Учитель и художник

{mosimage}В Старой Руссе Лилию РОДИОНЕНКОВУ знает едва ли не каждый. Лёгкая, стремительная, почти всегда улыбающаяся и восторженная художница. К ней без стеснения идут все те, кто хочет научиться рисовать. Среди множества желающих попадаются и истинные таланты, и слабенькие посредственности. Но наша героиня не делит учеников на касты, а каждому вкладывает в руку кисть и в душу — любовь к искусству. Она точно знает: научить творить нельзя, но раскрыть талант можно в каждом.

Вдохновение, которое можно подарить
О возрасте женщины говорить не принято. Скажем так: за тридцать. Ровесницы её давно уже обросли семьями, детьми, домами и житейскими историями, а она идёт по жизни налегке. Её ценность — ученики, картины и вдохновение. Её цель — воспитывать в детях чувство прекрасного. А если и есть иной мир в жизни этого человека, то он надёжно скрыт от любопытных глаз.
На интервью старорусская художница Лилия Родионенкова согласилась после нескольких секунд раздумий. Оговорив удобное время и место встречи, тотчас положила трубку, не задавая лишних вопросов, столь традиционных для людей, страдающих ложной скромностью: «Ну а почему я?», «А может, кто другой?».
Впрочем, как истинный творческий человек на встречу моя собеседница всё же опоздала. И потом, долго раздеваясь в прихожей, смущённо оправдывалась, что «урок в школе искусств получился слишком интересный, и дети не расходились долго». Не поверить таким объяснениям старорусского художника и педагога трудно. В Руссе многие знают о насыщенности и даже некой театральности её уроков. К Лилии Фридовне ведут детей не просто для того, чтобы научить рисовать, а чтобы научить любить и понимать искусство.
Её уроки — это игра одного актёра, разработанная талантливейшим режиссёром. Однажды мне довелось побывать в этом театре искусства.
— Дети, а я вот сижу и думаю, а какого цвета снег? — задумчиво обращается учитель к малышам-семилеткам. — Белый? Ну да, белый! Конечно, белый! А я однажды видела розовый! А вы?
И далее начинается захватывающий фантастический рассказ, а может быть, и сказка о цветах снега. У ребятишек рты открыты, глаза распахнуты. И видно, что хочется каждому немедленно написать этот самый волшебный снег, цвет которого сливается с небом.
Ещё один, немного анекдотичный пример увлеченности и готовности увлечь за собой: ребята пошли с преподавателем на экскурсию в музей смотреть картины и увидели у входа сугроб. У взрослой и с виду очень солидной тётеньки-педагога сразу глаза загорелись: пока снег не растаял, из него же можно вылепить скульптуру. А Бог с ней, с экскурсией! И лепили всей группой, долго и упорно создавали во дворе музея Снегурку, Мороза и даже портрет Достоевского. А вечером, когда работники музея всё же попросили «покинуть дворик», долго обсуждали, как завтра будет довершена работа, ведь впереди выходной и можно встать пораньше.
— Вот оно, истинное вдохновение, которое можно передать и которому можно научить, — говорят друг другу старорусцы, приводя своих детей на уроки к Родионенковой.

Дом, в котором я живу
Лилия Фридовна Родионенкова — в Старой Руссе личность хотя и знаменитая, но и немного таинственная. Несмотря на местную славу педагога знают рушане о Лилии немногое. Ее любовь, друзья и увлечения скрыты от окружающих. Долгое время художница скрывала от корреспондента даже то, где она живёт, отмахиваясь от надоедливых вопросов фразой: «Ну, иногда я ночую в мастерской». Так что желающие отыскать её вынуждены караулить у школы искусств, где Лилия Фридовна преподаёт изобразительное искусство. И вот признание:
— Вы будете смеяться, но я живу в мастерской, — мимоходом говорит художница в беседе с журналистом «НВ».
Это самое высокое здание в Старой Руссе. В нём шесть этажей. Вернее, пять этажей и небольшие флигели наверху. Когда-то их построили для нужд местных художников, желающих творить вне семьи и домашних забот. Щедрой рукой местные власти поделили флигелёчки между старорусскими живописцами. Один из таких флигелей достался и Лилии Родионенковой.
Высоченные обшарпанные потолки, вечно текущая крыша, покачивающаяся лестница на тесный второй этаж, полностью заваленный тем, что «авось ещё пригодится», и уголок «с удобствами». Всё это едва ли занимает пару десятков метров. Здесь едва-едва умещаются шкаф, стол, кровать и мольберт. Правда, как начинающему специалисту молодой художнице выделили ещё комнатушку в семь квадратных метров с общей кухней в другом доме. Но жильё было таким маленьким, а соседей так много, что Родионенкова, недолго думая, обосновалась именно в мастерской, в чём не решалась признаться даже близким людям долгие годы.
