Впервые форму десантника новгородец Николай ГОРДЫШЕВ надел в годы Великой Отечественной войны
Для своих 84 лет новгородский ветеран Николай Григорьевич Гордышев выглядит совсем неплохо: приветливая улыбка, живой взгляд, стройная, высокая и поджарая фигура, аккуратная рубашка, из-под которой выглядывала тельняшка, папка с документами и фотографиями под мышкой. Единственное, что выдает возраст, — хромающая походка.
Таким я и увидела впервые бывшего десантника. Вторая встреча состоялась несколькими днями позже — в День воздушно-десантных войск, когда голубые береты заполнили новгородский парк 30-летия Октября. Тогда мне собеседник показался совсем другим: строгий, даже немного жестковатый взгляд, медали на мундире и алые гвоздики, накрепко зажатые в кулаке.
Первый прыжок
«Надо — значит, надо!» — эти слова 17-летний паренек из Белгорода впервые услышал в 1943 году от военного врача. Его, с детства страдающего белокровием, после принятия военной присяги направляли в десантные войска. Здоровья не хватало, но шла война, на счету был каждый, кто мог держать оружие. И Николай повторил про себя услышанное: «Надо — значит, надо!». Он еще не раз в своей жизни, попадая в тяжелые ситуации, когда сердце леденело от страха, когда земля уходила из-под ног, когда смерть забирала фронтовых товарищей, вспоминал эту фразу, ставшую девизом его жизни.
Война застала подростка в родном городе: вместе с друзьями они были на Меловой Горе, излюбленном для игр месте, когда по радио прозвучало сообщение о том, что фашистские войска перешли границу. А вскоре он надолго расстался с родителями — они, будучи людьми пожилыми, не захотели бросать свой дом и остались в оккупации, а он послед- ним поездом уехал подальше от войны в Горьковскую область к сестре. Там он окончил курсы электросварщиков и наравне со взрослыми работал на заводе над корпусами для танков. И каждый день Николай вслушивался в фронтовые сводки, мечтая оказаться на передовой, куда из-за возраста даже в эти тревожные годы попасть было нелегко. Но когда в конце 1942 года по радио сообщили, что идут бои за его родной город Белгород, Николай не выдержал и вновь пошел в военкомат — так хотелось быть там, где остались родители и друзья! На этот раз от мальчишки не отмахнулись, но и на фронт не отправили, откомандировав в Арзамазское военное пулеметно- минометное училище, откуда через пол- года учебы забрали в десантные войска.
Николай Григорьевич признался, что никогда не забудет самый первый прыжок с парашютом: «Я думал в то мгновение, что у меня от страха остановится сердце. А потом сказал про себя: «Ну, раз надо — значит, надо!» и прыгнул. В последующие месяцы новоиспеченному десантнику пришлось овладеть многими навыками, но самое главное — он научился преодолевать самого себя.
У озера Балатон
Надо сказать, что герой моего рассказа не сразу согласился на встречу, объяснив главную причину сомнений так:
— Что я? Есть более достойные люди, которые действительно с лихвой войны хлебнули. А мне из-за малолетства повоевать довелось лишь в 1945 году. До этого все «бои» были из детства, когда мы с мальчишками сражались «стенка на стенку», «улица на улицу». Уж так получилось, что сразу вслед за футбольным мячом, палками и рогатками мне в руки вложили настоящее оружие. Да, к концу войны я его уже хорошо освоил — боевая подготовка была что надо! Да и характер к тому времени далеко не детский стал, ведь хотя я сам под огонь не попадал, смертей насмотрелся вдоволь.
Из подмосковного города Раменское, где готовили десантников, Николая с товарищами бросили под Киев, а затем в Ивановскую область, где была сформирована 103-я воздушно-десантная дивизия. Затем — марш-бросок в Польшу и дальше — на озеро Балатон. Именно здесь и произошло первое боевого крещение молодого десантника в составе разведроты.
