Энергию для своей кипучей деятельности актёр Кормильцев черпает в себе самом и верит, что этот источник не иссякнет
На сцену Новгородского театра драмы имени Ф.М. Достоевского актёр Вячеслав КОРМИЛЬЦЕВ выходит уже 45 лет. На работу в областной центр он приехал из Свердловска по приглашению главного режиссёра. Впрочем, тот визит в Великий Новгород стал не первым для актёра. Мама Вячеслава Борисовича, освобождённая из Освенцима 27 января 1945 года, уже 26 февраля по распределению попала в Новгород и жила здесь с 1945-го по 1949-й. Много позже и сам Кормильцев приезжал с ней в Новгород. Военные страницы истории семьи трагичны и продолжают отзываться неизбывной болью. Они звучат в военных стихах, которые актёр читает поразительно проникновенно.
И всё же, говоря о своей богатой событиями жизни, актёр легко и свободно путешествует и по течению времени, и против него. Он и по жизни путешествует вольно. Накануне нашей встречи «гостил» на фестивале реконструкции в Выборге, с утра играл Подводного царя в детском спектакле «Последний богатырь», теперь строит творческие планы на лето.
Откуда взять энергию на театр и кино, как подружиться с рэпером Хаски, что общего между лицедейством и Божьим Провидением актёр рассказал в разговоре с «НВ».
— Вячеслав Борисович, что же так очаровало вас в Великом Новгороде, что вы связали с городом свою жизнь?
— Театр располагался в Кремле, прямо как сейчас, в этом смысле мы вернулись к истокам. Я и однокурсникам тогда писал обратный адрес: Великий Новгород, Кремль. Звучит? Радует, что вся эта театральная движуха продолжается до сих пор и что-то будет дальше. Географическое расположение Новгорода таково, что здесь всегда интересно режиссёрам из обеих столиц: это на руку и им, и нам, актёрам театра. Как-то раз мы привезли спектакль «Красавец-мужчина» в Москву, нам сказали: «Какой же вы периферийный театр? У вас же столичный режиссёр!» (Алексей Говорухо — Прим. ред.). Актёрам это, кстати, позволяет сравнивать питерскую и московскую школы. Мне более сильной кажется московская.
— Перед нашей встречей я попыталась объять список ваших ролей на сайте театра. Он совершенно бесконечный…
— При этом любая роль — она ведь только твоя. Твоя на время. Ты прожил этот момент, он ушёл и больше никогда не повторится. Листок календаря перевёрнут.
— Но что-то ведь остаётся?
— Ты обогатился. Открыл в себе новое.
— То есть, получается, у меня одна жизнь, своя. А у актёра — своя и ещё нескольких десятков персонажей?
— Нет, что за ерунда?! Профессия актёра — это лицедейство. Действие в лицах. Каждый персонаж — определённая нагрузка. Как и в чисто масочном театре, ты примеряешь на себя маску героя. Ты не проживаешь, а примеряешь. Как Станиславский сказал: «Я в предлагаемых обстоятельствах». Только я! Актёр всегда выходит на сцену со своим лицом, но в маске героя. И от уровня его мастерства зависит, увидит ли зритель личность персонажа или всё того же знакомого актёра.
— А какую цель вы для себя как для актёра ставите, выходя на сцену?
— Тут скорее не цель, а путь к ней. Увлекательный путь к цели, поставленной режиссёром. Потому что режиссёр видит весь процесс целиком и подтягивает к ней всех действующих лиц. А актёр — режиссёр только лишь своей роли. Вывод: способности актёра дают режиссёру возможность делать что-то своё, ставить спектакли. А лицедейство — основа профессии актёра.
— Ваши самые любимые образы?
— Не бывает любимых и нелюбимых. По-моему, когда тебе что-то доверили, это уже не просто так. В этом есть, возможно, и Господне Провидение. Профессия наша такова, что показывает человека многогранно. И режиссёр в тебе открывает то, что ты сам по какой-то причине не можешь в себе найти и открыть. Ты же себя не видишь со стороны.
— Хотя, казалось бы, кто знает нас лучше нас самих?
