Славист русского происхождения, профессор политологии университета штата Род-Айленд (США) Николай Николаевич ПЕТРО едва ли не каждый год посещает Великий Новгород. Большая часть его визитов носит научный характер и связана с изучением нашего региона.
В свой нынешний майский приезд профессор Петро представлял ученому сообществу Новгородской области книгу под названием «Города после падения коммунизма», где отдельная глава, написанная им, — «Старые европейские города» — посвящена Великому Новгороду.
— Что вы находите европейского в исконно русском Новгороде, где всегда культивировалась особая принадлежность?
— Быть русским, значит, быть европейцем. В каждом городе идет поиск своей идентичности, своего места в истории. Для Новгорода это особенно характерно в период средневековья, который я и мои коллеги исследовали в этой работе.
— Эту работу еще предстоит оценить нашим историкам, тем более что она пока не переведена. Здесь у нас более известны оценки экономического и политического развития, сделанные вами в прошлые годы. Например, в 2004 году вы писали о «Новгородской модели ускоренных социальных изменений», где давали высокую оценку действий местных властей. И, если я не ошибаюсь, вы же и стали автором термина «новгородское экономическое чудо», говоря о гигантском скачке экономики благодаря иностранным инвестициям. Что вы видите сейчас, спустя несколько лет?
— Да, я был одним из тех, кто говорил об этом. Я пытался сделать из Новгорода пример для других регионов как возможный путь развития. Знаете, как любят говорить в ученой среде: если нет ничего другого, можно потом ссылаться на историю.
Если серьезно, то основой в Новгородской области всегда была помощь из федерального центра. Я знаю, что губернатор Прусак пытался по мере сил сделать регион недотационным. К этому были определенные предпосылки, и область шла по этому пути. Но потом, уже в начале этого десятилетия, процесс замедлился. По разным причинам. Часть из них связана с тем, что и Москва переориентировала свои предпочтения в другие центры, другая часть — с местной конъюнктурой. Я бы сказал, что после 2003—2004 годов регион как бы законсервировался, перестал бурно развиваться. Заметьте, это случилось при действовавшем губернаторе. Некоторые считают, что он слишком задержался на этом посту. На этом фоне уже не были так заметны инновационные сдвиги, которыми область справедливо гордилась в прежние годы.
— То есть первоначальный рывок был достаточно значительным, но закрепления и развития эффекта не произошло?
— Как исследователь я пока не могу сказать, есть ли в этом процессе закономерность. То, о чем я писал в те годы, можно назвать скачком, который возможен для промежуточного периода. Мы в кризисе, не знаем, куда прыгать, делаем шаг в том или ином направлении. Но одного шага недостаточно для плавного развития города, региона или страны. Он должен быть поддержан разными государственными и общественными институтами. По-видимому, этого не произошло. Но новгородская модель была интересна тем, что когда у региона нет сырьевых или транспортных ресурсов, нужно опираться на самих себя. В этом случае территориальное образование подобно целеустремленному, хорошо организованному человеку. Если тебе плохо, ты ведь не будешь лежать на диване, занимаясь самокопанием. Всегда можно внутри себя отыскать точку опоры, которая станет возможностью для толчка.
Теперь к управлению области пришла новая команда. Я слежу за этим, но не так детально, как ранее. Ныне сфера моих интересов ушла в несколько другую сторону от современного политического и экономического устройства местного самоуправления в России. Я наблюдаю, что и новый губернатор делает опору на человеческий ресурс в первую очередь. Например, создан консультативный совет, куда входят эксперты, и это правильно. По моему мнению, любой власти нужно искать опору в местной элите, это показывает вся история Великого Новгорода.
— Вы упомянули слово «кризис», говоря о начале нулевых годов. Сейчас у нас, да и во всем мире снова достаточно нездоровая в экономическом плане ситуация. Не могу не спросить, что происходит в Соединенных Штатах сейчас?
— Род-Айленд — самый маленький в стране штат, по размерам сопоставим с Окуловским районом. У нас нет промышленности как таковой, основной источник доходов — туриндустрия. Дело в том, что на протяжении длительного времени наше Атлантическое побережье позиционировалось как лучший курорт на воде. Здесь проходят ежегодные яхтенные гонки на Кубок Америки. Это место отдыха для очень богатых людей. Большинство населения было занято в сервисе. Но наши миллионеры значительно сократили свои расходы на развлечения, поэтому еще недавно в Род-Айленде был самый высокий процент безработицы в США — около 10%.
Доходы в казну штата упали, и наш губернатор просто сообщил, что денег на социальную поддержку на том уровне, к которому все привыкли, нет. И знаете, никаких митингов, никаких выступлений населения не последовало. Но очень сильно выросло количество государственных приютов для бездомных и обращений от различных благотворительных фондов и организаций к гражданам за помощью. У американцев это в крови — жертвовать деньги своим ближним, во-первых, а во-вторых, все-таки в большей степени свое благосостояние они создают себе сами.
