О том, как Толстой стал героем плутовского романа, а Булгаков — античной трагедии
В Новгородской областной универсальной научной библиотеке прошла встреча с Алексеем ВАРЛАМОВЫМ — писателем, доктором филологических наук, ректором Литературного института, членом Совета по культуре при Президенте РФ.
Алексей Николаевич — автор маститый и успешный. Его имя знают не только в России: книги Варламова переведены на немецкий, французский, испанский, итальянский, польский, китайский, вьетнамский, сербский и другие языки. Он — лауреат нескольких престижных премий, в том числе Национальной литературной премии «Большая книга». Дважды! В 2007-м и 2022-м. И в этом году с романом «Одсун» он вновь вошёл в список финалистов.
Встреча с читателями в кремлёвской библиотеке состоялась в рамках проекта «Большая страна — Большая книга», поддерживаемого Министерством цифрового развития, связи и массовых коммуникаций РФ.
По словам Алексея Николаевича, его творчество делится примерно поровну между художественной прозой и документальной — его перу принадлежат уже восемь биографий в популярной серии «ЖЗЛ». Это и стало темой встречи с писателем, которую провёл главный редактор «Новгородских ведомостей» Игорь Свинцов.
В России биографический жанр получил распространение со второй половины XIX века, был востребован и в советское время.
— Людям интересно читать про тех, кто оставил заметный вклад в истории, в искусстве. Серия «ЖЗЛ» помогала понимать историю через лица. Другое дело, что авторы сталкивались с серьёзными цензурными ограничениями. Понятно, что ряд деятелей прошлого просто не могли попасть в литературные герои.
«Певец русской природы»
Пришвин стал для Варламова первым опытом литературной биографии.
— Да, все привыкли к нему относиться как к певцу. Но когда стали печататься его дневники, открылось, что Михаила Михайловича интересовали история, философия, политика, общество. Для меня его главное произведение — именно дневник. Пришвин, как и Бунин, — из Ельца. Два русских писателя были однокашниками в гимназии. Но если Бунин так и не примирился с революцией, то Пришвин в конце жизни писал: «Делать нечего, я коммунист». Как случилось, что они так разошлись во взглядах? Всё это очень интересно, очень важно для понимания русской мысли на путях истории.
Прощённое слово
И в то же время биограф не должен забывать, что неизбежные собственные размышления не должны заслонять личности самого героя. Это его имя на обложке пишут большими буквами.
— Читатель хочет знать, каким он был человеком, какие-то интимные подробности из жизни. На лекциях я говорю студентам, что единственное оправдание нашего вторжения состоит в том, чтобы Пришвина, Толстого или кого-то другого по-прежнему читали.
Нюанс
— Когда я пишу художественную прозу, то никому об этом не докладываю, не заключаю ни с кем договоров. Просто прихожу потом в издательство. С биографиями — наоборот. Сначала — договор. Иначе ты придёшь, а тебе скажут: «Извини, старик…»
Бегущий по волнам
— Я хотел написать про Паустовского, но услышал: «Нет, это банально. Может, лучше про Грина?» Про него, в отличие от Паустовского, я почти ничего не знал… Грин оказался совсем не таким, как я мог предполагать. Мне с ним было жутко интересно! Для себя определил, что в его случае должен получиться готический роман. Ведь герой диктует жанр. Но я нашёл человека, к которому судьба была очень несправедлива. «Алые паруса» — эта книга перекрыла ему всё. Он написал шесть томов великолепной, глубокой психологической прозы. Но кто это читал? Грин — мистик, метафорист, философ. Но его воспринимают как автора одной книги. Это очень несправедливо.