Было самое начало марта последнего военного года. Немцы упорно держали оборону, стянув к берегам Балатона 11 танковых дивизий. Десантную дивизию бросили на прорыв ночью, с ходу. Николаю Григорьевичу до сих пор снится тот самый, первый в его жизни, бой:
— Я просыпаюсь и порой сразу не могу поверить, что я дома, в своей постели, — так явно несколько мгновений назад рвались снаряды и свистели пули. Я запомнил этот свист навсегда. Помню ту ночь как сейчас: такой обстрел был, а спрятаться некуда, одно кукурузное поле, куда ни кинь взгляд, ни горушки, ни пригорочка. Не скрою, страшно было, так и хотелось в землю вжаться. Но опять пришли на помощь слова того военного врача: «Надо — значит, надо!». Встал во весь рост, выпрямился, сжал покрепче автомат — и вперед! И оборону прорвали, и жив остался. Как? Чудом, наверное! В той мясорубке много наших погибло... К тому же я ведь в разведке был, а мы всегда впереди полка шли — такая уж наша служба. Обнаружим засаду — отстреляемся, предупредим своих, что впереди немцы. И так по всей Европе. Особенно сложно в Австрии было, там местность гористая— за каждым холмом опасность таилась. Но Бог как-то берег меня. А еще наш разведвзвод частенько посылали за передовую — брать пленных.
За одну из таких операций в Австрии сержант Гордышев и получил медаль «За отвагу», а вместе с ней контузию. А вот его боевой товарищ во время охоты за немецким обер-лейтенантом погиб. Сам же Николай однажды чуть не попал в плен по глупости. Как признался он сам, видимо, детство еще в нем играло:
— Было это тоже в Австрии. Освободили мы очередной город, идем по пустым улочкам, и в одном из заброшенных домов я увидел велосипед. И так захотелось покататься! В детстве-то у нас он один на три улицы был, по очереди осваивали. Я и кататься-то толком не умел. И вот, оставил автомат на подводе и покатился под горку. Еду, виляю из стороны в сторону, а когда в себя пришел, смотрю — на развилке немецкий мотоцикл с фашистами. Они автоматы быстренько достали, целятся, а у меня лишь гранаты в карманы напиханы, а запалы отдельно. Все, думаю, пропал ты, Коля! Велосипед бросил и бежать, хорошо ребята услышали автоматные очереди и меня от немцев отбили. Потом думаю: вот, глупый, решил в 19 лет в детство поиграть.
Немцы уже сдавались, по дорогам шли колонны военнопленных, до победы оставались считанные дни. 9 Мая застало Николая в Чехословакии, тогда от радости десантники расстреляли в воздух не по одному автоматному диску. Но вскоре последовала команда — в путь: десантную дивизию вновь вернули в Венгрию. 1 200 километров пути пришлось преодолеть пешком. От месяцев, проведенных в этой стране, у Николая Григорьевича осталось воспоминание о зарослях душистой белой акации, какой он больше ни разу не встретил в своей жизни. Но еще дороже был вид из окна поезда, везущего его на Родину, на белые и такие родные березки.
Парад над Москвой-рекой
В срочных войсках Николай Григорьевич прослужил до 1950 года, но и потом с армией не расстался, остался на сверхсрочную. С послевоенных лет в его памяти остался воздушный парад под Москвой 1947 года:
— Помню, нам дали цветные парашюты и сказали, что на параде будет присутствовать сам Сталин. Долго готовились, тренировались на аэродроме в Клину, отрабатывая прыжки. Было это 3 августа, 50 самолетов, 800 десантников — впечатляющая картина была. Меня ветром к самой трибуне поднесло, когда приземлялся. Смотрю — Сталин совсем близко, рукой машет. А 6 августа киношники попросили еще попрыгать, мол, мало сняли. А погода изменилась, и нас, человек 600, прямо в Москву-реку понесло. Я так торопился успеть парашют отцепить, что метра три в воду падал. Вода прохладная, хорошо, но потом вижу, что местные жители из поселка Тушино в воду тоже стали прыгать. Оказалось, наши тонули — те, кто с парашютом упал. И я на помощь поплыл. Четверых спасти не успели. Вот вам и мирное время...
За спасение товарищей Николай Гордышев получил очередную награду — медаль «За боевые заслуги». Служба в армии продолжалась, и все последующие годы старший сержант учился: военное училище, курсы повышения квалификации офицерского состава. После увольнения в резерв — морское училище и служба на флоте. Однажды ветеран попытался было вернуться к гражданской жизни, устроился на завод в своем родном Белгороде электросварщиком, но вскоре вновь ушел на службу в МВД. И опять учился, получив профессию юриста.
На пенсию бывший десантник вышел в звании подполковника, и сегодня свой синий берет достает из шкафа лишь дважды в год — в День Победы и в свой главный праздник — День воздушно- десантных войск. Да разве еще когда приходит к своим подопечным — ребятишкам из Новгородского детского дома имени Я.Ф. Павлова. Беседуя с ними о том, как преодолевать самые разные жизненные ситуации, он частенько повторяет ту саму фразу, услышанную им от военного доктора: «Надо — значит, надо!». Ведь и в гражданской жизни нередко бывает совсем как на войне.
