения поехать в Сибирь и на фестиваль Достоевского в США, но у меня тогда серьёзно болели ноги, и сыну Алексею пришлось собираться в долгую дорогу.
Дмитрий Андреевич Достоевский известен как человек двадцати профессий. Был «алмазчиком» — это тот, кто наносит «алмазные» грани на хрустальные вазы. Был водителем трамвая. Впрочем, сам он предпочитает слово «вагоновожатый». Неординарность натуры — налицо. А происхождение — на лице. Имеет Дмитрий Андреевич портретное сходство со своим прадедом.
— В одном из ваших интервью я прочёл милую историю про внучку: «Когда я подвёл Аню к знаменитому 30-томному академическому собранию сочинений Фёдора Михайловича, она посмотрела оценивающе и сказала: «Нет, мне столько не написать». А через пару дней она сложила пополам листик и аккуратными каракулями написала своё собственное произведение, увы, нечитаемое. Теперь эта «книжечка» находится в фонде Музея Ф.М. Достоевского в Петербурге». А кем бы вы хотели видеть своего внука — Фёдор Достоевский как-никак?
— Он — уже четвёртый Фёдор в роду. Про внука скажу так: главное, чтобы не пытался писать. Во-первых, литературный ген угасает в последующих поколениях. Уже дочь Достоевского Любовь попыталась стать писательницей, но её книги не имели успеха. Мама, уже вдовой, упрекнула дочь: «Ты заставляешь меня издавать твои опусы, тратя деньги, но они не расходятся. Уж лучше я потрачу на издание твоего папы». Во-вторых, Достоевский как гений уже всё сказал на века, и ничего к нему не добавить. А в третьих, в Достоевских сидит и музыкальный ген. Пусть Федя станет музыкантом, тем более он ходит в музыкальную школу.
— Но вы же сами иногда пишете рассказы. Что вас затрагивает, побуждает, как говорится, взяться за перо?
— Моё «писательство» ограничено мемуарным жанром. Я уже достаточно прожил, чтобы вспоминать далёкое прошлое и записывать это правильным русским языком. Те, кто читал отрывки, говорят, что им интересно. Мне этого достаточно.
— В чём ещё проявляется наследственное? Гениальный человек — тоже человек. Не только с достоинствами, но и с какими-то недостатками. Вы же неспроста постарались защитить товарный знак, чтобы не появились казино «Достоевский».
— Уверен, что от предков наследуется всё до мелких подробностей. Должен признать, что мы с сыном Алексеем и сластёны, и курильщики, и азартны, подобно Фёдору Михайловичу. Но при этом честны и тверды в своих убеждениях, как наш предок.
— Старая Русса считает себя городом Достоевского. Даже одного того, что здесь писатель работал над «Братьями Карамазовыми», вполне достаточно. Насколько мне известно, этот город и в вашей жизни сыграл значимую роль. Здесь, будучи уже в зрелом возрасте, вы крестились. Здесь получили исцеление от болезни, и по благословению священников Георгиевского храма рассказываете об этом чуде.
— В Старой Руссе я впервые появился в день похорон Брежнева. Меня туда привёз замечательный человек и краевед Георгий Архипов. Город был весь в трауре, жители искренне скорбели по покойному. Я как-то сразу почувствовал душевную отзывчивость рушан. В дальнейшем мои ежегодные приезды на Достоевские чтения меня в этом чувстве только укрепляли. Я понял, что и моему прадеду в этом городе было хорошо — ему легко писалось. Жаль, что этот город он открыл для себя в последние годы своей жизни.
— Приехать не собираетесь?
— И проехать! Когда я узнал, что до войны в Старой Руссе был трамвай, у меня появилась мечта — вести самому первый вагон возрождённого трамвая через весь город, от вокзала до Курорта.
— Спасибо за интервью, здоровья вам и долгих лет!
