Чёрные дыры и чудовищные пробелы
— Всё это довольно печально, — чуть не с порога огорошила корреспондента «НВ» Алёна. — Юмор сегодня изменился. Он отучает людей говорить серьёзно хотя бы о чём-то. Такой юмор, в отличие от гоголевского или чеховского, ничего не открывает, не помогает человеку взрослеть. К сожалению, он сегодня востребован как никогда: чем беззаботнее — тем лучше. Я стараюсь привнести в свои юмористические рассказы что-то большее, не просто позабавить читателя, но и предложить какую-то тему для размышления. И всё равно поднимаемые темы мне кажутся довольно легковесными. Своей юмористикой я недовольна. Однако на конкурсах чаще побеждает именно она. Парадокс! Юмористика меня преследует, ведь на самом деле мои направления — это научная и социальная фантастика, реалистическая проза. Особенно люблю мистический реализм.
Конкурс в Дюссельдорфе — для меня лишь один из многих. Из-за серьёзного заболевания я уже несколько лет не выхожу из дома, так что все эти годы нахожусь в состоянии поиска какого-то движения. Конкурсы — это движение, напряжение, соревнование, повышение профессионального уровня, способ оценить свои силы, наконец. Где-то выигрываю, где-то проигрываю. Суета сует. Главное — чувствовать себя в процессе работы, развиваться, куда-то стремиться, чего-то добиваться и что-то познавать. Победа в этом.
— Как вы оцениваете состояние современной научно-фантастической литературы, которая, насколько я могу судить, вам ближе?
— Тут бы следовало применить обсценную лексику... Слишком часто современные фантасты не владеют элементарными знаниями по физике, математике, медицине и другим наукам. О том, что кричать в вакууме невозможно, должен бы знать любой школьник, но в нашей фантастике и кричат в вакууме, и тормозят, и на нейтронных звёздах селятся. Из хорошей научно-философской фантастики, прочитанной в последнее время, могу вспомнить разве что Павла Амнуэля. Но он — человек в годах, на другой литературе воспитывался. К тому же он астрофизик по образованию. Начав писать в направлении НФ, я ужаснулась тем чудовищным пробелам, которые обнаружились в моих знаниях. Засела за физику. С нуля, едва ли не с учебников шестого класса. И затянуло. Знания — это наркотик.
Впрочем, владение темой сегодня не так уж и важно для многих издателей. Не так давно среди пишущей братии прогремел так называемый «Меморандум», опубликованный одним из известных издательств. В нём по пунктам перечисляется, каким должен быть роман, чтобы его приняли к публикации. По сути, готовая болванка для будущего произведения. Герой такого романа должен непременно побеждать от одного сюжетного узла к другому, быть определенного возраста, иметь заданные черты характера. Всё предопределено издателем, вплоть до мелочей — даму главного героя можно убить, но не изнасиловать, потому что это унижает мужское достоинство героя. В финале — обязательный «хеппи энд».
Таков стандарт, отступать от которого запрещено. И мало кого волнует, что творчество само по себе — отступление от стандартов. Читатель привык к заданному формату и голосует рублём за привычное. Другое он не принимает — замкнутый круг, вырваться из которого уже невозможно. Так работает подавляющее большинство издательств — это конвейер. Авторы «Меморандума» это честно продекларировали, не более того.
Работа над собой
— Алёна, у вас есть литературная мечта?
— Да, мечта есть, но, боюсь, неосуществимая. Мечтаю возродить рефлексирующего интеллигента, который при всей его сложности оставался бы человеком дела. В одной из моих повестей, изданной в издательстве «Эксмо» в 2010 году, такой есть — доктор Бердин. Он прекрасный врач, буквально одержимый своей работой. Неоднозначен, как всякий наделённый умом человек. Он находится в постоянном поиске, в развитии. Может ошибаться, быть где-то несимпатичным, но он обезоруживающе честен с собой и миром.
— Но ведь в русской литературе рефлексирующий интеллигент и человек дела — это зачастую абсолютно разные герои?
— Рефлексирующий интеллигент хорош, если несёт в себе человеческое начало, но не истерикует попусту, не витает в безвоздушном пространстве. Современной литературе не хватает гуманизма, к сожалению. Воспеваются инстинкты и забывается то, что нас должно бы отличать от животных. Почему-то считается, что человеком дела можно считать только тех, кто двигается вперед чисто физически — пошел, выстрелил, убил негодяя, спас кого-то, победил. Но дело для человека разумного — прежде всего внутренняя работа. Работа, проделываемая над самим собой, над своим мироощущением, над своим сознанием. Это переоценка ценностей, поиск своего собственного пути — тоже динамика, но внутренняя. Часто она гораздо интереснее любых приключений. Как и почему человек изменился, чтобы совершить то или иное действие. Разве не интересно? Осмысливать и делать — девиз героя, которого я хочу видеть.
Не напяливайте розовые очки!
— Вы пишете о мистических явлениях, а в вашей жизни мистике есть место?
— Есть, только я не буду об этом рассказывать, чтобы меня за сумасшедшую не приняли.
— Ну а в судьбу-то вы верите?
— Я верю в связи. В то, что любой наш поступок, любая мысль связаны с тем, что происходит в дальнейшем. Мысли материализуются так или иначе.
— Значит надо стараться думать только о хорошем?
— Ни в коем случае! Сейчас принято говорить, что надо быть оптимистом. Не думаю. Оптимист слеп, на него напялены розовые очки. Рассказ «Уроки рептилии», который выиграл на конкурсе, как раз о такой нездоровой оптимистке. Ее жизнь не учит. Пессимизм, конечно, тоже ужасен. Нытик проигрывает ещё до начала схватки. Надо быть реалистом. Пока оптимист веселится непонятно с чего, а пессимист скулит, реалист делает выводы и учится.
— Но вас всё же что-то толкает писать юмористику!
— Я, наверное, человек не без ехидцы. У меня не просто веселые рассказы. В них больше иронии, чем незамутнённого смеха. Тренируюсь чаще всего на себе. Да, я смешна себе со всей своей где-то алогичностью, где-то категоричностью, где-то заумью. Ирония и самоирония очень помогают жить в далеко не всегда добродушном мире. Пожалуй, ирония и толкает к юмористике, а если быть точной — к ненавязчивой сатире. Моим любимым автором остаётся Чехов с его грустной улыбкой, с его порой таким несмешным юмором. Его никто не превзойдёт. Потому что его горькая усмешка — настоящая.
— Какой ваш герой наиболее дорог вам?
— Дороги все. Говорят, любой художественный текст — это история болезни самого автора. Свои комплексы, сомнения, страхи и странности писатель выплескивает в то, что он пишет. Соответственно, и в своих героев. Нельзя достоверно прописать характер персонажа, не погрузившись в него, не поняв его до точки. Надо влезть в его шкуру, прочувствовать жизнь его чувствами. Поневоле сблизишься.
Фото из архива Алены Дашук