Театральная судьба Любови Злобиной: из химиков — в заслуженные артистки России
Среди ролей Любови Злобиной, более 20 лет работающей в новгородском театре для детей и молодёжи «Малый», есть как «королевские» — благородная, трогательная Гермиона в «Зимней сказке»...
...целеустремленная и роковая леди Макбет, трагическая царица Пасифая в «Лабиринте», — так и классические: Татьяна в «Евгении Онегине», Ольга в чеховских «Трёх сестрах». Белая Гейша-сказительница из спектакля по японским легендам «97 с половиной шагов по дороге, которая летит над спиной спящего в океане дракона» принесла ей приз за лучшую женскую роль на фестивале в Болгарии в 2011 году, а 13-летняя Варька из спектакля «Человеки» в её исполнении будоражит всех без исключения зрителей. Впрочем, все актёрские работы Злобиной отличает глубокая искренность и драматизм. Об этом и разговор:
— Любовь Николаевна, насколько я знаю, вы учились в Санкт-Петербургской государственной академии культуры и искусства по специальности «режиссер». Но в итоге выбрали актерскую стезю. Интересно, помимо студенческого опыта в вашем багаже есть режиссерские работы?
— Нет. Здесь нужно иметь совершенно «другие мозги». У режиссёра ведь совсем другое видение постановки: он думает над композицией, пространством, выразительными средствами. Это не моё. Хотя, например, у моего коллеги, актёра Андрея Данилова, есть удачный опыт в этом направлении: он поставил спектакль «Ради бега» — история о новгородском ветеране-марафонце.
А что касается учёбы, то нам посчастливилось попасть в руки хорошего педагога. По сути, мы жили в формате самодеятельного театра: наш педагог так построил учебный процесс, что мы работали по двенадцать часов в день. Причём актёрским мастерством мы занимались значительную часть этого времени. И тут уж природа себя в итоге проявит, станет ясно: актёр ты или всё-таки режиссёр? Моя природа однозначно актёрская.
— Но поняли вы это далеко не сразу. Ведь после школы решили стать... химиком-технологом.
— Да. И даже поработать на этом поприще успела. Но, как говорится, душа требовала чего-то другого. Может быть, моя любовь к поэзии и подтолкнула круто поменять направление.
Все мы в школе участвовали в конкурсе чтецов, выступали в самодеятельности. Мне нравилось декламировать. Но не просто читать стихи, а стараться донести до зрителей своё видение. И когда я видела, что люди меня не просто отстраненно слушают, а начинают «заряжаться»: реагировать, у них блестят глаза, мне это очень нравилось. Мне казалось, что происходит какая-то магия между мной и зрительным залом. И непременно хотелось в этом разобраться. Хотя, конечно, становиться актрисой я никогда не собиралась.
— В «Малом» вы работаете почти с момента его основания. Не страшно было в лихие 90-е ввязываться в новый проект?
— На самом деле в Новгород меня привела отнюдь не театральная судьба. Но когда я узнала, что моя коллега по институту Надежда Алексеева открывает молодёжный театр, решила попробовать. Хотя на тот период времени, признаться честно, уже поставила на своей карьере крест. Страну накрывали один катаклизм за другим, театрам в те годы, как и культуре в целом, пришлось страшно ломаться и подстраиваться под веяния времени. Нашему поколению вообще творчески очень не повезло. Когда мы приходили в театры на прослушивания, то нас даже не смотрели: чтобы не расстраивать ни нас, ни режиссеров. Когда создавали «Малый», всех захлестнула волна энтузиазма, желание реализовываться творчески, а не выживать. Никто не знал и не осознавал тех трудностей, с которыми предстоит столкнуться. Мне захотелось попробовать, и я поняла, что здесь смогу принести пользу.
— Помимо актёрства вы долгое время преподавали сценическую речь для студентов актёрского курса НовГУ, а сегодня с этими ребятами играете на одной сцене. Каково это: вчера ещё ученики, а сегодня — коллеги?
— Должна сказать честно — тяжело. Тяжело в том плане, что ты постоянно на подсознательном уровне пытаешься о них заботиться, то и дело норовишь что-то подсказать, исправить, подстраховать. На материнский инстинкт похоже. Но тут же я себя одёргиваю: они же уже не студенты, должны сами получать опыт, учиться на своих ошибках. Так что процесс идёт. И очень прогрессивно.
— «Малый» постоянно экспериментирует: с темами, формами, режиссёрами. Вам приходилось работать с представителями европейской театральной школы — я о проекте «Лабиринт. Легенда о Минотавре», «Три сестры». Насколько такой опыт интересен и близок русскому актёру?
— Пробовать хочется всё. Я прекрасно понимаю: для того чтобы постичь другую школу, в неё нужно погрузиться и поработать года два. Чтобы в полной мере почувствовать природу возникновения этой техники: ведь она из чего-то рождается. Это совсем другая система координат, в которой живёт тот или иной театр, страна. Другое дело, что когда смотришь на их работу, отбираешь для себя какие-то вещи, которые легко можно применить в нашей школе.
Если наше слово сопряжено с психикой — именно она рождает паузу, интонацию, — то европейская школа идёт от логики. Нас не ругают за мелкий жест, так называемый «мусор». Мы активно жестикулируем, «мимируем», должны всегда оставаться живыми, естественными. Европейцы ратуют за чистоту жеста: его мало, но он должен быть знаковым, самым страстным импульсом. Ничего лишнего. Так что когда я столкнулась с этим в работе над спектаклем «Лабиринт. Легенда о Минотавре» швейцарского режиссёра Кирилла Тиссо, было тяжело. Прячешь руки в карманы, зажимаешь за спиной, чтобы, не дай Бог, лишний раз не показать жеста. Ломка! Но когда стало получаться, я поняла, что приём накопления энергии — очень эффектный. Хотя сейчас, как мне кажется, границы между европейским театром и российским почти размыты.
Современный театр — это театр жеста, пластики. И конечно, жаль, что эта возможность для меня проходит стороной. Здесь, как говорится, мне уже кролем не сплавать. Если только хвостом помахать.
— Ну, здесь вы не правы. Отложим пластику в сторону и обратим внимание на тринадцатилетнюю Варвару — героиню спектакля «Человеки», которую вы блестяще играете. Этот образ вам дался тяжело?
— Я была удивлена, чего скрывать, когда Надежда Алексеева предложила сыграть мне эту роль. Фактура-то у меня не та. Но здесь было важно сыграть не ребёнка, а передать её характер, эмоции. Всё написано у меня на лице. Мимика и голосовые интонации — основное в этой роли. Знаю, что многим зрителям не понятно, почему сюжет этого рассказа разбит в общей канве спектакля, что из-за этого теряется смысл, люди путаются. Но по задумке режиссёра, и для меня лично, эта история больше метафоричная, нежели сюжетная. Что в основе сюжета? Ребёнок ночью нянчит младенца, днём ей тоже не дают отдохнуть и заставляют работать, на следующую ночь всё повторяется. Ребёнок постоянно кричит, хочется спать… И в итоге Варька не находит ничего лучше, чем его убить. Всё очень просто. Для неё. А что дальше будет с Варькой? Каким она вырастет человеком?
— Вы заняты почти во всех спектаклях театра. В повседневной жизни зрители вас часто узнают? Встречая на улице, например?
— Я абсолютно не публичный человек. Да и стараюсь закутаться так, чтобы меня не узнали, и я могла незаметно наблюдать за происходящим вокруг. Подсматривать и отмечать что-то для себя — неотъемлемая часть актёрской профессии. И мне это очень нравится.
