Выбор добровольца

{thumbimage 150px 1}Имя заместителя командира новгородского ОМОНа Егора ЧЕРАЧЁВА внесено на Доску Почёта Северо-Западного МВДЭто второй случай за всю историю отряда. Соответствующее свидетельство на днях майору милиции, обладателю множества государственных и ведомственных наград, среди которых медали «За отвагу», «За отличие в охране общественного порядка», «За доблесть в службе», вручил исполняющий обязанности начальника УВД области Сергей Очередько. Согласно официальной формулировке таким образом в Главном управлении МВД России по СЗФО Егора Черачёва решили отметить за образцовое исполнение служебных обязанностей по итогам оперативно-служебной деятельности в 2009 году.

В милицию Егор Черачёв попал волей случая. Он пытался поступить в Рязанское училище ВДВ: это была его мечта. К её воплощению в жизнь герой нашего материала начал готовиться, ещё учась в школе небольшого оренбургского посёлка Актюбинский, где он родился и провёл юность. Там он занимался штангой и самбо, благо что физрук, бывший пограничник, нашёл в лице Егора благодарного ученика. Однако знаний, почерпнутых в школьной программе, для поступления в элитное учебное заведение не хватило. И после службы на Балтийском флоте Черачёв решил попробовать себя на другом поприще — в качестве милиционера в одном из РОВД Оренбургской области, куда его приняли на должность сотрудника вневедомственной охраны.

Интересно, что случилось это спустя всего три месяца после того, как Борис Ельцин подписал свой знаменитый указ «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооружённых формирований на территории Чеченской Республики и в зоне осетино-ингушского конфликта», после которого подразделения Минобороны и МВД России вошли на территорию Чечни. И к моменту, когда Черачёв ставил подпись под своим заявлением о приёме на службу, в новейшей российской истории уже появились такие вехи, как, например, штурм Грозного, продолжавшийся до февраля 1995 года. Стала известной история о том, как 48 военнослужащих бригады армейского спецназа в одном из горных районов Чечни попали в плен боевикам. А в марте начались ожесточённые бои за село Бамут, и никто тогда не знал, что взять его удастся только к маю 1996 года.
В общем, время для трудоустройства в милицию с точки зрения сохранности жизни было самое невыгодное. Следил ли за событиями в Чечне Черачёв? Конечно, следил. Прикидывал ли на себя роль их участника? Скорее всего, да. Но из милиции не ушёл. Только осенью 1995 года Егор перевёлся на новое место работы, перебравшись в Великий Новгород, где ещё раньше познакомился со своей будущей женой. Говорит, что ему очень понравился город.
Черачёв не из тех, кто предпочитает по-тихому отсиживаться, пока остальные занимаются не очень приятным, а в случае Егора и опасным делом. 35-летний майор — из того поколения, которое в детстве нередко участвовало в драках стенка на стенку, улица на улицу. И со временем для Черачева родным двором стала вся страна.

Во вневедомственной охране, к огорчению супруги, Черачёв продержался сравнительно недолго. Между тем направили его служить не куда-нибудь, а в Новгородский кремль, в отдельный батальон вневедомственной милиции УВД Великого Новгорода, сотрудники которого занимались исключительно охраной уникального памятника архитектуры и всего того, что находится за его стенами: начиная от экспонатов Грановитой палаты и заканчивая монументом «Тысячелетие России».
На взгляд обывателя, это была не служба, а лафа: следи за порядком и заодно расширяй кругозор, получай эстетическое удовольствие. Дежурство на посту сменялось патрулированием древней крепости и Кремлёвского парка. Черачёв, выросший в оренбургской степи, поначалу искренне наслаждался средневековыми новгородскими пейзажами. И в общем-то, милиционер имел все шансы для того, чтобы стать заложником хоть и относительного, но покоя, который ему гарантировала кремлёвская служба. Имел, но не счёл нужным ими воспользоваться. В июне 1998 года он перевёлся в отряд милиции особого назначения при областном УВД.
— Не могу я долго сидеть на одном месте, — говорит Егор Черачёв, — у меня и вне службы так: отпуск начался, и мы всей семьёй — на юг. Короче, кочевая жизнь ОМОНа с патрулированием городских улиц, командировками по области и за её пределы была как раз тем, что мне нужно.
ОМОН стал для Черачёва продолжением детской модели мироустройства. В отряде ведь тоже не принято отмалчиваться, когда идёт очередной набор желающих в составе сводного отряда областного УВД отправиться в трехмесячную командировку в Чечню, где стражи порядка из российских регионов помогают местной милиции бороться с террористами. По приказу никого не отправляют, только добровольно.

