Гвардии старшина

Шел 1941 год, когда родители и бывшие одноклассники провожали Анатолия из родной поозерской деревушки Троица учиться на строителя в Ленинград. Они и не предполагали, что отправляют его в военное лихолетье, в котором исчезнет глава семьи - отец, а наш герой из недавнего семиклассника Толи превратится в мужчину.

Блокада и боевое крещение

Вместе с Анатолием уехали из родных краев в Питер еще несколько пареньков. Объявление по радио, что началась война, застало их в общежитии. Мальчишки повесили ботинки через плечо и попытались добраться до дома, но на заставе у Новгорода их задержали и приказали вернуться назад - иначе всем им, как дезертирам, грозил трибунал. Успели на последний пароход до Волхова, а там электричкой вернулись в Ленинград, на учебу.

Но вместо занятий всем им пришлось под бомбежками копать окопы и строить убежища на аэродроме в Стрельне. Когда немцы подошли к окраинам города, строительное училище перевели на Московский проспект. Студенты красили городские крыши в камуфляжный цвет, обкладывали памятники мешками с песком, заклеивали окна на линии обстрела. Вместе с 42-м годом пришел голод. Анатолий Прокофьевич вспоминает, как, чтобы притупить его вечерами, все дружно жевали ремни, размачивая их в кипятке. От верной смерти спасал лишь скудный паек - чечевица и 125 граммов хлеба, да лебеда, которую варили в котелках. Умирали от истощения товарищи, а сам он уже не мог ходить.

В 1942 году Анатолию исполнилось 18 лет, и его призвали в армию, усиленно откармливая накануне пшенкой. Затем три месяца учебы в танковом училище, и новоиспеченный механик-водитель танка отправился на фронт, в район Невской Дубровки. Первая атака навсегда останется в его памяти:

- Была зима, немцы рвались к Ленинграду, а им противостояла наша танковая бригада. Помню, что еще едва светало, когда мы вышли на исходные позиции. Артподготовка - и вперед! Наша атака захлебнулась, и в мой танк, прямо под траки, попал снаряд. От удара танк сел. Хорошо, что под ним было болото - он не загорелся. Осмотрелся, вижу, командир экипажа на рычагах лежит мертвый с развороченным животом, а рядом такой же радист. Мне повезло - лишь выбило плечо. Смерти в тот момент не боялся. Мысль была одна: лишь бы немцы не заметили подбитый танк на нейтральной полосе! Только бы не попасть в плен! Сдаваться я не собирался, был готов отбиваться до последнего - в танке был ящик лимонок. Ночью по броне постучали: «Есть кто живой?». Страшно было открывать люк - а вдруг это все-таки немцы? Пока не увидел собственными глазами, что наши, не открывал. Так меня и спасли санитары, которые на волокуше дотащили до медсанбата. Видимо, везучий я, раз выживал в таких переделках. А вот товарищи погибали. Молодые такие еще - жить бы да жить.

С осколком в груди

После госпиталя Анатолия направили в новую танковую часть, которая базировалась на окраине Ленинграда. Стояли в засаде, защищая Дорогу жизни через Ладогу, готовые по первому сигналу разведки преградить дорогу фашистам. Там, в Синявинских болотах, молодой танкист получил свое второе ранение - в руку. Но еще больше, чем рана, по словам моего собеседника, беспокоила куриная слепота, которой страдали ослабевшие от голода и недосыпания солдаты:

- Помню случай один: приехала на фронт концертная бригада. Мы же молодые, хочется на артистов посмотреть, вот и отправились к тому месту, где шел концерт. А как обратно добирались - и смех и грех. Стемнело, ничего не видим, идешь-идешь, лбом в дерево - все в синяках были. Ориентировались лишь по зареву, знали, что горели болота на линии фронта. Вот так и добрались до своей части.

Рассказывая свои военные истории, Анатолий Прокофьевич улыбался, и лишь вспоминая о погибших товарищах, надолго замолкал и уходил на лоджию курить. В такие минуты его рассказ дополняла жена Лидия Михайловна, которая за 60 лет совместной жизни изучила биографию мужа до мельчайших подробностей. Она-то и напомнила еще об одной переделке, в которую попал ее любимый танкист при прорыве Ленинградской блокады.

Было это под Гатчиной. Танковые части наступали со стороны Пулковских высот, когда в Т-34 попал снаряд, осколок от которого вонзился под лопатку. И опять повезло - машина не загорелась.

