Рассказ гражданина ЕС о том, что он думал увидеть и что увидел
Более полугода события на Украине остаются в центре внимания всего мира. Новости оттуда занимают прайм-тайм на телевидении, первые полосы газет.
В оценке этих событий существуют две точки зрения. Одна — у России, другая — у ЕС и США. Наш корреспондент в Латвии (ЕС) Альбина ДАВЫДЕНКО подготовила необычный материал — рассказ о поездке на Украину латвийца Владислава ВОЕВОДЫ, оператора одной из телекомпаний Даугавпилса.
Я беседую с моим коллегой — телеоператором Владиславом Воеводой (кстати, латышом) вскоре после его возвращения из Луганской области. В обществе, даже таком пассивном, как латвийское, есть люди, которые хотят только правды, именно правды, и они готовы ради этого рисковать даже собственной головой. Я уже знаю ответ на вопрос и все-таки спрашиваю Воеводу:
— Ты целенаправленно туда стремился, хотя понимал, что на войне убивают не понарошку. Почему?
— Случиться могло всякое, и адреналину я там, конечно, хватил. Но тут, в Латвии, внутри постоянно что-то дергало: хотелось поехать, увидеть всё своими глазами, рассказать людям правду кадрами видеофильма — у меня ведь неплохой опыт работы оператором. Думаю, если бы не сделал этого, то потом всю жизнь считал, что упустил в жизни что-то очень важное. И хотя моя поездка была довольно короткой — одну неделю, — мне удалось познакомиться и поговорить со многими людьми, снять эпизоды той жизни и, главное, привезти материалы сюда.
— Боялся, что камеру отберут?
— Да, вместе с жизнью! У карателей — это просто. Но хочешь верь — хочешь нет, я, когда проходил их блокпосты, думал только, что будет «до смерти обидно», если весь отснятый материал бесследно пропадет. А про себя решил: «Да и черт с ним, если убьют, значит, судьба такая, но я хоть пытался сделать что-то стоящее». С камеры я все стер, флэшки рассовал, не скажу куда. Страха при обысках не было, потом, уже в безопасности, осмысливал ситуацию и крестился.
— Если всё увиденное свести к нескольким фразам, то самое главное — это…
— Обо всём увиденном и пережитом могу сказать одно: нынешние украинские власти страшно боятся, что мир узнает правду! Они транслируют самую дикую ложь, идут на подтасовки, провокации и убийства только ради одного — скрыть правду. Именно это я, латыш, понял в Донбассе и говорю сейчас здесь, в Латвии. И если мы, латвийцы, из нашего Даугавпилса внесем в это правое дело свою маленькую лепту, значит, кто-то из сомневающихся да прозреет, кто-то из нашего «дружного» Европейского Союза да скажет: «Стоп! А вот журналисты из Латвии по-другому видят картинку...». А в России кто-то укрепится во мнении, что среди латышей в Латвии живут не только последователи эсэсовцев.
Читатель! Далее я хотела бы, опустив наводящие и уточняющие вопросы, предложить вам подробную запись рассказа Владислава Воеводы. Для удобного чтения я разделила повествование на отдельные главки.
Остальное идет без купюр и от первого лица:
— Дорога на Донбасс началась на нашем городском автовокзале. Сели в автобус «Даугавпилс — Киев», затем в Киеве пересели в другой: «Киев — Харьков». Эта часть пути прошла без всяких приключений. В Харькове пришлось переночевать, а утром отправились в Алчевск, городок в Луганской области, где проходит зона боевых действий.
Дорога жизни и смерти
Автобус маленький, частный. Водители ездят отсюда в Луганскую область на свой страх и риск, под пулями. Но все равно ездят. Для них — это способ прокормить семью.
Пассажиры из Алчевска и обратно всегда есть, так как только в Харькове они, алчевцы, могут снять деньги в банкоматах, купить какие-то продукты. До Алчевска — 300 км. Наш автобус ехал восемь часов через шесть блокпостов: пять — украинская армия, шестой, последний перед городом, — ополченцев.
Пока едем, узнаю кое-что полезное для себя. Водитель всех строго предупреждает не провоцировать «укропов», четко и быстро выполнять все требования. Иначе можно нарваться на крупные неприятности не только самому, но и других подставить. Повезет, если на блокпостах стоят армейские, они — более вменяемые. Наемники и «правосеки» — полный неадекват. Могут запросто расстрелять и отчитываться ни перед кем не будут.