— Упаси Господь!.. Потёмки — не только чужая душа, но и своя собственная. Вдумайтесь: каждый персонаж, если он не исторический, это художественная фантазия, созданная когда-то кем-то на потребу дня. Но! Погружение в любого персонажа даёт возможность переосмыслить отношение к себе.
— Почему вы говорите о Божьем Провидении?
— А откуда пошло лицедейство? С древнейших времён, когда актёры ещё становились на котурны, чтобы их лучше видел зритель, акцентировали внимание на крупных чертах лица, использовали яркие маски. А вот когда доминирующее положение заняла Церковь, лицедеев она отодвинула. Чтобы не было конкуренции. Но, так или иначе, Церковь и театр во многом близки друг к другу. Я, кстати, очень люблю храмы! Когда внутри Исаакиевского собора наблюдаешь, как его наполняет утреннее солнце, как-то очень легко понимаешь, что величие идёт не от человека, а извне. И сразу приходит осмысление, почему построено такое монументальное здание, откуда на человека сходит талант и что всё — не случайно.
— Не было ли у вас чувства разочарования в профессии?
— У меня никогда этого не было по одной простой причине: не было рутины. Профессия даёт возможность разнообразить каждый день. Даже в самой маленькой роли ты или режиссёр находите что-то значимое.
— Помимо театра вы работаете и в кино: какой знак ставите между этими видами искусства?
— Кино — это та же самая профессия, только предлагаемые обстоятельства меняются. В театре зритель — это четвёртая стена. А в кино камера у тебя на носу. Для тебя есть только камера. Всё в ней. А остального мира нет. Каждый взгляд, любое движение фиксируются камерой. Не должно быть ни одного лишнего поворота головы. К сожалению, у меня не так много опыта, чтобы всё это использовать.
— Ваша большая работа с новгородским режиссёром Константином Ерониным — артхаусный фильм «Вдохновение» о художнике-отшельнике, обрекшем себя на жизнь в полном одиночестве, — ещё не появилась на экранах. Но трейлер и бэкстейджи с площадки очень интригуют.
— Самое интересное, что всё это получилось биографично. Не знаю, где Костя меня нашёл. Но мы с ним встретились, познакомились. Он мне предложил сценарий, и в моей памяти начали всплывать моменты, которые пересекаются с судьбой главного героя фильма: они меня беспокоили, и я мог их выразить. Мы начали общаться ещё ближе, всё это вылилось в трансформацию сценария. Я пока тоже видел только трейлер. И всё, что меня волнует сейчас, — как авторское чёрно-белое кино будет восприниматься на большом экране?
— Вы сказали про черное-белое и мистику, а я сразу же вспомнила клип рэпера Хаски на песню «Сказки». У вас там такой крутой замес из фольклора, ужастиков, истории и современности. И очень подходящая цитатка: «Коль жизнь игра, будем жить играя».
— Это чистое хулиганство. Дима (Хаски — Прим. ред.) почему-то захотел, чтобы я у него был в этом клипе. Съёмки шли шесть дней. Часто ночью. И это было очень интересно. И мистика была.
— Энергозатратно?
— Ничего подобного. Просто нужно быть предельно готовым к переменам и соответствовать именно предлагаемым обстоятельствам. Там много чего сюжетно менялось, и происходило это быстро. Мне кажется, что Дима не ожидал с таким сумасшедшим, как я, встретиться.
— А материал вам был интересен — русский рэп?
— Я же вам говорил, профессия моя — лицедей. Если мне предложили, значит, работаем. Там много чего не вошло, было ещё больше всяких хулиганств, чем видит зритель.
— Как вы мило всё это называете — хулиганство!..
— Ну, потому что от этого получаешь море удовольствия.
— И всё же откуда столько сил?
— Тут не надо ничего придумывать. Всё до банальности просто: иногда человек настолько замыкается в себе, что не знает о своих способностях абсолютно ничего. Его надо раскрыть, если он сам сделать этого не может или не хочет. Со временем это всё труднее. Но в нашей профессии времени нет: мы гуляем в любую сторону, куда нас потянет. И меня это очень устраивает.
Теги: Вячеслав Кормильцев, театр драмы, Великий Новгород, спектакли, культура
