За коридор снабжения Второй Ударной армии в минувшее воскресенье сражались более 500 реконструкторов
Раз в год на протяжении вот уже шести лет земле Тёсово-Нетыльского приходится вздрогнуть от воспоминаний. Это всё фестиваль. Военно-исторический, международный, посвящённый боям апреля — мая 1942 года за коридор снабжения Второй Ударной армии.
Между прочим, самый крупный в СЗФО. Фестиваль, о котором за шесть лет уже написано и снято так много, что кажется, основную свою цель — вывести из забвения подвиг бойцов Второй Ударной — он уже выполнил. Но не останавливаться же на достигнутом? И организаторы не останавливаются. С каждым годом событие становится всё масштабнее и зрелищнее, появляется новая военная техника, растёт число участников. В этот раз масштабности, безусловно, добавили и средства президентского гранта, полученные в конце 2017 года.
За полчаса до начала реконструкции занять место с хорошим обзором уже довольно проблематично, но организаторы предлагают приобрести билет на трибуны. Удовольствие не из дешевых — 500 рублей, но к началу действия все места оказываются проданными. Солнце палит. Над разрушенным кирпичным зданием реет облачко-дирижабль. Горловина прорыва контролируется немцами, которые ведут беспокойный огонь по нашим позициям. Всё происходящее на поле комментирует диктор:
— Начинают рваться снаряды и мины на немецких позициях. Хиви — добровольные помощники вермахта — приносят немцам снаряды. На левом фланге можно видеть движение в лесу — это выдвигается наша разведка, их задача внезапным броском забросать позиции немцев гранатами и расчистить путь для основной массы войск.
Забегая вперёд: с первого раза прорваться не получится, все погибнут. Потом получится, и в открывшийся коридор удастся эвакуировать группу из местного населения. На поле боя выйдут полуторка, танк, четыре круга в небе над нами сделает немецкий самолет, коридор вновь будет открываться и закрываться. Так же, как бессчётное число раз он открывался и закрывался здесь в мае 1942 года. В конце концов все красноармейцы погибнут.
— В XXI веке сложно изобразить то, что происходило тогда, — признается диктор. — С февраля 1942 года солдаты Красной армии сражались на пониженном пайке. Это были очень истощенные люди, которые экономили каждый патрон и с трудом передвигались. Но, верные присяге, они выполняли свой долг. То, что вы здесь увидели, — это очень облегченная и щадящая зрителей версия.
Бой заканчивается за час, и зрителям разрешают выйти на поле боя. Дети сразу же облепляют «подбитый танк», ищут на поле гильзы. Красноармейцы спешат снять валенки и ватники, в которых очень жарко и в которых действительно воевали бойцы Второй Ударной из-за того, что не имели летней формы. «Фашисты», скинув свои серые куртки и укрывшись от жары под зонтиком Pepsi, едят шашлык. В мирное небо улетает упущенный каким-то ребёнком воздушный шарик. Так прошлое и настоящее сливаются здесь, как две реки.
Алина БЕРИАШВИЛИ
Фоторепортаж Владимира МАЛЫГИНА
Всё — за находку
Увидеть Ирину КЛАНОВЕЦ на поле боя почти невозможно: девять из двенадцати лет, что отданы реконструкции, наша героиня занимается германским красным крестом. Темой не то что малопопулярной — практически неизученной. До Ирины этим направлением не увлекался почти никто. На Северо-Западе она точно — первая.
— В какой-то момент мне стало интересно, как у немцев работала эта служба. Информации минимум. Редкие статьи — на немецком языке. Собирать сведения пришлось по крупицам. И чем дольше я изучаю эту тему, тем больше понимаю, что мы не знаем почти ничего, — рассказывает Ирина.
На ней кипенно-белый фартук, такой же чепчик. Всё с иголочки. Форму реконструктор шьёт сама. Ирина и её товарки — сёстры милосердия, сидят за столом, поодаль от театра военных действий. На столе сирень, диковинная посуда из 30–40-х годов. Чаепитие.
Вообще немецкая медслужба значительно отличалась от советской. У нас как? Вынесла с поля десяток раненых, подняла за собой мужиков, сидевших в окопах. У немцев совсем наоборот — медсёстры сидели в лазаретах в качестве обслуживающего персонала. И форма их не предполагала выхода на поле боя: платье, передник, туфельки. В войну, когда дела стали плохи, медсестёр, конечно, приблизили к фронту. Но с поля боя раненых всё равно выносили мужчины, медсёстры работали в лазаретах. Немцы своих женщин берегли. Потому что женщина — мать. А стране требуется много матерей — рожать солдат.
Локация «Немецкая медицина», созданная из личной коллекции Ирины и её соратников, ожидаемо привлекает толпы зрителей. Женщина, как и положено сестре милосердия, доброжелательна и отстранена. Впрочем, сейчас она и не Ирина вовсе, а Зигрун Орьянсен. Имя получила в клубе при посвящении. Фамилия досталась в наследство от норвежского дедушки. Кстати, Ирину невозможно не назвать северной красавицей — с утончёнными, прозрачными чертами лица. Тем любопытнее узнать о ее хобби, вроде охоты и поисков артефактов на раскопках.