Под особым подозрением оказываются мужчины — начиная с ребят-подростков и заканчивая довольно пожилыми. Тех, у кого российский паспорт, сразу арестовывают и увозят. Куда, естественно, им не говорят. Может быть, до первого оврага.
Меня практически на всех постах выдергивали из группы пассажиров: во мне сразу как-то угадывался чужой да и телосложения я спортивного. Латвийский паспорт многие видели впервые, крутили так и этак, спрашивали, где прописка, где виза, что тут вообще написано. Но в принципе въезд через все блокпосты прошел довольно спокойно. Возможно, сработало еще и то, что именно в этот день было объявлено перемирие (хотя, конечно, это как-то не вязалось с видом колонны военной техники, шедшей нам навстречу в сторону Дебальцево, на Донбасс). Я насчитал пять армейских БМП и пять САУ с солдатами в форме и в очках для корректировки огня.
Предпоследний блокпост запомнился жутковатой картиной лежащих у дороги восьми противотанковых мин, связанных вместе и готовых к взрыву. Если возникнет какая-то ситуация, в нужном месте, что называется, дернут за веревочку. Любой автобус (и не один) разнесет на детали вместе с людьми, среди которых всегда есть дети. В нашем было четверо: от младенца до 14-летнего паренька.
Съёмка запрещена!
И вот — последняя преграда. Здесь на блокпосту уже ополченцы. Они говорят людям, что собирают пожертвования на выкуп своих из плена. Как выяснилось потом, нацгвардейцы «подрабатывают» таким образом: могут, например, похитить любого человека, а потом его вернуть за выкуп. Подобное стало обычным делом, поэтому деньги нужны. Кто может — жертвует добровольно, никакой принудиловки нет.
Мой паспорт снова удивил; предупредили, что видеокамеру без специального разрешения не доставать и на улицах не снимать, а за помощью обращаться в штаб ополчения, куда я сразу же и пошел.
Штаб ополчения — хорошо организованная структура, выполняет много разных задач, например, защищает гражданское население от хулиганства, мародерства. В нем есть особый отдел, который борется с диверсантами. Таких хватает, причем не только засланные группы, а свои, местные, хорошо знающие город и жителей.
Мне рассказывали, как дедуля с бабулей в Луганске, решив подзаработать денег на учебу внуку, согласились установить в окне дома миномет, из которого вели огонь по прохожим на улице. За работу «укропы» платили им хорошо, но недолго. «Отзывчивых» старичков вычислили ополченцы. И накрыли.
Другая пара, молодые супруги, причем жена была уже на последних месяцах беременности, согласились пострелять с последнего этажа девятиэтажки — за квартиру, которую им пообещали в этом же доме сторонники киевской хунты. На крыше их и взяли… Её пощадили. Все это часть жизни Донбасса.
В штабе батальона «Призрак» люди в камуфляже встречают меня с интересом: я, «живой латыш» из страны, чьи политики «на другой» стороне, отважился приехать в воюющую Новороссию. Кстати, вопрос с охраной штаба — на уровне. Подход к зданию, каждый этаж, отдел разведки, отдел связи, особый отдел — муха без спросу не пролетит. Вопрос о съемках может решить только сам Алексей Мозговой. К лидеру народного ополчения Луганщины, командиру неуловимого «Призрака», попадаю к вечеру.
Разговор с призраком
Разговор получился горячим, искренним. «То, что вы из Латвии, — сказал Мозговой в заключение, — для нас бесценно! Просьба одна — не высовываться там, где не надо. За вашу жизнь теперь отвечаем мы! Идет информационная война, прошу: пишите и показывайте только правду! Рассказы иностранных журналистов — шанс всему миру узнать правду о Новороссии. Мне звоните напрямую, любая помощь будет оказана».
Получив разрешение на съемку, иду в госпиталь, где в основном лежат с ранениями средней тяжести. Тяжелораненых из-за отсутствия нужных лекарств, оборудования и врачей стараются переправить в Россию, чтобы спасти жизни.
В госпитале меня встречают с настороженным любопытством. Откуда я приехал? Ответ вызывает массу эмоций. Раненый парень лет двадцати двух вскипает: «Латвия, Литва, Эстония, Польша — фашисты! И поддерживают фашистов здесь, воюют на их стороне, ненавидят Россию. Вы все — наши враги!».
Объясняю, что в Латвии и других странах полно людей, и не только русских, которые на стороне ополченцев и тоже стараются чем-то помочь. Обстановка разряжается.
