О первых шагах в профессии, лёгкости на сцене и тяжёлом зале рассказывает молодой актёр Дмитрий Брейкин
Новый герой проекта, посвящённого 170-летию новгородского театра драмы, — актёр Дмитрий БРЕЙКИН. Он родился в Хабаровске. С детства любил привлекать к себе внимание зрителей. Пока родители смотрели «КВН», Дима надевал мамину шубу, доставал из шкафа смешную шапку, брал в руки швабру и эффектно заслонял собой телевизор: родители отвлекались и очень смеялись. В школе на уроках риторики разыгрывал сценки с одноклассниками, в душе соглашался с учителем в том, что «надо поступать в театральный». При этом по-настоящему декламировать стихи на уроке литературы стеснялся. Чувствовал потенциал, но опасался, что ребята скажут: «Димон, ты чего?»
В разговоре с «НВ» молодой актёр рассказал об ощущении себя на сцене, сложной работе над ролью Алексея Вронского и о том, как переживать неуспех.
— Дмитрий, когда же вы поняли, что пора нащупать в себе актёра?
— Дело было в десятом классе. Одноклассница давно занималась в театральной студии. Я её спросил: «Можешь меня отвести?» — «Давай!» Пришёл заниматься, сначала на платной основе. Через месяц меня перевели на бюджет. А её спросили: «Ты где пацана такого нашла?»
— Оказались в своей стихии?
— Это какая-то прививка: мне сразу понравилось находиться на сцене, чувствовать реакцию зала, ощущать этот взаимный обмен энергией. Я одновременно окончил театральную студию и 11-й класс. Сразу после выпускного улетел в Питер. Поступил в Гуманитарный университет профсоюзов, мастерская Евгения Александрова. И больше в Хабаровск не возвращался.
— Как на вашей карте возник Великий Новгород?
— А нам «повезло» выпускаться в 2020-м ковидном году. В марте мы ушли на карантин. Не доучились 2,5 месяца. В обычное время выпускники играют дипломную декаду, набираются сценического опыта, зовут на спектакли знакомых, развиваются, а мы сидели до лета дома. Потом получили дипломы. А затем оказалось, что из-за ковида в нашей сфере серьёзный кризис. Мест в театрах нет. Я наудачу отправил резюме в новгородский театр драмы. Приехал в Великий Новгород на кастинг к режиссёру Полине Неведомской. И остался!
— Сразу срослось?
— Поначалу было тяжело. Я не умею сходу вливаться в коллектив. Зато уже потом чувствую себя как рыба в воде. Но первый год было вообще непросто. Я присматривался, знакомился со всеми.
— А работа появилась?
— Меня взяли в труппу в октябре. Под Новый год задействовали в спектакле «Спящая красавица». А в постановке «Незамужняя женщина» я сыграл только летом, на выезде. Долго репетировал. К августу же Искандер Сакаев ставил «Братьев Карамазовых». В общем, три роли в дебютный сезон. Нормально!
— То есть первый сценический опыт вы получили именно в театре драмы?
— Да. А вот лёгкость на сцене начал обретать только к третьему сезону и далее. И я не говорю, что сейчас мне на сцене просто. Бывает сложно, но нет зажима. Ты уже можешь с комфортом держать паузу. Ощущать роль и себя в ней. Лёгкость обретается не сразу. Тем более что иногда роль не складывается, не идёт. Приходится подключать к работе над ней какие-то другие, непривычные ресурсы.
— В вашем репертуаре несколько ролей классических персонажей в не совсем классической трактовке. Например, вы Вронский в «Анне Карениной».
— Мне кажется, что я не Вронский. Я скорее Левин или Каренин-старший.
— Тем интереснее, как шла работа.
— Тяжело! Просто Полина Леонидовна (Неведомская. — Прим. ред.) требовала от меня тех ресурсов, которых, как мне кажется, у меня нет. Я не такой. И иду от другого. Например, начинаю сопереживать Каренину. А режиссёр мне: «Вронский прёт, как паровоз, он не сопереживает!» В общем, в этом была проблема. Я до сих пор не уверен, что сыграл эту роль так, как надо!
— А другая классика — «Мёртвые души», «Мастер и Маргарита»?
— Все эти спектакли ставили разные люди. У них разный способ существования. Мне было приятно работать с Марией Мирош над спектаклем «Мастер и Маргарита», хотя роль Степана Лиходеева у меня там небольшая. Но Мария даёт тебе свободу! Мне нравится, когда ты предлагаешь и режиссёр реагирует. Происходит коннект, почти детская игра, настоящее творчество.
— Сейчас вы работаете над ролью Остапа Бендера.
— Первая центральная и главная роль, премьера в мае. Этот груз на мне сейчас лежит. Но я не боюсь сравнений с великими — Юрским, Мироновым. Раньше «12 стульев» внимательно не смотрел, видел какие-то кусочки по телевизору. Но и сейчас, до премьеры, уже не буду.
— Товарищ Бендер снится ночами?
— Мне его хватает в течение дня. В сутках минимум семь часов посвящены тексту Ильфа и Петрова.
— Кстати, про текст — как учите?
— Ногами, мизансценами, чтением перед сном. В сентябре я экстренно вводился в спектакль «Преступление и наказание» на роль Раскольникова: текст роли выучил за пять дней.
— Уже не первый раз слышу выражение «учить текст ногами». Это как?
— Ну, если будешь просто сидеть и учить, то дело пойдёт медленно. Гораздо лучше роль запоминается, когда она укладывается в действие. Здесь — поворот. На этом монологе — взять в руки стакан и выпить воды. С физикой текст запоминается проще.
— Ввод Раскольникова в итоге сложился?
— Мне кажется, что к финалу спектакля я хорошо раскачался. После поклона сказал: «Ребята, у меня завтра выходной!»
— Был мандраж?
— Не без этого!
— А можно ли вообще выходить на сцену, не волнуясь?
— Думаю, что нет, и это правильно! Волнение — это топливо. Как можно выйти на сцену с холодным носом и рыбьим глазом, пустым внутренне? Волнение должно присутствовать! Все большие артисты говорят: когда волнение пропадает, можно уходить из профессии.
— Волнение бывает продуктивным, когда всё идёт на драйве, а бывает разрушительным.
— А ещё бывает, когда выходишь на сцену и что-то у тебя получается не так, как хотелось бы. И зал как-то не так реагирует.
— А со сцены хорошо чувствуется, как реагирует зал?
— Условно говоря, ты ожидал, что эта реплика залетит и разорвёт зал, но не сработало. Это тебя начинает гасить. Но сдаваться ты не имеешь права. Даже если зал тяжёлый на подъём. Играешь дальше. Но это не даёт ожидаемой свободы, даже наоборот, приземляет. Хочется уйти за кулисы, на поклон не выходить, а лучше — со служебного хода домой. И потом всё это обдумывать какое-то время. Непросто. Но меня так учили: нужно не сдаваться.
— Мне кажется, такие переживания — как раз продолжение истории про первые сезоны и острые эмоции!
— Возможно! Но у нас в труппе три поколения актёров: в плане обмена опытом есть на кого посмотреть и что перенять. Я считаю, у нас есть такие актёры, которые дадут фору любым московским.
— А бывали ли у вас мысли «театр — не моё», «надо что-то менять»?
— Мысли бывают всякие. Но все ли они серьёзны и насколько? Сейчас, мне кажется, самая серьёзная моя мысль такая: я на своём месте и делаю то, что нравится. Потому и делаю.
Теги: театр драмы, Дмитрий Брейкин, Великий Новгород, спектакли, культура