Что стало с экипажем, старшина не знает до сих пор - сознание к нему вернулось лишь в санитарной машине, которая везла его в ленинградский госпиталь. В то время редко где было хорошее медицинское оборудование, и кусок железа, застрявший в груди, врачи пытались найти щупом. Но - безрезультатно, и когда рана затянулась, так, с осколком внутри, Анатолий и отправился на фронт:

- На этот раз я попал в 30-ю Гвардейскую отдельную танковую бригаду, которую сформировали из трех подвижных танковых. Помню, как радовались ленинградцы, когда наша колонна техники двигалась в сторону фронта. И дети, и взрослые останавливались и долго махали нам вслед. Все ждали победы и понимали, как трудно сейчас там, на передовой, которая находилась очень близко от города. И у всех нас было точно такое же чувство, про раны свои никто не думал. Думали лишь об одном - как там родные? Что с ними? У меня в
войну пропал отец, который был председателем колхоза. Его не взяли на фронт, оставили на Новгородчине хлеб растить. Мы знаем об отце лишь то, что его забрали немцы - он пытался переправить через Ильмень партизан. Расстреляли, наверное...

Маршем на скоростях

Гвардии старшина все вспоминал и вспоминал, то и дело хватаясь за сигареты. По мере того, как шла к завершению война и танковая бригада двигалась от Ленинграда на запад, на гимнастерке прибавлялось наград, а рядом оставалось все меньше старых товарищей. Бои под Нарвой, освобождение Эстонии, Латвия - так, маршем на скоростях, наши танкисты и догоняли немцев. А последний бой для гвардии старшины Лебедева был на берегу Балтики в конце лета 1944 года:

- Мы только что освободили лагерь военнопленных и остановились на берегу, на лесной опушке. У нас закончились боеприпасы и горючее, и мы ждали, пока подтянутся тылы. Немцев мы совсем не ждали и, если честно, расслабились. И вдруг нас буквально накрыл шквальный огонь. Стреляли с моря. Как оказалось, нас засекла морская эскадра. В первые минуты чуть ли не паника началась - почти не было горючего. Да и отстреливаться нечем было. Тут меня и ранило осколками в голову, лицо и глаза. Осколки были везде: в челюсти, в ушах... И опять меня в госпиталь, в Ленинград.

От осколочных ранений у Анатолия воспалился глаз, его хотели удалить, так как стало катастрофически теряться зрение. И здесь танкисту снова повезло - в госпиталь приехала врач-офтальмолог из Москвы и забрала его с собой. Магнитом удалось осколки вытащить и спасти зрение. После трех месяцев лечения раненого отпустили в долгожданный отпуск на родину. Он вспоминает, что испытал настоящий шок, когда увидел, что Новгорода практически не стало:

- Кругом были одни руины, страшно было смотреть. Я с трудом узнавал родные места, пока добирался в Троицу. Мать и сестра уже вернулись из эвакуации, но был такой голод - жуть. Старался хоть как-то поддержать своих близких. Хорошо, что был паек. Помню, как ходил за ним пешком в метель на набережную реки Гзень, где его выдавали в каком-то бараке. Но надо было опять возвращаться в часть. На этот раз - в Кантимировскую дивизию, которая базировалась в Москве. На фронт меня уже не отправили, и я просто служил. А накануне 1 мая все стали готовиться к Параду Победы, надеялись, что уже к этой дате война закончится. Но этого не случилось, хотя парад 1 мая на Красной площади состоялся.

Самым же главным военным парадом, в котором принял участие гвардии старшина Лебедев, конечно же, был Парад Победы 24 июня 1945 года. В нем приняли участие и все те, кто маршировал в центре столицы в Первомай:

- Такое чувство восторга переполняло всех, и скорбь, и торжество, и смех, и слезы - все вместе! Такая буря эмоций была у всех! Я и в третьем параде, 7 ноября 1945 года, участие принимал, но этот не забуду никогда - ведь Победу праздновала вся большая страна.

Домой Анатолий вернулся в звании гвардии старшины, с медалями на гимнастерке. А еще - с осколком в груди на память о боях под Гатчиной. Долгие годы напоминал он ветерану ночами о его военной молодости. И лишь десять лет назад осколок извлекли новгородские хирурги и подарили на память ветерану. Но Анатолий Прокофьевич хранить его не стал. Зачем, когда память о той войне и так будет жить в сердце до конца жизни.

Светлана ДУБОВИЦКАЯ
Николай БАРАНОВСКИЙ (фото)