После госпиталя удается добраться до расположенного совсем близко небольшого городка, где в ополченцах — казаки. Дисциплина тут очень строгая: если вдруг кого-то заметили пьяным — выпорют нагайкой прилюдно, а если какой проступок посерьезнее — вон из ополчения. Поразило, что среди казаков — молодые женщины. Некоторые отправили детей от войны в Россию, а сами встали в строй рядом с мужчинами.
Зло всегда возвращается
…Мне посоветовали поехать в поселок Кировское на разминирование. Там еще дымится земля после боев с карателями. «Снимай это на свою камеру и покажи, сколько мин они разбрасывают по полям, прямо на улицах, как минируют дома. Они, суки, бегут, а невинные люди продолжают умирать», — сказал один из новых знакомых.
Довезти до Кировского вызвалась женщина средних лет. «Будешь с мужиком — мало ли напоретесь на пост «укропов», — сразу застрелят обоих. Со мной шансов больше, не волнуйся, я тут все дороги знаю».
Сели в ее машину, поехали. Прибыли на место уже к ночи. Нацгвардию действительно отсюда выбили, так что я попал сразу к ополченцам, а моя бесстрашная проводница уехала обратно. Меня повели кормить, не слушая отнекиваний. Потом, узнав цель поездки, отправили спать, снабдив по-походному матрацем. А рано утром стали внимательно разбираться.
Увидев латвийский паспорт, ополченцы привычно для меня меняются в лице: «Ты, мужик, адресом ошибся! Твои латыши на той стороне за «укропов» воюют. Там весь ваш грёбаный «миротворческий» союз. Тебе — туда! Все их «подвиги» зарисуешь. Сейчас мы тебе переправу организуем». Прошу связаться с Мозговым, и все разъясняется.
Я просился туда, где воюют, но в самое пекло меня не пустили. Никакого перемирия украинские войска не соблюдали. Молотили, куда попало, без передышки. Ополченцы в долгу не оставались, так что мне по приказу командира на передовую ход был закрыт, они сами кое-что снимали по ходу боевых действий.
По окраинам Луганск сильно разбит, полно сгоревшей техники и всякой амуниции. Видел машины с польскими номерами, брошенные финские бронежилеты. В пригородах, где стоял «Айдар», люди до сих пор не могут отойти от ужаса пережитого. Судя по рассказам, в «Айдаре» собраны и свои нелюди, и отбросы со всей Европы. Что они там творили — уму непостижимо! Ради забавы по людям стреляли, издевались как могли, а уж про грабежи и говорить нечего: тащили все! В каком-то дворе сняли даже белье с веревок!
Я говорил с жителями, снимал их дома, записывал их слова. Одна женщина, узнав, что я из Латвии, перешла на крик: «Покажите это своему правительству, пусть увидят, кого они поддерживают — убийц и насильников! Неужели не боятся, ведь зло всегда возвращается? Вернется и к ним!».
Бьют по точкам
Познакомился с местным пареньком Женей. Он стал моим добровольным проводником и помощником. Водил по улицам, помогал общаться с людьми. В Луганске всем приходится тяжело: дома разрушены, нет света, воды, плохо с телефонной связью. Женя привел меня на улицу, куда упала ракета, но не разорвалась. Вызвали саперов.
Когда те сняли взрыватель, увидели небольшую бумажку, где было написано: «Ребята, простите нас, сделали что могли». То есть те, кто эту ракету собирал, старались, чтобы вреда от нее было минимум, чтоб не взорвалась.
— Люди, у которых есть совесть и нормальные понятия о жизни, о том, что творится в нашей стране, тоже борются с этой фашистской хунтой, — сказал Женя. — Пусть так, по-тихому, с опаской, но все-таки они протестуют. И спасибо им. Так ракета просто в асфальт впилилась, а если бы рванула рядом с домом…
Глядя на разрушенные дома, я не уставал поражаться тому, с какой маниакальной жестокостью украинская власть руками своих военных и наемников уничтожала часть своей же страны, в том числе большой и красивый город Луганск.
— Да вы не думайте, что тут бомбили без разбору, — продолжает Женя. — Лупили по жилым домам, школам, коммуникациям. А я вам жилье олигархов покажу — все в целости, охрана по-прежнему на местах, сторожит хозяйскую собственность и никаких «укропских» налетов не боится. Точно говорят: ворон ворону глаз не выклюет.