— Внутри реконструкции вы Зигрун или Ирина?
— Я — это всегда я. И у меня есть хобби. Да, мне нравится гулять по лесам и полям, я вообще люблю природу. Фестиваль реконструкции это, по сути, такой поход, но для него ты не можешь купить кружку и пенку, всё должно быть настоящим. Это делает поход ужасно интересным. У меня такие выходы случаются 3–4 раза в год. Редко, но качественно, с большим количеством матчасти. Мне важно понять, из чего ели, что пили, чем прикуривали, на чём спали. И это значительно расширяет кругозор. Открывает 30–40-е годы под новым углом. Я хочу показать это людям, рассказать, найти новое. Поиск — это мой профиль. К примеру, моему австрийскому другу с богатейшей коллекцией очень не хватало самого простого немецкого женского кепи. Такие были у каждой сестры милосердия. Несколько лет спустя я нашла его на аукционе в Интернете, и в благодарность получила детальнейшие фотографии, на основе которых удалось сделать копию. Вот ради таких находок, пожалуй, всё и затеяно...
Мария КЛАПАТНЮК
Когда ты выбираешь сторону — начинается идеология
У реставратора Сергея ЕФИМОВА, кажется, и не было другого варианта, кроме как примкнуть к рядам реконструкторов и возглавить собственное направление. Уроженец Пушкиногорья из семьи музейных работников, он с детства носил в себе эту двойственность — с одной стороны, красота пушкинских мест, с другой — сооружённая немцами и проходившая по заповеднику линия «Пантера».
Для Сергея военная реконструкция — это, прежде всего, практическое изучение истории. Сама тема задаёт очень высокую планку. Остаётся лишь выбрать сферу интересов и погрузиться в изучение, конечно, без шансов вынырнуть и отойти от дела.
— Фестиваль — это вершина айсберга, шоу. Это современная реальность, востребованная форма обучения и демонстрации. Альтернативы ему всё равно нет, — рассказывает Сергей, добродушно щурясь на солнце. — Поэтому тут нужно быть правдивым до конца. Даже обликом своим нельзя показывать неправду. За неправду должно быть стыдно. Тем более что война затрагивает такие массы... Она цепляет любого, это душевное родство, которое не обойти. Как Бессмертный полк.
На нынешней реконструкции Сергей — немец. Командует немецко-испанским подразделением на центральном участке. А в прошлом году они с одноклубниками были советскими миномётчиками и трагически погибли в боях. Годом ранее сапёрами готовили площадку к проведению фестиваля.
Позицию Сергея сложно принять с ходу: каждый год он старается попробовать себя в новой роли. С одинаковым интересом «воюет» на советской и немецкой сторонах. И уверенно поясняет, почему такая практика не только не должна вызывать удивления, но чуть ли не единственно верная.
— Как только ты выбираешь сторону — в тебе включается идеология, а правильный реконструктор должен держаться от идеологии подальше. Чтобы, во-первых, реконструкция не превратилась в битву своих со своими. Во-вторых, потому что врага тоже нужно хорошо изучить. Наконец, просто потому, что кто-то должен быть за врага. Сценарий диктует необходимый набор игроков, — методично растолковывает Сергей. И всё же, несмотря на постоянные и вполне естественные сравнения реконструкции с театром, признаётся: годы идут, а мурашек по спине не избежать. — Да, есть актёры на поле — они много стреляют и красиво умирают. Есть многочисленный технический персонал — стреляют мало, но много копают и строят. Есть сценарий, и всё известно заранее. Но... к бою — пусть и постановочному — невозможно привыкнуть. И в какое-то мгновение происходит выплеск адреналина, мурашки по коже, озарение... Оно, конечно, недолгое, это мгновение. Его ловишь, испытываешь восторг, а потом снова решаешь технические вопросы: как упасть, чтобы было удобно, чтобы солнце не било в глаза и чтобы танк по тебе случайно не проехал.
Мария КЛАПАТНЮК
Чуть ближе к нам
Когда реконструктор из солдата снова превращается в менеджера, врача, инженера? Точно не сразу после боя. В советском лагере еще аутентичная обстановка. Жара. Солдаты раздеваются до нательных рубашек. Кто-то льёт себе на голову воду из чайника. Кто-то жуёт хлеб. Евгений ПЕТЕРС, командовавший третьей ротой, в задачу которой входило удержание плацдарма и коридора прорыва, ещё не успел смыть запёкшуюся у уха «кровь». Евгений — старший лейтенант запаса, в прошлом командир разведывательной группы, а ныне руководитель подростково-молодёжного клуба «Аквамарин» и поискового отряда «Рейд», говорит:
— Реконструкцию не стоит сравнивать с настоящим боем. Настоящий огневой бой должен проходить на дистанциях в 400–500 метров, а та дистанция, которую показали мы, в реальном бою — однозначно мгновенная смерть. Но если начать соблюдать все правила ведения реального боя, большинство зрителей просто ничего не увидят. Поэтому мы вынуждены сделать небольшой реверанс в сторону упрощения. Тем не менее и в истории Второй Ударной были моменты, когда бойцы шли в упор на пулемёты, пытаясь прорвать коридор и спасти раненых, а также местных жителей, которые несли те же лишения, что и солдаты, и которых приказано было, прорываясь, уводить с собой.
