Когда идешь к человеку, который всю жизнь отдал одной профессии, то невольно представляешь, что в его доме все подчиняется этому делу. Если это преподаватель литературы, то кажется, что квартира будет чем-то напоминать библиотеку и книги будут стоять даже на кухне. Если археолог, то дом будет напоминать музей, а беседа превратится в экскурсию. Что можно ожидать и увидеть в квартире часовщиков?
Я представляла, что, переступив порог, попаду в настоящую часовую мастерскую, и на мои уши обрушатся звон и тиканье десятков часов. Но довелось увидеть обычную квартиру, хотя в комнате все-таки есть самые важные часы — семейная реликвия. Однако о них — в свое время.
Учиться на будильниках
— Я больше сорока лет работала часовщиком. Да и сейчас, если надо мужа или сына подменить, делаю это с удовольствием, — начала свой рассказ Зинаида РЕНЖИНА.
Моя собеседница пошла по стопам отца, он также работал часовщиком.
— Я часто с ним была: он что-то ремонтирует, а я рядом кручусь. И как-то однажды мама предложила ему взять меня на работу. Он тогда еще засомневался, усижу ли я, но все-таки согласился с маминой просьбой, — вспоминает Зинаида Ренжина.
Часовому делу Зинаида Дмитриевна училась на будильниках. Говорит, что начинать нужно с больших и простых механизмов, чтобы понять принцип работы. Но просто — не значит безопасно:
— В будильнике пружина очень сильная. Если что-то не так сделать, то и без пальцев можно остаться. Сначала все нужно последовательно снимать: заводную пружину, баланс, вилку, барабан и так далее. Все это перед собой по порядку раскладываешь, чтобы собрать потом снова. А когда научишься, запомнишь, какое колесико от чего, за очередностью уже не смотришь. А до этого все было, помню как-то раз переколачивала ось в ручных часах. И как так умудрилась наоб рот баланс поставить и ось вколотить, из-за чего они перестали работать? Помню, папа тогда сказал мне: «Руки у тебя не тем концом вставлены!».
Бензин, чурочка и пинцет
В семидесятых Зинаида Дмитриевна с мужем Петром Ивановичем переехали из Кировской области в Новгород. Супруг пошел работать сантехником, а она — в цех по ремонту часов.
— Разбирали по 20—25 штук часов за день, — говорит часовщица.
Сын Юрий, тоже часовщик, замечает, что сегодня такого объема работы мастера уже не делают.
— Раньше все вручную чистили: сначала чурочкой (специальная, похожая на зубочистку, палочка, сделанная из ветки волчьей ягоды) каждый зубчик прочищали. Затем в корзиночки (мойки специальные) раскладывали детали и мыли в растворе, который варился по особому рецепту: дистиллированная вода, зеленое мыло, нашатырный спирт, спирт, щавелевой кислоты чуть-чуть. Потом в специальном бензине «Калоша» (авиационный бензин) несколько раз полоскали, а затем в сушилку, — рассказывает Зинаида Ренжина о рабочем процессе.
Часовщик руками часы не берет, у него, как у любого мастера, свой набор инструментов: пинцеты, отвертки, кусачки, лупа, приборы для проверки баланса, аппарат для настройки точности часов. В руки попадает только механизм, да и тот на подставку ставится.
— Пальцы свой пинцет чувствуют. Я лет 40 только двумя пинцетами работаю, а пинцеты мужа взять не могу, неудобно, — говорит Зинаида Ренжина.
Коллекция? Нет, это хлам!
Пока я разговаривала с хозяйкой дома, Юрий принес коробку с часовыми механизмами: маленькими, большими, отечественными, импортными, в общем — всякими. «Это коллекция?» — спрашиваю я. «Нет, это хлам», — отвечают часовщики.
Тем не менее, я заметила, об этом «хламе» говорилось с каким-то особенным, трепетным чувством.
— Вот «Чаечки» — самые маленькие часы, — показывает мне Зинаида Дмитриевна механизм, — вот «Ракета», а вот «Восток».
Причем мои собеседники определяли часы по механизмам, на циферблат не смотрели.
— Тут каждое колесико знаешь, — говорят они. — Вот китайский механизм, тут все детали ходуном ходят. А вот часы с калибра ми: 2628, 2614.
Для меня эти цифры, как китайские иероглифы.
— Первые две цифры — это диаметр часов, а вторые — это уже их особенности. На пример, 2628. Это значит, что диаметр этих часов — 26 миллиметров, а 28 — это два календаря у них, 2614 с одним календарем, — поясняет Зинаида Дмитриевна.
