Он дважды сбегал из фашистских лагерей, а в советском провёл десять лет
В Сыркове фашисты появились ранним августовским утром 1941 года. Деревню разбудил непонятный шум. Прежде её жители ничего подобного не слышали. На сеновале от странного рокота проснулся и 16-летний Вася РЕБУЗОВ. И в одной рубашке и портках бросился к дороге посмотреть, что вызвало в селе нежданную суматоху. Элементарное юношеское любопытство.
Наши мальчики головы подняли
Поразило, что немцы передвигались на велосипедах. И ничего не боялись, смеялись, о чем-то гортанно переговариваясь.
Крикнул он немцам что-то безобидное. А незваные гости сразу дали понять, кто теперь хозяин. Один из них по лицу мальчишке — бац! Тот кубарем покатился. Швырнули в колонну пленных, в которой Васёк несколько дней без тёплой одежды шагал до села Медведь, что в Шимском районе. Без жалости гнали как скот, ночевали на голой земле.
Василий в пути насчитал пять взорванных мостов. Остановились в бывших аракчеевских казармах, где фашисты устроили для гражданского населения пересыльный лагерь. Из него направляли на восстановление переправы через Шелонь. А куда деваться? Работали и норму выполняли.
— И там тоже норма, везде норма, — тяжело вздохнёт Василий Яковлевич во время рассказа о своей жизни. «Норма» — для Ребузова слово одновременно ненавистное и стержневое, ставшее главным в его судьбе.
Норму давали красноармейцы на оборонительных работах. В самом начале войны Василий в бригаде с отцом вручную копал противотанковые глубокие рвы в четыре метра шириной. Поблажек на возраст не делали. Пока не закончит, не отпускали. Самое обидное, что эти траншеи не пригодились, гитлеровец их обошёл.
Норма была у фашистов в лагере в Латвии и у энкавэдэшников на колымском руднике, где он как осуждённый по статье «враг народа» провёл десять лет. А потом Ребузов сам для себя установил нормы жизни, которым следует уже больше полувека.
Из лагеря ему всё-таки удалось сбежать. Местным женщинам разрешалось кормить пригнанных в лагерь мужчин. Одна из них удивилась, как сюда попал Василий, совсем мальчишка. Кроме еды, принесла ему старенький пиджачок. Юноша стал расспрашивать: а есть ли полевая, неизвестная немцам, дорога до Сыркова? Та подробно рассказала, как ему можно добраться до родной деревни. Известно, что смелость города берёт, а Вася просто очень хотел к отцу с матерью вернуться.
Долгая дорога в дюнах
Вернулся, а дома — беда. Матушка от известия, что сын пропал, умом тронулась. «Что я мог сделать? Встал перед ней на колени и заплакал», — сказал Василий Яковлевич.
В 43-м семью Ребузовых угнали в Латвию. Приехали, высадились на железнодорожной станции, а никто из латышей ими не заинтересовался. Мать Василия нездорова, кому такая работница нужна. Так двое суток непристроенные и жили. Но по какому-то фашистскому указу определили их принудительно. Отправили Ребузовых на хутор, что недалеко от городка Кандау. Хозяева злыми не были, разрешали сёстрам заботиться о матери. Василий занимался огородом, ухаживал за скотиной, заготавливал дрова. Может, и ничего, смогли бы пережить войну, дождались бы наших и обратно домой. Но за Василием не иначе как злой рок по пятам шёл.
— Однажды явились латышские полицаи и заставили написать расписку, что если я убегу, вся моя семья будет расстреляна, — вспоминает герой. — Подписал, а через некоторое время меня в лагерь отправили. Заключённые дороги ремонтировали, окопы рыли. Охрана кругом, проволока колючая — не сбежишь. А как-то утром просыпаемся — тишина. Конвой на работу не поднимает.
Радость-то — фашистов и след простыл. Таких, как он, — молодых, дюжих — человек десять собралось, и решили они к своим рвануть. Ну прям сюжет для фильма: слили бензин из оставленных немцами машин в одну и поехали. На дороге их потом советский офицер притормозил, сел за руль и довёз до сборного пункта. Хеппи-энда, правда, не получилось:
— На сборном пункте мы провели всего один день. А после в заранее пригнанный товарняк, обмотанный проволокой, народ прикладами в спину запихивали. Людей было так много, что одним на полках можно было только на боку лежать, а другим — на спине. Положение меняли по команде. Два месяца до порта Находка везли, — рассказывает Василий Яковлевич. — А какое было позорище! Из состава наблюдали, как пленные немцы в России на перронах у тёток хлебушек, молочко покупают, а нас конвоиры в это самое время штыками в подбородок старались ткнуть.
...Почти через сорок лет, при правлении Брежнева, на собственном «Москвиче» вместе с супругой Лидией Алексеевной он приедет в Латвию, чтобы поклониться могилке матери. Она умерла в Кандау, в доме для инвалидов, не дожив до освобождения совсем немного. Но на месте кладбища Василий Яковлевич увидит только что построенные жилые пятиэтажки...
