— А как же, в 59 году, в районке фельетон вышел. За то, что фронтовик в священнослужители пошел.
Мой собеседник лишь надолго задумывается, когда я спрашиваю его, какая самая памятная, и молча показывает — «За взятие Берлина». И еле слышным шепотом добавляет: «Самая страшная…».
Оккупация
Война для Евгения Федорова началась с того момента, когда фашисты заняли Порхов, который был райцентром в Ленинградской области. Отец, работавший в торговле, мать-домохозяйка и младшая сестренка (старший брат Евгения погиб позже под Сталинградом) подались в ближнюю деревню, на родину матери. Девятиклассника Евгения оставили присматривать за квартирой, пока оккупанты не выгнали его, пожелав занять добротное здание в центре городка. В Порхове до войны, как помнит батюшка, тогда и было-то в центре всего два кирпичных здания.
— Вот вы представьте, человек живет спокойной, мирной жизнью, — вспоминает священник. — Вдруг нежданно-негаданно — оккупация. Были наши солдаты, всё куда-то потерялось. Явились другие воины. Горел Порхов. Немцы искали коммунистов. Я тогда в первый раз увидел человека, на столбе телеграфном повешенного… Как это может сказаться на человеческом сердце?
Много месяцев спустя, спасаясь от облав, Евгений вместе с отцом ушли в партизаны. Говорит, в лесу был недолго, «чисел не помнит». Только в одном из боев, у железной дороги, получил ранение в ногу. Без сознания провалялся несколько дней, а потом парня переправили в эвакогоспиталь, в Горьковскую область. В поезд, кстати, грузили уже в освобожденном Новгороде.
Обет
Голос у батюшки тихий, но речь размеренная и четкая.
И я, не удержавшись в паузе, тороплюсь: «Что, и война кончилась?». В ответ получаю усмешку: «Вот как складно!». Осенью 44-го, подлеченного, его забрали на фронт, в артиллерийскую часть. Всю свою оставшуюся войну телефонист Евгений Федоров держал связь со штабом полка. Войну закончил лейтенантом, за Берлином, с многочисленными наградами. Демобилизовали его только спустя два года.
— Вернулись в Порхов, а жить негде. Отец взял ссуду на постройку собственного дома — вот такая цель у нас была. Но вначале десятый класс пришлось окончить. Нас трое таких учеников было, по 23 года. Бывало, что школьники и смеялись, — голос отца Евгения не осуждает, просто воскрешает факты. — После работал в бюро инвентаризации.
«Вот как складно!», подумалось мне словами батюшки. Только как же бывший фронтовик, да в те времена, вдруг стал священником?
— На фронте было ощущение, что кругом война. У меня было представление, будто кровь и смерть повсюду, нет нигде мирной жизни. И такое отчаяние меня взяло, я и попросил Господа: «Оставь меня посмотреть, будет ли жизнь на земле после этой войны». После и размышляю, просьбу-то выразил, а что взамен? Да и вырвалось у меня вслух: «А может быть, тебе и послужу».
…Весной 45-го артиллерийский полк, где служил Евгений Федоров, поддерживая пехоту, с боем вошел в немецкий городок. Было жарко, и бойцам хотелось пить. В занятом доме солдаты нашли целое сокровище. Как сейчас помнит отец Евгений стеклянные пол-литровые банки со стеклянными же крышечками на резиновой прокладке. А в них — вишня, засыпанная сахарным песком.
— Мы только въехали в этот дом, как налетели самолеты… Такая бомбежка началась, дом ходуном ходил. Метра два повыше моей головы авиационная бомба разорвалась. Я этот взрыв своими глазами видел. Двоих рядом убило наповал, а я даже сознания не потерял. Только почему-то подумал, что голову у меня оторвало — аж два раза себя ощупал. Ни царапины, только ноги ватные, ходить отказывались...
Рукоположили в священники отца Евгения в 1959 году. Верующим человеком он был всегда, в семинарию поступил уже после войны, но не доучился. Однако священником стал. В 1974 году направили его в Перетно.