Таким я и увидела впервые бывшего десантника. Вторая встреча состоялась несколькими днями позже — в День воздушно-десантных войск, когда голубые береты заполнили новгородский парк 30-летия Октября. Тогда мне собеседник показался совсем другим: строгий, даже немного жестковатый взгляд, медали на мундире и алые гвоздики, накрепко зажатые в кулаке.
Первый прыжок
«Надо — значит, надо!» — эти слова 17-летний паренек из Белгорода впервые услышал в 1943 году от военного врача. Его, с детства страдающего белокровием, после принятия военной присяги направляли в десантные войска. Здоровья не хватало, но шла война, на счету был каждый, кто мог держать оружие. И Николай повторил про себя услышанное: «Надо — значит, надо!». Он еще не раз в своей жизни, попадая в тяжелые ситуации, когда сердце леденело от страха, когда земля уходила из-под ног, когда смерть забирала фронтовых товарищей, вспоминал эту фразу, ставшую девизом его жизни.
Война застала подростка в родном городе: вместе с друзьями они были на Меловой Горе, излюбленном для игр месте, когда по радио прозвучало сообщение о том, что фашистские войска перешли границу. А вскоре он надолго расстался с родителями — они, будучи людьми пожилыми, не захотели бросать свой дом и остались в оккупации, а он послед- ним поездом уехал подальше от войны в Горьковскую область к сестре. Там он окончил курсы электросварщиков и наравне со взрослыми работал на заводе над корпусами для танков. И каждый день Николай вслушивался в фронтовые сводки, мечтая оказаться на передовой, куда из-за возраста даже в эти тревожные годы попасть было нелегко. Но когда в конце 1942 года по радио сообщили, что идут бои за его родной город Белгород, Николай не выдержал и вновь пошел в военкомат — так хотелось быть там, где остались родители и друзья! На этот раз от мальчишки не отмахнулись, но и на фронт не отправили, откомандировав в Арзамазское военное пулеметно- минометное училище, откуда через пол- года учебы забрали в десантные войска.
Николай Григорьевич признался, что никогда не забудет самый первый прыжок с парашютом: «Я думал в то мгновение, что у меня от страха остановится сердце. А потом сказал про себя: «Ну, раз надо — значит, надо!» и прыгнул. В последующие месяцы новоиспеченному десантнику пришлось овладеть многими навыками, но самое главное — он научился преодолевать самого себя.
У озера Балатон
Надо сказать, что герой моего рассказа не сразу согласился на встречу, объяснив главную причину сомнений так:
— Что я? Есть более достойные люди, которые действительно с лихвой войны хлебнули. А мне из-за малолетства повоевать довелось лишь в 1945 году. До этого все «бои» были из детства, когда мы с мальчишками сражались «стенка на стенку», «улица на улицу». Уж так получилось, что сразу вслед за футбольным мячом, палками и рогатками мне в руки вложили настоящее оружие. Да, к концу войны я его уже хорошо освоил — боевая подготовка была что надо! Да и характер к тому времени далеко не детский стал, ведь хотя я сам под огонь не попадал, смертей насмотрелся вдоволь.
Из подмосковного города Раменское, где готовили десантников, Николая с товарищами бросили под Киев, а затем в Ивановскую область, где была сформирована 103-я воздушно-десантная дивизия. Затем — марш-бросок в Польшу и дальше — на озеро Балатон. Именно здесь и произошло первое боевого крещение молодого десантника в составе разведроты.
Было самое начало марта последнего военного года. Немцы упорно держали оборону, стянув к берегам Балатона 11 танковых дивизий. Десантную дивизию бросили на прорыв ночью, с ходу. Николаю Григорьевичу до сих пор снится тот самый, первый в его жизни, бой:
— Я просыпаюсь и порой сразу не могу поверить, что я дома, в своей постели, — так явно несколько мгновений назад рвались снаряды и свистели пули. Я запомнил этот свист навсегда. Помню ту ночь как сейчас: такой обстрел был, а спрятаться некуда, одно кукурузное поле, куда ни кинь взгляд, ни горушки, ни пригорочка. Не скрою, страшно было, так и хотелось в землю вжаться. Но опять пришли на помощь слова того военного врача: «Надо — значит, надо!». Встал во весь рост, выпрямился, сжал покрепче автомат — и вперед! И оборону прорвали, и жив остался. Как? Чудом, наверное! В той мясорубке много наших погибло... К тому же я ведь в разведке был, а мы всегда впереди полка шли — такая уж наша служба. Обнаружим засаду — отстреляемся, предупредим своих, что впереди немцы. И так по всей Европе. Особенно сложно в Австрии было, там местность гористая— за каждым холмом опасность таилась. Но Бог как-то берег меня. А еще наш разведвзвод частенько посылали за передовую — брать пленных.
