В своей новой книге новгородская писательница Светлана Потапова по-новому взглянула на извечную тему отцов и детей
.jpg)
Жанр своей новой повести «Ремонт» Светлана ПОТАПОВА, собкор московской «Учительской газеты», определяет как остросоциальная драма. Она была написана ещё два года назад. В 2017 году повесть вошла в лонг-лист всероссийского конкурса на лучшее произведение для детей и юношества «Книгуру». И тут же она заинтересовала издательство «КомпасГид». Однако свой печатный вариант книга обрела лишь месяц назад.
По требованию издательства, как призналась автор, некоторые слова в тексте пришлось заменить. То, что описывается правдиво, часто делает лексику жёсткой. Но сам сюжет о 15-летней девочке, которая из-за конфликта с матерью решила жить самостоятельно в отдельной квартире, не пострадал. «НВ» поговорили со Светланой о том, почему её привлекла тема жизни современных подростков, которая, надо сказать, в нынешней литературе не очень-то популярна, нужны ли возрастные ограничения для книг и сможет ли она отказаться от журналистики ради писательства.
— Светлана, а было огорчение, что ваша повесть не вошла в шорт-лист конкурса «Книгуру»?
— Я удивилась, когда она попала в лонг-лист. Потому что я в этом конкурсе участвовала впервые, и вдруг сразу — такой успех. На конкурс было подано 613 произведений, из которых на первом этапе жюри отобрало всего 26. О причине, по которой «Ремонт» не попал на следующий этап, я догадываюсь. В моём первоначальном тексте содержались ненормативные выражения — не мат, а так называемая сниженная лексика. Я, например, употребила слово «дура». Поскольку дальше произведения должна была оценивать детская аудитория в возрасте от 10 лет, то, как предполагаю, из-за использованной лексики мою повесть и исключили. Когда мне позвонили из издательства с предложением выпустить книгу, я думала, что это произойдёт довольно быстро. Но совместная работа шла почти год.
— И что не устроило издателя?
— Я — писатель начинающий, поэтому не знала, что в подростковой литературе действует цензура. Столкнувшись с законом о возрастной классификации информационной продукции, обнаружила, что из повести придётся убрать какие-то моменты. В жизни тинейджеры часто употребляют сниженную лексику и, увы, не только её. Но я хотела использовать её в книге не для того, чтобы показать, что она стала нормой в их общении, а чтобы была понятна степень ненависти девочки к своей матери. Кроме того, я серьёзно переделала сцену, где подросток из-за предстоящего экзамена по ЕГЭ доведён до мыслей о смерти, хотя она основывалась на реальном факте. О нём рассказывала «Учительская газета». Согласно закону в подобных сюжетах нельзя описывать способ самоубийства. Между тем, если вспомнить хрестоматийное произведение «Тихий Дон», которое изучают в школе, то там можно прочитать как минимум о двух способах свести счеты с жизнью. Получаются двойные стандарты: что можно классикам, нельзя современным авторам. В результате даже после внесённых правок повесть попала в категорию «16+».
— Но можно было бы и не изменять текст, оставив при этом «18+».
— Тогда была бы потеряна большая часть читательской аудитории. Книга не дошла бы до тех, кому она и была главным образом адресована. Однако повесть я писала и для родителей тоже, чтобы они посмотрели на себя со стороны. Когда их ребёнок взрослеет, часто они не понимают, что с ним происходит: был такой хороший, покладистый и вдруг стал неуправляемым. Возможно, это случилось из-за того, что в детстве он был избалован или потому, что с ним в какое-то время было упущено взаимопонимание. Никто не застрахован от ошибок, но я в своем произведении хотела показать, что ничто не потеряно. В семье могут случаться конфликты, но только самые близкие люди способны прийти на помощь, если что-то произойдёт.
— И всё же возрастные ограничения приносят больше пользы или вреда произведению?
— Я бы протестовала против того, что закон о возрастных ограничениях ставит знак равенства между текстом художественного произведения и, например, текстом рекламы. Таким образом серьёзный роман приравнивается к лозунгу на туалетной бумаге. Я бы предложила ставить предупреждение перед текстом книги: «содержит сниженную лексику». Так как мой текст её содержит, хотелось бы, чтобы мою повесть сначала прочитали родители, а потом предложили с ней познакомиться своим детям.
— Сюжет повести подсмотрен из жизни?
— Это был конкретный случай, о котором мне рассказала подруга. Мама главной героини средства для существования искала через милостыню у церкви. Девочка не могла этого принять. Сразу после смерти бабушки 15-летняя героиня переезжает в её квартиру. Она оказывается пустой, без обоев и мебели, однако желание жить отдельно перекрывает все минусы. Вместе со своими друзьями девочка начинает ремонт. На создание повести меня вдохновил знаменитый роман Ли Харпер «Убить пересмешника», ведь я ранее, к сожалению, его не читала. Искренность, убедительность, попадание в тональность детства, которые переданы в романе, произвели на меня сильнейшее впечатление. Написание повести стало для меня своеобразным логическим переходом: если моя первая книжка «Семейные сказки Маши Светловой» была посвящена периоду детства, то «Ремонт» — периоду отрочества. Как правило, подростки начинают рассматривать поступки самых близких им людей — матери и отца — как под увеличительным стеклом. Их недостатки им кажутся огромными, а проступки — неисправимыми. И так ли уж они неправы в критичной оценке своих родителей?
— Сам этот вопрос многим покажется неуместным...
— Я морально была готова, что родители и учителя могут ополчиться на сюжет. Вместе с издательством ожидала некого скандального шлейфа от книги. Но я буду бороться за то, что писала. Однако пока негативных отзывов или утверждений, что рассказанное в повести — неправда, мне не поступало. Напротив, пишут педагоги, что произведение считают честным. Кстати, литературный портал «Горький», опубликовавший рецензии, отметил мою книгу в числе новинок, которые нельзя пропустить.
— Не возникает мысли полностью переключиться на писательскую деятельность?
— Приоткрою завесу коммерческой тайны — гонорар за книгу я получила скромный. И это, по отзывам знакомых авторов, норма. Чтобы зарабатывать деньги писательством, нужно, чтобы в месяц выходил один роман. Каждый журналист — немного писатель, но это совершенно разные виды деятельности. Если я работаю над книгой, то не могу параллельно писать статью для газеты. Писательством я занялась после сорока лет, когда накопились какие-то темы, впечатления, человеческий опыт. Я останусь в журналистике, потому что считаю, что у писателя в принципе должно быть ещё какое-то дело в жизни.