В этих походах и поездках по городу и окрестностям очень неожиданной оказалась встреча с настоящим американцем Джорджем Элисоном, если я правильно расслышал его фамилию. Его в Штатах очень не любят за выступления против войны Америки в Ливии, Сирии, Ираке, на Украине. Он очень эмоционально говорил о том, что преступно «принуждать людей к демократии с помощью бомб и снарядов», костерил Обаму и ЕС на чем свет стоит, мешая русские слова и английские.
А живет он в Луганской области: нашел здесь свою любовь и судьбу в лице местной женщины, бросил все и переехал к ней. Сказал, что счастлив даже под бомбежками и не вернется на свою американскую родину.
И еще врезалась в память одна встреча: в маленьком городке под Луганском мы оказались в уцелевшей школе. Несмотря на запреты и угрозы учителям Новороссии, эта школа работала. В одном из классов за партами сидели человек семь малышей. Все такие аккуратные — в белых рубашечках, девочки — с бантиками. Шел урок математики на украинском языке! И никто из педагогов не боялся, что на подконтрольной ополченцам территории вдруг кто-то придет расстреливать за «хохляцку мову».
За правду — пулю в лоб
Перед отъездом знакомый ополченец подробно рассказал, за что могут запросто прикончить. За отснятые видеоматериалы — однозначно. Я возразил, что все с камеры стер, набил нейтральные по содержанию картинки. Но оказалось, что это не спасет. С помощью специальных компьютерных программ военные восстанавливают все стертое за 10 минут. Пришлось снимать флэшки, прятать их, применив всю фантазию и изобретательность.
Блокпост с ополченцами прошел нормально, приехали к украинским военным. На удивление военные были спокойными, даже ленивыми немного. Пассажиров высадили из автобуса, приказали выставить сумки для досмотра. Пришел солдат, велел всем идти в автобус. Я мысленно перекрестился: первый прошел, впереди — еще четыре.
На следующем блокпосту были «националы». Все с автоматами, дерганные какие-то. Вели себя по-хамски. По их требованию все опять выставили сумки, стали открывать и показывать содержимое. Дошла очередь до меня. Открываю осторожно, показываю, что в сумке только шмотки: футболки, носки. В это время другой рукой придерживаю закрытую одеждой камеру, чтобы не показать этому «контролеру». К счастью, его отвлекает мой мобильник. «Ну-ка, дай сюда!». Отдаю телефон, мелькает мысль, что насовсем. Но парень начинает на кнопки нажимать, мне кажется, что он делает снимки. Осторожно интересуюсь, зачем он снимает? «Я не снимаю, я координаты ищу», — слышу в ответ. «Какие координаты?» — удивляюсь я. «Иди сюда». Делаю несколько шагов вслед за парнем, он поворачивается и с издевательской ухмылкой говорит: «Видишь, вон там, под березой лежит? За час до тебя шпиона поймали. На мобиле у него были координаты расположения наших войск. Уложили, гада, пулей в лоб. А ты, ладно, живи пока». Вернул мобильник и велел идти к автобусу.
На остальных трех постах никакой жути не было, и я благополучно добрался до Харькова. А потом и до Киева. Здесь пришлось остаться на ночлег, так как автобус на Даугавпилс шел только на следующий день. На первый взгляд, вроде бы, в Киеве мирная жизнь идет своим чередом: люди спешат по делам, транспорт движется, магазины работают.
Собрался было отправиться на майдан, но остановило наличие большого числа полицейских, которые пока еще называются милиционерами. Ходят с автоматами, группами по четыре человека. Отлавливают на улице мужчин, молодых ребят и загоняют в автобус. Дальше парней везут, как мне потом сказали, на сборные пункты — и в армию, на фронт в Новороссию. Матери очень боятся за своих сыновей.
Снимать на улицах Киева запрещено. Чтобы достать фотоаппарат и сделать кадр даже у памятника, надо иметь спецразрешение. Такого нет — сразу повезут в СБУ, а там, если просто отметелят «на всякий случай», радуйся, что легко отделался.
Из того, что я увидел и услышал, могу сделать один вывод: Украину уничтожает местная правящая хунта по указке своих заокеанских хозяев и по лекалам фашистов. Они — преступники, такие же, как их кукловоды!
Оправдывать их, верить их чудовищной лжи, значит, быть соучастником их преступлений! И рано или поздно им тоже будет вынесен приговор, как это случилось в Нюрнберге.
Альбина ДАВЫДЕНКО
Фото автора
и из архива Владислава ВОЕВОДЫ