«Вы ж не знаете, тогда нужно было к уполномоченному являться», — вспоминает свой переезд в Перетно отец Евгений. Я переспрашиваю: «К участковому?». Опять усмехается в седую бороду батюшка: «К уполномоченному КГБ».
Конечно, 70-е годы — это не 30-е, которые оставили свой кровавый след даже в неприметном Перетне. Согласно «Синодику гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священнослужителей и мирян Боровичского благочиния Новгородской епархии. ХХ столетие» священник церкви Пресвятой Троицы в погосте Перетно Александр Михайлович Ферапонтов был приговорен особой тройкой управления НКВД Ленинградской области 15 декабря 1937 к расстрелу. Ему было 57 лет.
Храм
Назвать ли это Божьим промыслом, но, кажется, именно отец Евгений вдохнул жизнь в замиравшую деревню.
— Отец Евгений — хороший мужик, не просто батюшка, — сосед Анатолий в брезентовом комбинезоне только что вернулся с берега озера и рад поболтать, отдыхая у калитки своего дома. — Всегда за руку здоровается, за жизнь с ним поговорить — одно удовольствие. Люди к нему все время ходят, и в церковь, и домой. Кто за советом, кто за благословением. Малых детишек только не крестит, говорит, боюсь не удержу уж…
Как справляется батюшка с хозяйственными хлопотами, видно по чистому двору, по опрятной мирской одежде в день нашей встречи. За водой ходит когда к озеру, что плещется в нескольких метрах от дома, а когда к ключу у своей церкви. Ключ у церкви Святой Троицы, по данным краеведов, входит в число наиболее посещаемых святых источников Окуловского района наряду с ключом у часовни Серафима Саровского и родником источника целителя Пантелеимона, что в урочище Семи-ручьи.
Рядом с церковью, где уже 36 лет служит отец Евгений, и поныне находится родовое кладбище Мусиных-Пушкиных. Здесь же и могила Варвары Алексеевны. Нужно сказать, что в начале XIX века старинному русскому роду Мусиных-Пушкиных принадлежали земли от Боровенки до Окуловки. У них было две усадьбы — в деревне Березовик и в Перетне. Сейчас усадьба Мусиных-Пушкиных в Перетне находится в частных руках и выставлена на продажу: питерское агентство недвижимости продает ее вместе с солидным участком земли за восемь с половиной миллионов рублей. Правда, отмечает, что двухэтажный дом требует капитального ремонта, хотя честнее было бы сказать, восстановления.
В отличие от светской, церковная обитель стараниями батюшки хороша. Привлекает она чем-то прихожан, особенно москвичей, что облюбовали дачные места на окраине Перетна. Нарядно-розовая, стоит на небольшом пригорке, и, будто отмытая недавним дождем, дорога аккуратно ее обходит. Но зеленая дверь храма открыта, а внутри стучат молотки. Двое рабочих высоко на лесах, под самым куполом что-то ремонтируют. В разговор вступают легко, мол, сами из Окуловки, временно безработные, приехали батюшке помочь. Убранство церкви внушительное, не по-деревенски богатое — и росписи яркие, и позолота. Однако, несмотря на пышность, здесь уютно. Рабочим тоже всё нравится, за исключением одного. Сетуют, что настоятель приказал окна пластиковые поставить: «Камню дерево нужно, хотя, может, и эти хорошо тепло держать будут».
В тот майский день у отца Евгения был выходной, а ближайшая большая служба назначена на 9 Мая. Стоит ли говорить, с какими чувствами будет общаться со своей паствой ветеран в этот день?
Исторических справок об окуловской деревушке Перетно, что обосновалась на берегу одноименного озера, не так много. В 1812 году стараниями помещицы Варвары Алексеевны Мусиной-Пушкиной и других прихожан здесь была выстроена Троицкая церковь. С точки зрения архитектуры, этот «четырехстолпный крестово-купольный храм, выполненный в стиле классицизма, типичен для своего времени. При этом он удачно вписан в окружающий пейзаж». Ныне, спустя два века, настоятелем церкви Святой Троицы служит отец Евгений.
Николай БАРАНОВСКИЙ (фото)