Колымские рассказы Ребузова
В Находке Ребузова вместе с другими заключёнными погрузили на пароход «Дальстроя» и — до бухты Нагаева. Выдали на каждого паёк — 10 килограммов сухарей, а воду то ли забыли дать, то ли специально хотели, чтобы мучились. Лежали арестанты плотно друг другу, плечо к плечу. Так, что согнуть ноги было невозможно. Многие морского пути не выдержали. От воспоминаний о тех семи днях, что они качались по неспокойному Охотскому морю, старик непроизвольно морщится, словно мутит:
— В трюме — духота неимоверная. Просим принести попить, а перед нами ведро с какой-то грязной жижей ставят. А в Магадане всё по-умному было сделано. В баню входишь с одной стороны, а чистый выходишь из неё с другой. Там уже и лагерная форма приготовлена.
Бедолаг потом в таком цивильно-казённом виде сразу в кабинет вели, где «тройка» заседала. Один за столом сидит, двое за ним стоят. И диалоги — как под копирку.
— Что ты в Прибалтике делал? — спрашивает старший и на лежащий на столе наган посматривает.
— Что заставляли, то и делал, — бесхитростно отвечает гражданин.
— А принимал ли ты участие в вооружённой борьбе против СССР? — не собирается отступать прокурор. — Вот подписывай признание.
Ребузов тогда подумал, если поставит свою подпись на бумаге, ему пулю в затылок тут же один из этих в хромовых сапогах пустит. Но конвейер давно был налажен: килограммовым наганом по затылку, и человек сознавался во всём что угодно. Страна получает бесплатную рабочую единицу для добычи золота.
Василия ждал Сусуманский район, прииск Беличан, располагавшийся от Магадана в 600 с лишним километрах. Морозы здесь бывали лютые — столбик термометра опускался ниже минус 60 градусов. Добыча золотоносной породы велась вручную. Её насыпали в тачки и вывозили из шахты. Адский, монотонный труд. Рабочий день длился по 12 часов. Не справишься с нормой — значит, получишь урезанную пайку хлеба.
Жили в бараках по двадцать человек в каждом. Естественно, что при полуголодном питании ежедневный изнурительный труд быстро приводил людей к физическому истощению и гибели.
— Я удивлялся, как голод меняет у человека внешность. Его лицо становилось чёрным. Умирает, и его за ноги тащат к отработанной шахте, чтобы сбросить туда тело. Там же вечная мерзлота, никто могилку рыть не будет, — грустно и обыкновенно говорит Василий Яковлевич. — И я до того тачку докатал, что еле-еле ноги волочил. Начальника прииска просил, чтобы мне какую-нибудь работу полегче дал.
Начальник, который сам из бывших зэков, парню помог — отправил компрессор чинить. Только радовался Василий недолго, свалился от цинги — практически всеобщей болезни среди заключённых на Колыме. Кровоточили десны, расшатались и стали выпадать зубы, тело всё покрылось язвами. Лечился и заодно сил набрался в больнице. «Самый страшный день случился у меня, когда я в беспамятстве от цинги лежал. Боялся одного, чтобы меня в шахту не скинули», — признался Василий Яковлевич.
Крепче за баранку держись, шофёр
На Колыме он освоил профессию шофёра. Возиться с машинами — вообще его страсть. После освобождения устроился водителем, служебную баранку крутил до пенсии. Вот и сегодня с удовольствием бы свою старенькую «Оку», подарок Путина, из гаража на трассу вывел. Да супруга останавливает — от греха подальше пусть на приколе стоит.
— Мне назначили шесть лет колонии-поселения. И только я их отбыл, как Магадан сказал, что надо отработать ещё три года. А новое заключение легко можно было получить: уполномоченный пришёл в барак на проверку, а человека нет на месте — вот и побег. Меня реабилитировали в июне 92-го года. Государство признало, ошибка вышла, — сказал Василий Яковлевич и напел мне народный гимн колымских заключённых:
Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные, мрачные трюмы.
В Сырково Ребузов в 56-м году приехал. Встретили его односельчане, конечно, неприветливо. Даже когда он своими руками дом построил, семьёй обзавёлся, за спиной продолжали громко шушукаться. Его ребятишек соседка как-то «фашистиками» назвала.
Совместная жизнь с первой женой как-то не заладилась. Василий Яковлевич о том времени не любит вспоминать — пропал бы раньше назначенного свыше срока. А с нынешней супругой, Лидией Алексеевной, не забалуешь — никакой выпивки. С этим делом у неё строго.
— Не пью, не курю, зарядку каждый день делаю. Раньше вот холодной водой обливался, босиком по земле ходил, — поделился он со мной секретом своего долголетия и хорошего самочувствия, что после колымской жизни факт поразительный. — Старость у каждого бывает, и с ней надо смириться. Но и нельзя забывать шевелиться. В день по нескольку упражнений делаю. В восемьдесят лет на турнике подтягивался, а сейчас просто вишу. А то ведь как: день-два на кровати полежишь, а на третий уже и не встанешь.
Как полагается в деревне, супруги любят огородничать, а грядки и клумбы у них образцово-показательные. На болячки не жалуются, единственная у них сейчас забота — снаружи покрасить дом, чтобы с улицы на него приятно было смотреть. Волонтёры «Софийского десанта» обещали подсобить. Старики ребят ждут на майские праздники...
Новгородский район
Фото Анны Мельниковой