— А вы какие часы носите?
— Я всю жизнь наши часы носила, — отвечает женщина. — В третьем классе папа мне «Звездочку» подарил — тогда эти часы были большой редкостью. Потом были модными плоские часы — «Луч», «Ракету» носила, потом командирские на браслете, в золоченом корпусе. А теперь ношу кварцевые. Хоть и корпус уже облез, а все равно такие родные.
В это время раздается телефонный звонок:
— Алло, да. А еще 362 есть? Они тоненькие и побольше диаметром, чем 64. А «Ренаты» у вас нет? А 379 есть? Давайте упаковочку десяточек и две 379.
Случайно подслушанный разговор заинтересовал.
— Это мы батарейки заказываем, — поясняет Зинаида Дмитриевна, — «Максвелл» и «Рената» — обычно с ними работаем. Мы уже несколько лет с одной компанией сотрудничаем. Очень удобно: сегодня заказываем, а завтра уже привезут.
Часовщик — профессия редкая. В Нов городе учебных заведений, где можно получить эту специальность, нет. Поэтому и мастеров этого дела раз, два и обчелся.
— Раньше при цехах набирались группы, учили. Но ведь не сразу все получается, причем мастера хорошо зарабатывали, а новички — нет. Единицы оставались. Вот, на верное, они и работают сейчас в других мастерских.
Семейное дело
В часовой цех к Зинаиде Дмитриевне позднее пришел работать и муж. Учился он этому мастерству, так сказать, за компанию, дома, вместе с женой, ремонтируя часы по вечерам. Когда началась перестройка, приемные пункты стали отделяться от часовых цехов, и тогда наши часовщики решили стать предпринимателями.
— Я на Карла Маркса арендовала помещение, а муж на Попова. Старший сын, так получилось, остался без работы, тоже стал подрабатывать часовщиком. Снял помещение напротив ДК профсоюзов, в фотоателье. А там и младший, Юра, подтянулся. Я рядом работала. Что не знают, ко мне прибегут, я подскажу. У меня в мастерской вся стена была увешана настенными часами. Как наступает 12—13 часов, так не прекращается «Бум! Бум! Бум!», по очереди начинают разговаривать. Заказчика, бывало, не слы шишь. А мы к этому звуку привыкли, не замечаем его. Иной раз и надо послушать, как часы бьют, а ведь все равно прослушаешь.
Как говорят мои собеседники, к часовому делу должно быть предрасположение — хоть работа и механическая, а без смекалки в этом деле ну никак не обойтись:
— Иногда отремонтируешь часы, а все равно не идут. Полдня с одними просидишь. Нужно не только собрать часы, они ведь ходить должны. От удара камень может чуть-чуть сдвинуться, и не увидишь сразу, а часы поломку чувствуют и работать не будут. А когда из деревни часы привозили, я вообще удивлялась, как они еще работают. Все там прочистишь, а они все равно останавливаются. Снова разберешь, каждый зуб чик просмотришь под разным углом, а там песчинка между зубчиками встала, насквозь просвечивает, еле разглядишь. Или сам зубчик чуть погнется. С первого взгляда и не поймешь, в чем дело.
Не зря говорят «глаз — алмаз». Вот это про что.
— Раньше нам разные часы приносили. И очень редкие, века XVIII—XIX, вручную сделанные, и фирменные дорогие. Сейчас же столько китайских часов, ужас просто. Поносят месяц и в ремонт несут, а там смысла нет что-то делать. Да не так часто и приходят. В телефонах часы есть, наручные и не покупают. Редко, кто приносит хорошие часы. Скорее всего те, кто наелся китайской дешевкой. Иногда приходят за советом, мол, какие часы купить. Сложно советовать сейчас. Чтобы понять, какие часы, их нужно открыть, а этого никто не даст сделать до продажи. Одно время много приносили фирменных часов, смотришь, а внутри — китайский механизм. Не знаешь, как себя подстраховать, — говорит Петр Ренжин.
Сейчас у часовщиков осталась лишь одна мастерская, на Ломоносова. Здание, где она располагается, отдали магазину в аренду, и там под нее выделили полтора метра. Сейчас там работают муж и сын Зинаиды Дмитриевны. Моя собеседница с сожалением говорит, что и хотелось бы арендовать еще где-то помещение, но уж больно дорогая аренда. Часовщикам много места не нужно, а арендодатели неохотно сдают маленькие площади, так как они приносят мало прибыли.
