Алексей ИВАНОВ. «Тобол. Много званых»
В книжных магазинах и в новгородских библиотеках (точно есть в «Читай-городе») появился новый роман Алексея Иванова, получившего известность своими книгами об Урале («Сердце Пармы» и др.), а также благодаря роману «Географ глобус пропил», по мотивам которого был снят одноименный фильм.
О чем «Тобол. Много званых»? О Сибири времён Петра I. Известная писательница, публицист и критик Татьяна Москвина сразу по выходе книги в свет высказала свое мнение о ней в газете «Аргументы недели» (http://argumenti.ru/culture/).
Надо заметить, что как критик Москвина бывает довольно резка, за словом в карман не лезет и не щадит авторов. А вот к роману Иванова отнеслась благосклонно.
«Книга добротная, богатая, как сибирские недра, и для кого-то непроходимая, как сибирская тайга. Однако немного терпения — и она откроет вам свою щедрую душу. Величественное, но и бодрое (как сибирские реки) течение романа Иванова — вроде бы эпос. На самом деле это живописные картины, не объединённые единым руслом — сюжетом в литературном смысле слова. Объединяет картины общий герой — Сибирь, точнее — Тобольская губерния, управляемая могучим и хитрым, как почти все люди Петра, воеводой Матвеем Гагариным», — пишет в статье Москвина.
Иванов пропускает период строительства нового государства через призму восприятия и участия (вольного или невольного) в этом процессе разных народов Сибири: и коренное население, остяки и вогулы — язычники, и бухарцы — мусульмане, шведы, попавшие в плен под Полтавой, — лютеране, ну и русские православные.
«С одной стороны, подход в изображении различных народов у Иванова близок гоголевскому «Тарасу Бульбе». Ведь очевидно, что как художник Гоголь увлечён эстетической выразительностью всех своих героев, будь то русские, поляки или евреи. Так и у Иванова: и остяки, и шведы, и бухарцы, и «люди дракона» — китайцы — все изображены мощно, живописно, с пониманием, без малейшей неприязни. Это люди силы невообразимой. Жестокие — по обычаю, по натуре, и ставить им эту жестокость в вину так же странно, как попрекать ею тигра. Женщины в этом мире под стать мужчинам — запросто могут убить, поджечь, дать суровый отпор (во всяком случае, таковы героини: остячка Айкони, шведка Бригитта, раскольница Епифания). Да и вожделение здесь не декадентское — мужчины прямо пылают роковыми огневыми страстями, — продолжает рассуждать Татьяна Москвина. — С другой стороны, равно сочувствуя всем народам, особенно обиженным (это прежде всего дикие, простодушные и печальные остяки), писатель чтит и главную движущую силу — русских. Ту, которая приносит им победу».
Роман обрывается на текущем повествовании. И не дает не то что ответа, даже намека на вопросы о дальнейшей судьбе героев. Не исключено, что Иванов продолжит историю. К слову, читается книга легко. «Попадаются, правда, непонятные слова — скажем, «татрыга» в определении сомнительной личности. Что за татрыга такая? А вот изобретённое автором слово «звероярость» понятно без объяснений. Без звероярости на Тоболе в 1714 году было не прожить. Так что не будем стесняться своих страшных предков — они ж нам наследство собирали, чтоб нам было что размотать», — резюмирует Татьяна Москвина.