— Что вы находите европейского в исконно русском Новгороде, где всегда культивировалась особая принадлежность?
— Быть русским, значит, быть европейцем. В каждом городе идет поиск своей идентичности, своего места в истории. Для Новгорода это особенно характерно в период средневековья, который я и мои коллеги исследовали в этой работе.
— Эту работу еще предстоит оценить нашим историкам, тем более что она пока не переведена. Здесь у нас более известны оценки экономического и политического развития, сделанные вами в прошлые годы. Например, в 2004 году вы писали о «Новгородской модели ускоренных социальных изменений», где давали высокую оценку действий местных властей. И, если я не ошибаюсь, вы же и стали автором термина «новгородское экономическое чудо», говоря о гигантском скачке экономики благодаря иностранным инвестициям. Что вы видите сейчас, спустя несколько лет?
— Да, я был одним из тех, кто говорил об этом. Я пытался сделать из Новгорода пример для других регионов как возможный путь развития. Знаете, как любят говорить в ученой среде: если нет ничего другого, можно потом ссылаться на историю.
Если серьезно, то основой в Новгородской области всегда была помощь из федерального центра. Я знаю, что губернатор Прусак пытался по мере сил сделать регион недотационным. К этому были определенные предпосылки, и область шла по этому пути. Но потом, уже в начале этого десятилетия, процесс замедлился. По разным причинам. Часть из них связана с тем, что и Москва переориентировала свои предпочтения в другие центры, другая часть — с местной конъюнктурой. Я бы сказал, что после 2003—2004 годов регион как бы законсервировался, перестал бурно развиваться. Заметьте, это случилось при действовавшем губернаторе. Некоторые считают, что он слишком задержался на этом посту. На этом фоне уже не были так заметны инновационные сдвиги, которыми область справедливо гордилась в прежние годы.
— То есть первоначальный рывок был достаточно значительным, но закрепления и развития эффекта не произошло?
— Как исследователь я пока не могу сказать, есть ли в этом процессе закономерность. То, о чем я писал в те годы, можно назвать скачком, который возможен для промежуточного периода. Мы в кризисе, не знаем, куда прыгать, делаем шаг в том или ином направлении. Но одного шага недостаточно для плавного развития города, региона или страны. Он должен быть поддержан разными государственными и общественными институтами. По-видимому, этого не произошло. Но новгородская модель была интересна тем, что когда у региона нет сырьевых или транспортных ресурсов, нужно опираться на самих себя. В этом случае территориальное образование подобно целеустремленному, хорошо организованному человеку. Если тебе плохо, ты ведь не будешь лежать на диване, занимаясь самокопанием. Всегда можно внутри себя отыскать точку опоры, которая станет возможностью для толчка.
Теперь к управлению области пришла новая команда. Я слежу за этим, но не так детально, как ранее. Ныне сфера моих интересов ушла в несколько другую сторону от современного политического и экономического устройства местного самоуправления в России. Я наблюдаю, что и новый губернатор делает опору на человеческий ресурс в первую очередь. Например, создан консультативный совет, куда входят эксперты, и это правильно. По моему мнению, любой власти нужно искать опору в местной элите, это показывает вся история Великого Новгорода.
— Вы упомянули слово «кризис», говоря о начале нулевых годов. Сейчас у нас, да и во всем мире снова достаточно нездоровая в экономическом плане ситуация. Не могу не спросить, что происходит в Соединенных Штатах сейчас?
— Род-Айленд — самый маленький в стране штат, по размерам сопоставим с Окуловским районом. У нас нет промышленности как таковой, основной источник доходов — туриндустрия. Дело в том, что на протяжении длительного времени наше Атлантическое побережье позиционировалось как лучший курорт на воде. Здесь проходят ежегодные яхтенные гонки на Кубок Америки. Это место отдыха для очень богатых людей. Большинство населения было занято в сервисе. Но наши миллионеры значительно сократили свои расходы на развлечения, поэтому еще недавно в Род-Айленде был самый высокий процент безработицы в США — около 10%.
Доходы в казну штата упали, и наш губернатор просто сообщил, что денег на социальную поддержку на том уровне, к которому все привыкли, нет. И знаете, никаких митингов, никаких выступлений населения не последовало. Но очень сильно выросло количество государственных приютов для бездомных и обращений от различных благотворительных фондов и организаций к гражданам за помощью. У американцев это в крови — жертвовать деньги своим ближним, во-первых, а во-вторых, все-таки в большей степени свое благосостояние они создают себе сами.
Юлия ГЕНЕРОЗОВА