— Стеснялась, — смущённо улыбается она. — Боялась, что выгонят из мастерской, узнав, что я живу здесь. А мне, собственно, больше и пойти некуда.
Волшебная табуретка
Жестокое и прагматичное человечество придумало множество расхожих фраз. Например: студент должен быть голодным, а художник — бедным. Лилия Родионенкова художником себя считает, но богатым. Главная её ценность — ученики.
— Я поначалу расстраивалась, что, закончив курс обучения, они уходят безвозвратно, — признаётся художник. — Болела этой мыслью. Казалось, как же так: люблю учителя, признаюсь ему в самом сокровенном, а потом ни разу не заглядываю? А потом ничего, я их поняла. Просто иду по жизни дальше.
Однако в этом вопросе Лилия Фридовна явно лукавит. Большинство её выпускников продолжают поддерживать тесную связь с педагогом.
— В принципе я могу каждый вечер ходить в гости к своим детям, и везде примут, — улыбается она. — Боюсь, в старости мне так и придётся поступать.
У старорусского педагога несмотря на оптимизм есть и свои явные страхи.
— Однажды увидела картину, — вздыхает она. — Пожилой человек в тесной конурке сидит, склонившись над мольбертом. И ничего, вроде, ужасного, только ясно понимаю: такая одинокая старость в тесной конурке может ждать и меня. Но пока я живу ради детей и ради искусства.
Жить ради искусства Лилия Родионенкова хотела всегда. А вот педагогика, как ни странно, в планы её вовсе не входила.
— В детстве я была шустрой девочкой, — вспоминает она. — Мама отвлекала меня рисованием.
Никаких мольбертов, никаких альбомов и палитр. Первую славу пятилетней художнице принесли окрашенная в ярко-зелёный цвет старая табуретка и кусок мела. Именно эти «подручные материалы» выдавала Лиле мать, чтобы отвлечь ребёнка от проказ. И табуретка ежеминутно меняла облик, разукрашиваясь куклами, цветами и зверями, стираемыми тот час же заботливой мамой-наставницей кухонным полотенцем для высвобождения нового места для творчества. Ещё через несколько лет табуретку заменила бумага, а мел — карандаши. Итог закономерен: после окончания школы Лиля решила посвятить себя искусству.
— Я родилась в Смоленской области. В местных вузах не было факультета изобразительного искусства, но можно было получить специальность педагога изобразительного искусства, что я и сделала.
По окончании института Лилия, комсомолка и художница, решила покорить Дальний Восток. Наивно мечтая о трудностях и достижении высоких целей, она почти позабыла о грядущем послевузовском распределении. И тут как снег на голову: «Выбирайте город в Новгородской области!». Возможности отказаться не было. Девушка решила: «Да что уж там: отработаю положенные три года и — на Дальний Восток!». Чтобы точнее определиться в выборе, сбегала на географический факультет и внимательно рассмотрела изображённую на карте Новгородскую область.
— Там рядом с городом Старая Русса было озеро. Мне так и мечталось, как я на его берегу буду писать. Выйду, мол, на рассвете — и за работу! Вот только никто мне тогда не объяснил, что сантиметр по карте — это, как минимум, тридцать километров в реальности.
Прошло три года, а потом и четыре, и пять, и больше. Уехать из Старой Руссы Лилия Родионенкова так и не решилась. Затормозило многое: и близость, в сравнении с Дальним Востоком, к родному Смоленску, и ученики. Сегодня Лилия любит повторять услышанную где-то фразу: «Мы не знаем, какой длины будет наша жизнь, но какой она будет ширины — решать нам самим». «Ширину» своей жизни Родионенкова выбрала педагогическую. Понять, что вырастить художника — это, может быть, выше, чем самой написать шедевр, помогли неяркие, на первый взгляд, моменты.
— У меня был ученик, у которого ровным счётом ничего не выходило. Год занимался, второй — ни-че-го! Представляете? Я по молодости решилась было уже отказать ему в дальнейших занятиях, и вдруг он раскрылся. Творчество выплеснулось наружу, талант засверкал яркими красками! Я была поражена. С тех пор взяла за правило — заниматься до последнего даже с теми, кто, на первый взгляд, вовсе не одарён.
Можно постигнуть ремесло, нельзя научиться творить. Именно так считает старорусская художница. Истинное искусство, это не слепое подражание натуре, а вдохновлённость этой самой натурой.
— Муза привередлива, — терпеливо объясняет Лилия Фридовна ученикам. — Вот летает она между вами и думает, к кому сесть на плечо. Один из вас слушает музыку, второй болтает, а третий кропотливо, хотя пока и безуспешно, трудится. Конечно, муза присядет к последнему. И именно к нему придёт вдохновение.