В это время бьют настенные часы в комнате. Такой несовременный, благородный у них «голос», совершенно не похожий на звуки сегодняшних часов. Зинаида Дмитриевна замечает, что это — фамильная ценность:
— Еще мой прадед покупал, в конце XIX века. Вот так и передаем их из поколения в поколение. Мама всегда очень переживала, когда они останавливались. После смерти матери часы привезли сюда. Вот сыновьям теперь говорю, чтоб тоже берегли их. Как-никак семейная реликвия.
Учиться на будильниках
— Я больше сорока лет работала часовщиком. Да и сейчас, если надо мужа или сына подменить, делаю это с удовольствием, — начала свой рассказ Зинаида РЕНЖИНА.
Моя собеседница пошла по стопам отца, он также работал часовщиком.
— Я часто с ним была: он что-то ремонтирует, а я рядом кручусь. И как-то однажды мама предложила ему взять меня на работу. Он тогда еще засомневался, усижу ли я, но все-таки согласился с маминой просьбой, — вспоминает Зинаида Ренжина.
Часовому делу Зинаида Дмитриевна училась на будильниках. Говорит, что начинать нужно с больших и простых механизмов, чтобы понять принцип работы. Но просто — не значит безопасно:
— В будильнике пружина очень сильная. Если что-то не так сделать, то и без пальцев можно остаться. Сначала все нужно последовательно снимать: заводную пружину, баланс, вилку, барабан и так далее. Все это перед собой по порядку раскладываешь, чтобы собрать потом снова. А когда научишься, запомнишь, какое колесико от чего, за очередностью уже не смотришь. А до этого все было, помню как-то раз переколачивала ось в ручных часах. И как так умудрилась наоб рот баланс поставить и ось вколотить, из-за чего они перестали работать? Помню, папа тогда сказал мне: «Руки у тебя не тем концом вставлены!».
Бензин, чурочка и пинцет
В семидесятых Зинаида Дмитриевна с мужем Петром Ивановичем переехали из Кировской области в Новгород. Супруг пошел работать сантехником, а она — в цех по ремонту часов.
— Разбирали по 20—25 штук часов за день, — говорит часовщица.
Сын Юрий, тоже часовщик, замечает, что сегодня такого объема работы мастера уже не делают.
— Раньше все вручную чистили: сначала чурочкой (специальная, похожая на зубочистку, палочка, сделанная из ветки волчьей ягоды) каждый зубчик прочищали. Затем в корзиночки (мойки специальные) раскладывали детали и мыли в растворе, который варился по особому рецепту: дистиллированная вода, зеленое мыло, нашатырный спирт, спирт, щавелевой кислоты чуть-чуть. Потом в специальном бензине «Калоша» (авиационный бензин) несколько раз полоскали, а затем в сушилку, — рассказывает Зинаида Ренжина о рабочем процессе.
Часовщик руками часы не берет, у него, как у любого мастера, свой набор инструментов: пинцеты, отвертки, кусачки, лупа, приборы для проверки баланса, аппарат для настройки точности часов. В руки попадает только механизм, да и тот на подставку ставится.
— Пальцы свой пинцет чувствуют. Я лет 40 только двумя пинцетами работаю, а пинцеты мужа взять не могу, неудобно, — говорит Зинаида Ренжина.
Коллекция? Нет, это хлам!
Пока я разговаривала с хозяйкой дома, Юрий принес коробку с часовыми механизмами: маленькими, большими, отечественными, импортными, в общем — всякими. «Это коллекция?» — спрашиваю я. «Нет, это хлам», — отвечают часовщики.
Тем не менее, я заметила, об этом «хламе» говорилось с каким-то особенным, трепетным чувством.
— Вот «Чаечки» — самые маленькие часы, — показывает мне Зинаида Дмитриевна механизм, — вот «Ракета», а вот «Восток».
Причем мои собеседники определяли часы по механизмам, на циферблат не смотрели.
— Тут каждое колесико знаешь, — говорят они. — Вот китайский механизм, тут все детали ходуном ходят. А вот часы с калибра ми: 2628, 2614.
Для меня эти цифры, как китайские иероглифы.
— Первые две цифры — это диаметр часов, а вторые — это уже их особенности. На пример, 2628. Это значит, что диаметр этих часов — 26 миллиметров, а 28 — это два календаря у них, 2614 с одним календарем, — поясняет Зинаида Дмитриевна.
— А вы какие часы носите?
— Я всю жизнь наши часы носила, — отвечает женщина. — В третьем классе папа мне «Звездочку» подарил — тогда эти часы были большой редкостью. Потом были модными плоские часы — «Луч», «Ракету» носила, потом командирские на браслете, в золоченом корпусе. А теперь ношу кварцевые. Хоть и корпус уже облез, а все равно такие родные.