В конце боя Евгений Петерс, как и большинство реконструкторов, вышедших на поле в роли советских солдат, погибает. Но к этому моменту ему уже не страшно. Небольшой мандраж, конечно, есть. Но только при первых залпах. А потом времени думать о страхе не остаётся. Нужно выполнять боевую задачу.
— Наверное, не было времени думать о страхе и у реальных бойцов Красной армии, — считает Евгений. — У кого-то, потому что он через мгновение погибал. А у кого-то, потому что выполнение задачи, поставленной командиром, он ставил выше своей личной безопасности. Потому эти люди и смогли победить в Великой Отечественной войне.
Алина БЕРИАШВИЛИ
Как они делали это?
Обычно на поле боя Анна ОВСЯННИКОВА выходит как санинструктор, но не в этот раз. На реконструкции в Тёсово-Нетыльском она в числе командующего состава, но по-прежнему медработник, вернее — военфельдшер. Координирует работу санинструкторов на поле. В подчинении у Анны около 30 человек. Впрочем, за шесть лет, что Анна занимается реконструкцией, вытаскивать раненых с поля боя ей доводилось неоднократно.
— Я не представляю, как девочки-санинструкторы во время войны умудрялись спасать десятки раненых бойцов, вытаскивая их с поля боя порой без чьей-либо помощи. Это крайне тяжело, — говорит Анна. — Зачастую нам помогают парни, которые находятся рядом. А так, чтобы вытащить на носилках или плащ-палатке одного бойца, нужно примерно 3–4 девушки.
Увлечение реконструкцией у Анны родом из университетского военно-исторического клуба. Первый бой был в Опочке в 2012 году. Когда последние залпы отгремели, к ней подошли две пожилые женщины — мать и дочь. Мать — участница Великой
Отечественной войны. Она сказала: «Спасибо вам за то, что вы помните. И за то, что не даёте забыть другим». После этого бросить реконструкцию у Анны не было ни одного шанса. Но и привыкнуть — тоже не получилось. Потому что в бою — даже в том, который играют, — всегда страшно.
— И не только мне страшно, — уверяет Анна. — На днях проводилось учебное занятие для других девочек, и после него все сказали, что боялись. На крупной реконструкции, например, на «Забытом подвиге», ещё страшнее. Потому что всё взрывается, выстрелы трещат, много людей вокруг. Не знаешь, что делать. Действительно не слышишь командира, который находится в двух метрах от тебя. Теряешься. Потом проходит какое-то время, и постепенно привыкаешь, начинаешь выполнять задания, отыгрывать сценарий. Но напряженное состояние в начале боя — оно не проходит, сколько бы ни было у тебя за плечами реконструкций.
Алина БЕРИАШВИЛИ
Вторая мировая вытеснила всё
Виктор ИВАНОВ — на поле боя Виктор — реконструирует немецкого пехотного солдата. В Тёсово-Нетыльском во главе одной из трёх немецких рот перерезает коридор снабжения.
— Можно ли много лет подряд быть немцем на поле боя и притом самому не измениться?
— Хотим мы того или нет, но постепенно переносим себя туда. Те люди, что реконструируют противника, стараются максимально достоверно показать, что его отличало, каковы сильные стороны, где слабости. Дисциплина, четкость, тактика. Вот в чём проявляются немцы. И это касается даже ношения формы. Если в Красной армии пилотка набекрень — это нормально, это даже здорово, то в немецкой — это наказание. И так во всём. У меня один комплект формы. В том числе и по причине дороговизны. Но уж он в отличном состоянии.
— То есть в этой роли вы нашли себя?
— Не совсем так. Мне за сорок — я занимаюсь реконструкцией большую половину жизни. В 90-е увлекался наполеоновской эпохой. Но затем это движение по нескольким объективным причинам пошло на спад, — рассказывает Виктор.
— К тому же последние 12–15 лет стране интересно воспитывать молодёжь на примере Великой Отечественной войны, нежели солдат Кутузова. Объяснить администрации Тесово-Нетыльского, что на этой территории был котёл, и попросить под это дело какую-то помощь для реконструкции ещё можно. А вот объяснять чиновникам, что нам нужны ресурсы для штурма батареи Раевского, сегодня уже почти нереально. Великая Отечественная война всё оттеснила на второй план.
Мария КЛАПАТНЮК