Вот только кочевой романтики на новом месте службы Черачёва не оказалось совсем. Уже в июле 1999 года новгородец отправился в командировку в Дагестан: там тогда начиналась вторая чеченская война. Ещё в начале того года чеченские боевики под командованием одного из своих лидеров Багауддина Кебедова начали мелкими группами проникать на территорию республики и создавать в труднодоступных горных селениях военные базы и склады оружия, а в июне — августе произошли первые столкновения между бандитами и дагестанской милицией. Местные власти обратились за помощью к федеральным войскам: провести крупномасштабную военную операцию против исламистов. В число её участников попали и новгородские омоновцы.
Тогда Черачёв, что называется, вживую столкнулся с гибелью товарищей: на базу махачкалинского ОМОНа, где располагались новгородцы, стали поступать тела дагестанских бойцов, убитых во время столкновений с боевиками.
— Мне кажется, я лишь тогда и начал взрослеть, — рассказывает Черачёв. — Я же, как и многие, считал, что такое может случиться с кем угодно, но только не со мной. Сейчас понимаю, что те события стали моментом истины. Я каждую минуту чувствовал свою нужность, значимость того, что делаю.
За свои 12 лет службы в ОМОНе Черачёв 18 раз выезжал в командировки на Кавказ — как в составе новгородского ОМОНа, так и в сводном отряде областного УВД. Участвовал в контртеррористической операции на территории Дагестана и Чечни. Во время тех поездок пришлось участвовать и в охране больниц, администраций, роддомов, и на блокпостах дежурить, и в зачистках поучаствовать.
— Как это обычно происходило? Первым делом при зачистке селение брали в кольцо федеральные войска, — объясняет Черачёв. — Потом из сотрудников милиции, местных и прикомандированных, формировались досмотровые группы. Они проверяли каждый куст в селе, обходили каждый дом. Местные ведь зачастую помогали укрываться боевикам: кто добровольно, кто под страхом смерти. Бывало, подходишь к дому: на двери — замок, а внутрь зайдёшь — на столе ещё тёплая еда, бинты со свежей кровью. Так что мы проверяли всё, вплоть до колодцев и выгребных ям, где тоже не раз находили схроны оружия. Если в каком-то из домов засели боевики — обычно они прятались в подвалах, им сначала предлагали сдаться, а в противном случае предпринималась попытка их захвата. Например, приблизительно по такому сценарию развивалась и зачистка Алхан-Калы в декабре 1999 года, когда туда удалось загнать банду Басаева.
При этом бытовые условия жизни защитников Отечества очень часто оставляли желать лучшего. Могло, например, быть так. Отряд привозили куда-нибудь в чистое поле к подножию гор и говорили: размещайтесь. И размещались. Ставили палатки, в них — печки-буржуйки, пытались отапливаться дровами из росшего поблизости кустарника, который зачастую никак не хотел гореть.
— Отработаешь, придёшь в палатку, хочется согреться, а там хо-о-лодно, — ежится Черачёв. — Но ничего, не раскисали!

Боевикам, тем не менее, удавалось организовывать и осуществлять теракты. В 2001 году Черачёв потерял на Кавказе друга, товарища по отряду Вячеслава Сысоева. «Урал», на котором новгородец возвращался с задания, подорвался на фугасе.
А осенью 2002 года Черачёв и сам попал в засаду, устроенную боевиками. Однажды, когда он вместе с тремя такими же бойцами и командиром взвода Андреем Волковым возвращался с задания в Алхан-Калу, их бронированный «Урал» подорвался на фугасе. Как потом стало известно, мощность взрыва в тротиловом эквиваленте составила 2,4 килограмма.
— Я с ребятами находился в кузове, — вспоминает Черачёв. — Это нас и спасло, хотя всех очень сильно контузило. Двигаться могли, но всё, что происходило вокруг, видели как в тумане. Боевики, засевшие в какой-то из построек пригородной промзоны, через которую и шёл наш путь, открыли стрельбу. Ребята выскочили на дорогу, заняли круговую оборону, начали отсекать меня огнём, пока я добирался до кабины: было понятно, что основной удар приняли на себя находившиеся там командир и водитель. Дверь в кабину заклинило, чтобы её открыть, пришлось оторвать развороченное крыло, и когда я наконец со всем этим справился, то увидел, что водитель мертв. Командиру взрывом оторвало обе ноги, и он тоже был мёртв, но в тот момент я этого ещё не понимал. Наложил ему жгут, вколол промедол…
Пару раз жена Егора окольным путём намекала супругу, что он мог бы сменить работу на более безопасную. Есть, мол, у неё на примете подходящее место для мужа. Но те разговоры пресекались моментально.
— У меня есть два железных правила, — говорит Черачёв. — Первое: жена должна заниматься домом и растить детей. И второе: дом — это дом, а работа — это работа, и с семьёй я её не обсуждаю.
Больше тему смены профессии Черачёва супруга не поднимает.
Сейчас главное кредо заместителя командира новгородского ОМОНа: выполнить поставленную задачу и сохранить жизни своих подчиненных. Впрочем, об этой стороне своей службы майор предпочитает не рассказывать.
Другое дело — охота. О ней Егор наверняка мог бы долго беседовать с журналистом, если бы я хоть на грамм разбиралась в этом вопросе. Впрочем, за всю свою жизнь Черачёв не принёс домой ни одного охотничьего трофея. Он отправляется в лес с ружьём не для того, чтобы убивать, а так… Нагуляться, устать, посидеть вечером у костра, помолчать, послушать, как потрескивает в огне сушняк. И может быть, вспомнить, как трудно было согреться в палатке под Алхан-Калой зимой 1999 года.