Да, народ, весна. И только что своим стихотворением «Берёзовое чудо» напомнил нам об этом Евгений ДУДНИК — председатель литературного объединения «Вехи» Демянского района, член Союза писателей России и Академии изящной словесности имени Г.Р. Державина. Автор живёт в Лычкове, заведует Центром изучения истории села, который сам же и создал. Добавим, что он ещё и начштаба местного поискового отряда. И кажется, причём давно, что так было всегда. Вот и нет. Чуть не полжизни он провёл вдалеке от берёз и, видимо, по этой причине стихов не писал. Но в середине 1990-х годов Евгений Дудник счёл за лучшее оставить братский Узбекистан и поселился на Новгородчине. А в начале 2000-х состоялся его творческий дебют. Неожиданно для себя самого Евгений Анатольевич не смог пройти мимо поэтического конкурса, объявленного Новгородской государственной противопожарной службой. Взялся за перо и стал лауреатом. Его стихи вошли в сборник «Опалённые огнём». Ничего удивительного — родная стихия.

По большому секрету

Рассказывает:

– Я же потомственный пожарный! Отец был работником пожарной охраны. После войны, а он воевал, имел награды, его чуть ли не силком отправили в училище в Харьков, откуда распределился в Сибирь. Поэтому родина моя — Красноярск. Когда пришла пора получать паспорт, спросил у мамы: какую национальность указывать? Она — со Смоленщины, отец — с Украины. «Как сам ты хочешь?» — «Я же русский вроде» — «Так и пиши. Какая разница?» В армии служил в Белоруссии, в секретной части. Опять же, с рождения такой — очень секретный. Мой родной город — это особенный Красноярск — Красноярск-26. Он же Железногорск, он же «Девятка». Ядерное сердце страны. Огромный завод, вырубленные в скале цеха. Посторонний человек в жизни этого не увидит. Но американцы, когда Горбачёв разоружался, ходили туда как к себе домой.

Спортивный интерес

Спасибо Советскому Союзу, после учёбы, как и отцу, ему достался интересный маршрут. В его случае это был Ташкент.

— Спецлаборатория в системе МВД — мы там занимались и научной работой, и оперативно-следственной. Выезжали на пожары для установления причин и виновных. Много было случаев. Специфика Средней Азии: муж — завмаг, жена — продавец. Зарплаты маленькие, свадьбы человек на триста. Сурхадарьинская область: сгорел спортивный магазин. Завмаг жалуется: там счётчик барахлил, там искрило. Он же предупреждал, сигнализировал! А события развивались так: в магазине должна была быть ревизия, завмаг, зная об этом, получил товар, а ночью — пожар. Но накладные-то остались. Проводили следственный эксперимент: загружались согласно списку и ехали в точно такой же магазин в другом населённом пункте. И полмашины не вынесли, а уже не лезет! Тем временем оперативники работали с родственниками и знакомыми завмага, искали «сгоревшее». В итоге завмаг сел. Но закон гуманный – вскоре его переводят на поселение и разрешают бывать дома. Магазин снова горит! А жену привлечь нельзя — беременна. Должна родить, вырастить ребёнка до определённого возраста. Но когда её можно бы и привлечь, она снова беременна.

Чемодан, вокзал, Россия

Когда в семье самого старшего инженера пожарно-технической лаборатории появилось пополнение, он подал заявление на улучшение жилищных условий и через полгода стал новосёлом.

— Центр Ташкента, до республиканского МВД и до станции метро — по 50 метров. Но времена менялись. Мы перестали ходить на работу в форме. Едешь в автобусе и… Не буду повторять, что там случалось слышать. В 1989-м полыхнуло в Фергане — резали турок-месхетинцев. Убийства обычно заканчивались поджогами. Как специалист по расследованию поджогов я входил в состав бригады, сформированной прокуратурой СССР. Всякого насмотрелся… Вывод был ясен: русские люди должны жить в России. Честно говоря, я засматривался на Ростовскую область. В городе Шахты полистали мои книжечки, я тогда методическую литературу писал для специалистов, и сказали: «Берём хоть сейчас, но жилья нет». А в Демянске уже работал один из наших — такой же «узбек», как и я. «Давай сюда, тут теперь офицерские должности дают». «Да? — спрашиваю. — И с чем это связано?» «С полным развалом пожарной службы!» Но я уже чуть ли не на любую работу был согласен.

Никогда не говори «никогда»

Если бы ему тогда сказали, что в Лычкове он не просто приживётся, а ещё и выдвинется в первые культурные ряды… Как всё-таки возникла идея музея?

— Я в командировках проводил по двести дней в году. Что делать командировочному, если выдаётся свободное время? Кино, музей. Да, бывают и другие варианты, но это не мой случай. А в Средней Азии есть на что посмотреть. И в обычные дни, даже на дежурстве, я нередко бывал то на спектакле, то на оперетте. Нас, сотрудников, закрепляли за определёнными учреждениями. Я как-то сел и стал выписывать — что и кого я видел. Впечатляющий список. Наверное, пригодилось. Музей в Лычкове, он прямо связан с историей памятника ленинградским детям, погибшим при бомбёжке эшелона в 1941 году. История, кстати, непростая. Нам одно официальное лицо сказало даже, что не будет у нас такого памятника никогда! Почему? Потому что — Лычково. Если бы Старая Русса, Валдай или хотя бы Демянск, то другое дело. Но памятник по праву нашёл своё место именно у нас. И представьте, приедут люди, постоят на церемонии и… всё? Наверное, это было бы неправильно. В общем, нашему музею в этом году исполнится уже 20 лет. Милости просим!

Чистый лист

Здесь, в Центре изучения истории села Лычково, мы с ним и встретились. Продолжает изучать. Целиком погрузился в тему лычковских партизан. По правде, говорит, ей бы уже в печать, этой книге, но только соберёшься закругляться — новая подробность или судьба. Значит, рано.

Почти перестал писать стихи.

— У меня после операции на сердце так было. Долго не работал. Но так же нельзя. Утром уйдут все по делам, а я сяду за стол, положу перед собой чистый лист. Давай попробую. А вдруг?..

Сейчас другая операция волнует — специальная военная. Новости, мысли, переживания за наших ребят. К 80-летию Победы демянская кустовая писательская организация готовит книжечку. Там три раздела: малая родина, Великая Отечественная война и СВО. Там будут и стихи Евгения Дудника. Кроме темы СВО. Почему?

— Их нет, не пишу. Я знаю, как пишут те, кто там был. И те, у кого кто-то там. У нас в литобъединении есть такой поэт – эти строки лезут прямо в душу. Это читают сперва дома. Все плачут. Такая у них связь. Мне кажется, их солдат чувствует это. Зачем плакать? Чтобы по-настоящему, чтобы от сердца. Если этого нет, будут только рифмы, только слова.

Я родился в суровой Сибири,

Где Ермак свои песни пел.

И холодные ветры седые

Мне характер свой дали в надел.

Так случилось, что четверть века

Была Азия домом родным.

Мне дала она мудрость Востока,

Я впитал её, словно дым.

Туркестан мною весь исхожен,

Наманган, Самарканд, Фергана.

Я стоял у гробницы Тимура,

Любовался тобой, Бухара.