Премьера этого фильма стала одним из самых волнительных событий новгородского киноноября. Поклонники писателя Алексея Иванова, по мотивам одноименного романа которого и снят фильм, переживали: будет ли картина созвучна их ощущениям. Люди далёкие от современной литературы тоже не могли пройти стороной, как всегда и бывает, когда фильм готовится про нас, сегодняшних, без ретуши и прикрас.

Чтобы ответить на этот вопрос, мы отправились в кино. Тем более что фильм режиссёра Александра Велединского быстро собрал множество наград, в числе которых главные призы «Кинотавра», фестиваля восточноевропейских фильмов в Германии и много чего ещё.

Мария Клапатнюк (М.К.): — Наконец-то в нашем стане поразительное единодушие. По-моему, фильм понравился обеим. Да и вообще, среди посмотревших не так-то просто найти аргументированную позицию «против». Если таковые имеются, то апеллируют прежде всего к достоинствам книги, которая, разумеется, лучше, полнее и объемистее кино. Впрочем, я на стороне тех, кто «за», и смело уверяю — вот она! Наконец-то снова русская душа, вечно помятая, с перегаром, но зато какая загадочная! Жаль только, обречённая.

Алина Бериашвили (А.Б.): — Верно, фильм и на меня произвёл ощущение очень русского. Когда среди волнующих уральских пейзажей зазвучала народная «Летел голубь», так и вообще мурашки побежали. В «Географе» всё органично: и музыка, и пейзаж, и люди. Но разбирать на составляющие не хочется, слишком мелко получится, а сказать сразу и просто, что это фильм о большой русской идее, — непривычно, неловко.

М.К.: — Может быть, потому сложно, что она не так уж и велика, эта идея? Мне так во время просмотра только и вспоминались Акакий Акакиевич, окончивший жизнь за шинель, или униженные и оскорбленные человеки Достоевского, утопившие в питерских переулках надежды на светлое будущее. Классики со своими героями не церемонились — препарировали. Современные творцы ведут себя скромнее — пронзительные монологи прячут за глотком коньяка или звонком айфона, но суть от этого не меняется. В «Географе» перед нами выступает целая серия будущих или уже состоявшихся маленьких людей, которые хоть и хороши, пусть даже по-своему милы, а всё же не способны ни на какие серьёзные поступки. Помнишь диалог школьников? Овечкин собирается уехать из Перми. Куда? В Голливуд. Зачем? Работать Брэдом Питтом. Шутка, конечно, но не на пустом месте.

А.Б.: — Да уж, ассоциации подходящие! У географа и правда есть сходство с маленькими людьми: его замызганность и бесперспективность, его великая бессмертная душа, которую он точно не променяет на комфорт. Вообще, за спиной у Виктора Служкина — целая анфилада героев русской классики. И Обломов, который не просто лентяй, как привычно думать, а человек, сохраняющий внутреннее достоинство вопреки окружающей суете, и князь Мышкин, и способный на всепрощение мечтатель из «Белых ночей». Прежде всего на ум приходят герои Достоевского, потому что его известное высказывание «нет счастья в комфорте» можно сделать эпиграфом к этому фильму. Но тогда все сразу стало бы понятно, а это неинтересно.

Жаль только, что в книгах и фильмах за смесью юродивого, аутиста и алкоголика проще разглядеть и оценить Человека. А вот подсел к нам на сеансе не вымышленный, а уже натуральный алкоголик, и сразу захотелось, чтобы он, мерзкий, исчез.

М.К.: — Я думаю, дело ещё и в другом. В «Географе» я заметила как минимум три намёка на самоубийство Виктора: сначала — ноги, качающиеся над снегом с характерной амплитудой, под скрип, правда, детской качели. Затем «уютный» сон в полной экипировке в закрытой на замок ванне с водой. И наконец — финальная сцена. Пустой балкон на высоком этаже. Жестянка из-под чая, переделанная в пепельницу, окрик дочери: «Папа!», — и пустота... Не знаю, как ты, а я могла бы поверить и в такую развязку. Вот и исчез бы мерзкий алкоголик. Но клоун с огромной душой Служкин, конечно, появился из-за угла, поймал недовольный взгляд жены и скрылся за титрами. Напряжение спало. А по дороге домой я всё же представила продолжение отношений, которое режиссёр оставил за кадром. Это — явно не счастье, в то, что всё наладится, не поверит даже самый наивный зритель. Не так давно в одном из эфиров режиссёр Владимир Меньшов вспоминал об эпизоде на даче из фильма «Москва слезам не верит». Трезвый Гурин, приехавший попрощаться, по задумке должен был появиться в следующей сцене снова «на бровях». Но сценаристы упросили сурового режиссёра: дадим ему шанс! Хотя бы ради зрителей. Меньшов шанс дал, хотя для себя всё решил. Так вот для Служкина всё тоже решено. Просто у зрителя есть шанс надеяться.

А.Б.: — Служкин — это вечный герой, один из русских архетипов (потому что нельзя всех русских мерить по Служкину), и как мне кажется, хоронить его как минимум преждевременно. Но — хоронят! И с завидным постоянством, и ждут, что не окажется уже этого пьяницы на балконе. Вот тут-то и наступит настоящая жизнь!.. Но — Служкин тут как тут, живёхонек и улыбается своей странной улыбкой. Хоть плачь, хоть смейся, хоть кричи на этого ваньку-встаньку. Я, когда несколько лет назад смотрела фильмы Гай Германики и прочую псевдодокументальщину, думала: «А зачем? Ну посмотрели в зеркало. Да, всё плохо. И что?». А после «Географа» могу ответить на этот вопрос. Здесь на фоне потрясающего натурализма с макаронами в раковине и страшенной стиральной машиной произрастает такая грандиозная человеческая красота, которая равняет «Географа» с великой русской кинематографией. После фильма не тошно, как часто бывает после современного кино, потому что это не просто картина серой действительности, а ответ на вопрос, как в этой действительности жить. На самом деле: искать и любить. Как Служкин.

Алина БЕРИАШВИЛИ,
Мария КЛАПАТНЮК

Фото из архива «НВ»