Прекрасное бывает случайным
На сегодняшний день 28 учеников Лилии Фридовны Родионенковой поступили в высшие и средние художественные заведения. Для маленькой провинциальной Старой Руссы — результат просто удивительный. Вот только за результатом этим есть и явные потери — времени на творчество у самой художницы почти не остаётся.
— Я выбираю время для творчества, но его немного. И знаете, самые удивительные вещи, которые не стыдно показать и подарить, выходят случайно, по наитию. Недавно писала собор. Мрачный серый день, тусклые краски. И вот работа к концу, я собираюсь уходить, и вдруг луч солнца пронзает небо. Картина поменялась. Я немедленно вновь начала работать. И только картина оживилась светом, как в реальности этот луч опять скрылся за тучами. Вот так можно поймать момент вдохновения.
Мастерская Родионенковой до потолка завешана работами. Она их почти не продаёт из банальной боязни передать любимое детище в чужие руки. Её творения выходят в свет лишь на выставках, да переезжают иногда — конечно же, не за деньги — в дома к закадычным друзьям.
Вот цветы, которые она случайно увидела в чужом саду. Долго стояла и тоскливо смотрела на них, пока не вышел хозяин. Тогда только попросилась зайти в сад и поработать. Её великодушно пустили. Вот Крымские горы — чудесные воспоминания о днях, проведённых с любимым человеком. А вот улочки Старой Руссы.
— Посмотрите на эти картины. Они написаны с одной точки с разницей в несколько лет. А многих домов нет уже. Мы, художники, — хранители истории, — говорит Лилия Фридовна.
Почти у каждого творческого человека есть мечта и цель. Актёры мечтают о великих ролях, музыканты и поэты — о создании бессмертных шедевров… Родионенкова точно знает, что не уйдёт из жизни, пока не начнёт писать портреты, хотя сегодня портретный жанр — не её стезя.
— Времени нет, — оправдывается она. — Но представьте, как это чудесно — сохранить на холсте мимику, образ, частичку души. Человек, изображённый на картине, может состариться и даже умереть, а его прекрасными чертами будут восхищаться новые и новые поколения.
И в поэзии, и в прозе, и в живописи Родионенкова ценит проработанность деталей. Это же, кстати, отличает и её уроки.
— Врубель, Ван Гог — это те авторы, чьими работами я восхищаюсь бесконечно. Столько деталей, как насыщенно, играют цвета и краски… На них можно смотреть часами. Я мечтаю научить детей чувствовать так же.
Очень-очень редко, но всё же бывает так, что к Лилии Родионенковой возвращается щемящее детское желание стать только художником. Нет, скорее не стать, а просто побыть какое-то время только живописцем и никем более. И она временами готова бы уйти, оставить, позабыть на время учеников, но от таких поступков охраняет его величество случай.
— Каждый преподаватель художественной школы имеет право уйти на год в неоплачиваемый отпуск. И вот я решилась взять такой.
Копила деньги несколько лет. Строила планы, собирала силы, прощалась с учениками. Дрожа от волнения (ох, что-то скажет начальство), написала заявление директору. Начальство вздохнуло завистливо и заявление подписало. Ученики в шоке, родители их обеспокоены, художница опьянена эйфорией предстоящей годичной свободы. «Всё напишу! Всё доделаю! Всё успею!».
И вот завтра поезд в родной Смоленск.
— Я тогда не ходила, я летала над землёй, — улыбается она своей  восторженности. — И вот бегу по мосту, и тут звонок: «Лилия Фридовна, учитель, который должен был вас заменить, попал в теракт в Белоруссии».
Сердце перестало стучать. Сначала от страха за коллегу, которая после взрыва в центре Минска 4 июля 2008 года, у памятника городу-герою, еще долго лежала в больнице с переломанными ногами. Потом от жалости к себе. Сегодня об отменившемся отпуске Лилия вспоминает уже легко:
— Да ведь на чужом несчастье счастья я бы не построила. Ну, не ушла в отпуск, потом уйду. Когда-нибудь всё доделаю, допишу, успею.
В её художественном классе всё немножко не так. Нет учеников — есть художники, маленькие и постарше, но все как один настоящие. Нет учителя, есть друг, актёр, режиссёр-постановщик. И даже декорации на стенах фантастические — просто различного рода пятна в розовой гамме. Краска отвалилась кусками. Ремонт бы сделать, скучно покрасив кабинет в традиционный ученический синий или зелёный, а Лилия Фридовна сама замалевала пятна красками нежных тонов.
— Вы смотрите на стены, смотрите, — объясняет она ученикам, когда стоит их поддержать в минуты усталости. — Это как жизнь. Каждый день — разного цвета и разной формы. Здесь, если захотеть, можно увидеть многое. Особенно художник может увидеть. А ведь все вы рано или поздно станете самыми-самыми что ни на есть талантливыми творцами. Я же вижу, я же знаю...