Красный граф
— Свою будущую книгу про Алексея Толстого я видел как плутовской роман. У меня было чёткое негативное мнение о нём. Как у Бунина. Я читал его «Третьего графа». Это шедевр в мемуаристике. Там всё настолько вкусно, увлекательно и убедительно, что и мысли не допускаешь, будто может быть иначе. Но когда у тебя на руках появляются документы, ты вдруг начинаешь ловить Ивана Алексеевича на каких-то противоречиях и передёргиваниях. И вот ты уже мысленно споришь с Буниным. Возникает химия какая-то: ты вступаешь во взаимодействие с героем. Я почувствовал, что Толстой мне помогает. В каком-то смысле он меня перевербовал. За книгу о Толстом я получил Литературную премию Александра Солженицына. При том что Александр Исаевич не любил его сильнее, чем я. Достаточно прочесть рассказ «Абрикосовое варенье», и всё будет ясно. Я не делаю из героев икон, но и не ставлю им оценок за поведение. Да, Толстой — циник. Занимался фальсификациями — сочинил дневник фрейлины Вырубовой. Просто хотел денег. И в то же время — это человек, искренне переживавший за страну, патриот.
Мастер и Страсть
— Поединок героя с судьбой — это античная трагедия. Таков был Михаил Булгаков. Он всю жизнь боролся с собственной судьбой, ненавидел её. Казалось бы, за что? Внешне всё было благополучно — отдельная квартира, хорошая зарплата. Но он считал себя самым несчастным, самым затравленным. Соседа, Осипа Мандельштама, расстреляли. А его, Михаила Булгакова, власть не трогала. Но и не замечала. И в этом всё дело. Окажись он в нашем времени, совершенно не удивился бы своей посмертной славе. Но ему хотелось всего здесь и сейчас. Все писатели честолюбивы, у него это чувство было страстью. Поразительное сочетание огромного таланта и глубочайшей неудовлетворённости жизнью.
Эталон русского
— Василия Шукшина я собирался написать в серию малых портретов «ЖЗЛ». Вроде всё понятно: человек из народа, самородок… Да вот не вписался Василий Макарович в размер. Получилось много. Я сначала скептически относился к словам Валентина Распутина о том, что если от каждого народа надо было бы представить одного человека, который во всей полноте отражал бы судьбу, характер, физиономию, то от народа русского таким человеком был бы, несомненно, Шукшин. А потом понял, что Распутин совершенно прав. Шукшин вобрал в себя все ужасы, все бездны своего времени. С трёх лет рос без отца, которого арестовали и расстреляли. Сын врага народа. Ниже упасть некуда. А он поднялся на самый верх. Стал лауреатом Ленинской премии. Похоронен на Новодевичьем кладбище среди советской элиты. И вот он — рубаха-парень? Можно запросто хлопнуть по плечу: «Ну что, Вася?» Сложный был человек. Сложенный из разных сущностей: крестьянский сын, рабочий, интеллигент. Ещё один ряд: актёр, режиссёр, писатель. Всё это наслаивалось одно на другое, и каждое новое качество не отрицало предыдущего. До сих пор непонятно, почему он умер, что случилось 2 октября 1974 года на теплоходе «Дунай»? Имеет ли к этому отношение его фильм «Я пришёл дать вам волю», который он так и не снял? Кажется, всё-таки имеет…
* * *
А ещё в героях у Варламова — Платонов, Розанов и Распутин, тот, который не писатель. Вот когда, говорит, не было никакой химии. Отвернулся Гришка: «Про меня тысячу книг уже написали! Хочешь — и ты пиши. Только я в этом не участвую».
— Мне было всё равно — святой он или бес. Если развратник — извини старик, но ты такой. Если святой — берегитесь, масоны, сейчас я вам покажу! Я старался докопаться до истины, но теперь написал бы по-другому.
Но в одном Распутин всё-таки помог: после него Алексей Николаевич написал роман «Мысленный волк», осмысливая судьбу предреволюционной России.
— На мой взгляд, глубоко больное было общество. Хотелось как лучше, конечно. Мы хотим перемен! Ну и получили. Кажется, русская история обречена ходить по кругу, время от времени сбрасывая старое…
Не так же ли тогда обречена и русская литература — искать ответы на проклятые вопросы? Кто-то скажет, мол, они же найдены! Вот вам Достоевский, Толстой, Чехов. Что можно написать после них? Алексей Варламов вспомнил ответ на этот вопрос Юрия Трифонова: «Они не жили в наше время».
Теги: Алексей Варламов, писатель, Великий Новгород