За одну из таких операций в Австрии сержант Гордышев и получил медаль «За отвагу», а вместе с ней контузию. А вот его боевой товарищ во время охоты за немецким обер-лейтенантом погиб. Сам же Николай однажды чуть не попал в плен по глупости. Как признался он сам, видимо, детство еще в нем играло:
— Было это тоже в Австрии. Освободили мы очередной город, идем по пустым улочкам, и в одном из заброшенных домов я увидел велосипед. И так захотелось покататься! В детстве-то у нас он один на три улицы был, по очереди осваивали. Я и кататься-то толком не умел. И вот, оставил автомат на подводе и покатился под горку. Еду, виляю из стороны в сторону, а когда в себя пришел, смотрю — на развилке немецкий мотоцикл с фашистами. Они автоматы быстренько достали, целятся, а у меня лишь гранаты в карманы напиханы, а запалы отдельно. Все, думаю, пропал ты, Коля! Велосипед бросил и бежать, хорошо ребята услышали автоматные очереди и меня от немцев отбили. Потом думаю: вот, глупый, решил в 19 лет в детство поиграть.
Немцы уже сдавались, по дорогам шли колонны военнопленных, до победы оставались считанные дни. 9 Мая застало Николая в Чехословакии, тогда от радости десантники расстреляли в воздух не по одному автоматному диску. Но вскоре последовала команда — в путь: десантную дивизию вновь вернули в Венгрию. 1 200 километров пути пришлось преодолеть пешком. От месяцев, проведенных в этой стране, у Николая Григорьевича осталось воспоминание о зарослях душистой белой акации, какой он больше ни разу не встретил в своей жизни. Но еще дороже был вид из окна поезда, везущего его на Родину, на белые и такие родные березки.
Парад над Москвой-рекой
В срочных войсках Николай Григорьевич прослужил до 1950 года, но и потом с армией не расстался, остался на сверхсрочную. С послевоенных лет в его памяти остался воздушный парад под Москвой 1947 года:
— Помню, нам дали цветные парашюты и сказали, что на параде будет присутствовать сам Сталин. Долго готовились, тренировались на аэродроме в Клину, отрабатывая прыжки. Было это 3 августа, 50 самолетов, 800 десантников — впечатляющая картина была. Меня ветром к самой трибуне поднесло, когда приземлялся. Смотрю — Сталин совсем близко, рукой машет. А 6 августа киношники попросили еще попрыгать, мол, мало сняли. А погода изменилась, и нас, человек 600, прямо в Москву-реку понесло. Я так торопился успеть парашют отцепить, что метра три в воду падал. Вода прохладная, хорошо, но потом вижу, что местные жители из поселка Тушино в воду тоже стали прыгать. Оказалось, наши тонули — те, кто с парашютом упал. И я на помощь поплыл. Четверых спасти не успели. Вот вам и мирное время...
За спасение товарищей Николай Гордышев получил очередную награду — медаль «За боевые заслуги». Служба в армии продолжалась, и все последующие годы старший сержант учился: военное училище, курсы повышения квалификации офицерского состава. После увольнения в резерв — морское училище и служба на флоте. Однажды ветеран попытался было вернуться к гражданской жизни, устроился на завод в своем родном Белгороде электросварщиком, но вскоре вновь ушел на службу в МВД. И опять учился, получив профессию юриста.
На пенсию бывший десантник вышел в звании подполковника, и сегодня свой синий берет достает из шкафа лишь дважды в год — в День Победы и в свой главный праздник — День воздушно- десантных войск. Да разве еще когда приходит к своим подопечным — ребятишкам из Новгородского детского дома имени Я.Ф. Павлова. Беседуя с ними о том, как преодолевать самые разные жизненные ситуации, он частенько повторяет ту саму фразу, услышанную им от военного доктора: «Надо — значит, надо!». Ведь и в гражданской жизни нередко бывает совсем как на войне.
Светлана ДУБОВИЦКАЯ
