Боровичанка Надежда Пушканцер так смешивает шерстинки, что получаются картинки
Надежда Павловна и прядёт, и валяет, и вышивает, и рисует — чего только не делает. Не знает, куда обратиться, а то бы с удовольствием подала заявление о продлении суток до 36 часов.
На её женских плечах лежат ещё и заботы о восстановлении дома — не простого, с историей. Последние полтора года она живёт на улице Порожской в бывших купеческих владениях. Кладка красного кирпича — точно дореволюционная. Здание принадлежало купчихе (будьте любезны поставить ударение в фамилии на последний слог!) Екатерине Васильевне Сукиной.
Правда, подтвердить это документально пока нечем. Согласно материалам городского имущества за 1904 год, тут, на улице Порожской, был тогда пустырь. И хозяйка у него была другая — Водовозова. Однако современники начала XX века в своих воспоминаниях связывают дом именно с купчихой. Да и по сей день находятся свидетельства тому.
— Недавно, выглянув в окно, увидела мужчину, внимательно рассматривавшего мой дом, — рассказывает Надежда Пушканцер. — Я даже вышла спросить, что его так заинтересовало. «Мой дед строил! — ответил он. — По просьбе купчихи Сукиной».
Будут ли лет через сто и её вспоминать, показывая на «порожский» дом, — это Надежду Павловну не беспокоит. Она вполне довольна тем, что живёт, где ей нравится, и делает то, что любит.
И как-то само собою выходит, что у старого дома вместе с Надеждой Павловной началась новая жизнь. Зайдёшь внутрь, и такое ощущение, что ты в музее.
По профессии Надежда Пушканцер — керамист. Выйдя замуж, молодые годы провела далеко от Боровичей, работала на заводе в Курске, потом в Западной Украине. А потом вернулась. Сама поднимала детей. На излёте горбачёвской перестройки, закрыв городскую квартиру на ключ, уехала в деревню. Там был дом без окон, без дверей. Зато — большой участок в красивом месте на берегу Мсты. В первый же год купила корову. Держала овец, коз. Куры да гуси — это само собой. Немалое хозяйство развела. Построила хороший дом. Занялась традиционными женскими рукоделиями, что переросло в художественное творчество. Участвовала в народных праздниках, ездила в Вологду на международный фестиваль «Голоса ремёсел».
Мальчишки её давно выросли, крепко встали на ноги. Семь внуков уже! Прожив в деревне тридцать лет, пора было потихонечку убавлять хозяйственную активность. Тут-то и покажись этот боровичский дом.
Впервые она его приметила ещё лет 10 назад. Тогда уже сотрудничала с Музеем истории города Боровичи и Боровичского края. Её приметили как пряху, попросили вести интерактивы. И вот зимним вечером, когда на улицу совсем неохота (морозище!), появляются приезжие с просьбой помочь найти домик на улице Порожской. Мол, женщине одной очень хочется видеть его. Просто плачет.
Оказалось, что в 1937 году после убийства Кирова семья ленинградцев Атабековых была выселена из города. По сути, выставили на улицу. В Боровичах, в этом доме на Порожской, они нашли спасение.
— Я постучала в окно, — вспоминает Надежда Павловна. — Открыли квартиранты. Хозяйкой же, как выяснилось, была Марианна Кузьмина — внучка тех, кто приютил Атабековых. Они с Аллой Атабековой много лет прожили в Санкт-Петербурге почти по соседству (окна их квартир выходили в один двор), не зная друг друга. Теперь-то они общаются, конечно.
Заметим, что Марианна Аркадьевна является составителем книги воспоминаний о Великой Отечественной войне «Боровичи — подлинно город-госпиталь».
В прошлом году, как-то невзначай встретив в Боровичах Надежду Пушканцер, Марианна Аркадьевна пригласила её на чай. Узнав, что Кузьмина собирается продавать дом, Надежда Павловна даже не раздумывала.
И всю эту историю я узнаю опять-таки за чаем — он у «купчихи» Пушканцер по-кипрейски. Свой, домашний. Блинов на столе — всей редакции хватило бы.
Напротив стоит молчаливый свидетель сталинской эпохи — шкаф, принадлежавший когда-то «неблагонадёжным» интеллигентам Атабековым. А в руках у меня — воспоминания Ольги Сергеевны Калининой, мамы Марианны Аркадьевны. Эти несколько страничек как мозаика первых десятилетий XX века.
Гимназия. По-юношески необдуманная шутка на выпускном вечере над учителем музыки, в отместку за его «козлетоны»: «До-ре-ми-фа-соль-ля-си, Каряка водку не соси». И — бегом со сцены.
Революция. Люди с револьверами. Убийство начальника полиции, которого протащили по городу, привязав к лошади, и сбросили во Мсту.
Голод. Горячая молитва матери на могиле отца. А вечером — громкий стук в ворота. На улице стоял мельник: «Анна Александровна, проезжал мимо, лошадь остановилась как вкопанная, дальше не идёт». Вспомнил-таки про свой должок — ему дорогую одежду носили за муку, скинул мешок.
Но у меня остались вопросы к нынешней хозяйке «исторического» дома. Как всё-таки ей удаются эти «шерстяные акварели» (она сама их так называет)?
— Это фильцевание, или сухое валяние. Если художник на холст наносит краску, то я — цветную шерсть. Сначала выкладываю фон. Если это пейзаж, а чаще всего у меня именно пейзаж, то — линию горизонта, небо, землю или воду. Потом идёт сюжет. И вся картина. Вместо кисти — иголочка. Специальная, тонкая, с зазубринками. Один сантиметр полотна — примерно сто ударов иголочкой. По мне так очень интересно!
Между прочим, у истоков этого её увлечения — один известный олигарх российского происхождения. Будучи за границей, побывала на выставке, размещённой на яхте. И загорелась: «Я тоже так смогу!». Очень хотелось отщипнуть хоть клочочек, чтобы понять, что за материал. Потом узнала-таки, что цветной синтепон. Но решила, что будет использовать шерсть.
Любимый пейзаж — тихая деревня. Наши берёзки, а хаты с соломенными крышами — вроде, украинские. «Так и есть!» — подтверждает автор.
Я спросил, скучает ли она по деревне.
— Нет, этот этап закрыт. Сегодня мне хватает и огорода. Так что у меня по-прежнему — всё своё, натуральное. Захочу «химии» — магазинов полно. А дом в деревне я продала хорошим людям, переселенцам с Украины. Чего жалеть?
На новом этапе у Надежды Павловны — росписи по стеклу, а также картины, нарисованные... зубочисткой.
На чердаке ждут своего часа полсотни советских чемоданов. Кто-то выбросил, кто-то прямо в руки мастерице отдал, зная про её интерес. А он такой: привести эти чемоданы в божеский вид и расписать видами Боровичей. Само собою, будущая выставка получит название «Чемоданное настроение».
Оно у неё всегда такое. Это не про место жительства: тут всё, якорь. Про желание что-то пробовать, менять, создавать. Про правильный акцент на слове «валять». Кто-то валяет кого-то (сами догадываетесь, кого именно). А она — хоть валенки, хоть картины.
Надежде Павловне не терпится закончить все хлопоты по ремонту, и тогда... Она же не для того приобрела себе «палаты каменные» (стены такой толщины, что буквально «мой дом — моя крепость»), чтобы жить затворницей. Мечтает о «роскоши общения». О дружеских встречах — в городе много интересных, творческих людей. Стихи, воспоминания, душевный разговор. Ах да, ковид. Всё потом, всё потом.
А жить?..