В это время раздается телефонный звонок:
— Алло, да. А еще 362 есть? Они тоненькие и побольше диаметром, чем 64. А «Ренаты» у вас нет? А 379 есть? Давайте упаковочку десяточек и две 379.
Случайно подслушанный разговор заинтересовал.
— Это мы батарейки заказываем, — поясняет Зинаида Дмитриевна, — «Максвелл» и «Рената» — обычно с ними работаем. Мы уже несколько лет с одной компанией сотрудничаем. Очень удобно: сегодня заказываем, а завтра уже привезут.
Часовщик — профессия редкая. В Нов городе учебных заведений, где можно получить эту специальность, нет. Поэтому и мастеров этого дела раз, два и обчелся.
— Раньше при цехах набирались группы, учили. Но ведь не сразу все получается, причем мастера хорошо зарабатывали, а новички — нет. Единицы оставались. Вот, на верное, они и работают сейчас в других мастерских.
Семейное дело
В часовой цех к Зинаиде Дмитриевне позднее пришел работать и муж. Учился он этому мастерству, так сказать, за компанию, дома, вместе с женой, ремонтируя часы по вечерам. Когда началась перестройка, приемные пункты стали отделяться от часовых цехов, и тогда наши часовщики решили стать предпринимателями.
— Я на Карла Маркса арендовала помещение, а муж на Попова. Старший сын, так получилось, остался без работы, тоже стал подрабатывать часовщиком. Снял помещение напротив ДК профсоюзов, в фотоателье. А там и младший, Юра, подтянулся. Я рядом работала. Что не знают, ко мне прибегут, я подскажу. У меня в мастерской вся стена была увешана настенными часами. Как наступает 12—13 часов, так не прекращается «Бум! Бум! Бум!», по очереди начинают разговаривать. Заказчика, бывало, не слы шишь. А мы к этому звуку привыкли, не замечаем его. Иной раз и надо послушать, как часы бьют, а ведь все равно прослушаешь.
Как говорят мои собеседники, к часовому делу должно быть предрасположение — хоть работа и механическая, а без смекалки в этом деле ну никак не обойтись:
— Иногда отремонтируешь часы, а все равно не идут. Полдня с одними просидишь. Нужно не только собрать часы, они ведь ходить должны. От удара камень может чуть-чуть сдвинуться, и не увидишь сразу, а часы поломку чувствуют и работать не будут. А когда из деревни часы привозили, я вообще удивлялась, как они еще работают. Все там прочистишь, а они все равно останавливаются. Снова разберешь, каждый зуб чик просмотришь под разным углом, а там песчинка между зубчиками встала, насквозь просвечивает, еле разглядишь. Или сам зубчик чуть погнется. С первого взгляда и не поймешь, в чем дело.
Не зря говорят «глаз — алмаз». Вот это про что.
— Раньше нам разные часы приносили. И очень редкие, века XVIII—XIX, вручную сделанные, и фирменные дорогие. Сейчас же столько китайских часов, ужас просто. Поносят месяц и в ремонт несут, а там смысла нет что-то делать. Да не так часто и приходят. В телефонах часы есть, наручные и не покупают. Редко, кто приносит хорошие часы. Скорее всего те, кто наелся китайской дешевкой. Иногда приходят за советом, мол, какие часы купить. Сложно советовать сейчас. Чтобы понять, какие часы, их нужно открыть, а этого никто не даст сделать до продажи. Одно время много приносили фирменных часов, смотришь, а внутри — китайский механизм. Не знаешь, как себя подстраховать, — говорит Петр Ренжин.
Сейчас у часовщиков осталась лишь одна мастерская, на Ломоносова. Здание, где она располагается, отдали магазину в аренду, и там под нее выделили полтора метра. Сейчас там работают муж и сын Зинаиды Дмитриевны. Моя собеседница с сожалением говорит, что и хотелось бы арендовать еще где-то помещение, но уж больно дорогая аренда. Часовщикам много места не нужно, а арендодатели неохотно сдают маленькие площади, так как они приносят мало прибыли.
В это время бьют настенные часы в комнате. Такой несовременный, благородный у них «голос», совершенно не похожий на звуки сегодняшних часов. Зинаида Дмитриевна замечает, что это — фамильная ценность:
— Еще мой прадед покупал, в конце XIX века. Вот так и передаем их из поколения в поколение. Мама всегда очень переживала, когда они останавливались. После смерти матери часы привезли сюда. Вот сыновьям теперь говорю, чтоб тоже берегли их. Как-никак семейная реликвия.