или Как Пётр и Феврония стали символом супружеской верности в России
В попытках найти противоядие от Дня всех влюбленных, так не понравившегося российскому законодателю, в России в 2008 году в святцах был найден аналог — День святых Петра и Февронии Муромских. Впервые он отмечался в 1547 году, то есть ровно 470 лет назад, и светскости в нем не было ни на грош. Хотя и признаны были святые покровителями семьи и брака. Что же изменилось за эту без малого полутысячу лет?
Притча, быль, легенда
То, что жития князей сохранялись, а людей рангом пониже даже и не заводились, — истинная правда. До сих пор, например, историки считают редкостью, что известно имя строителя храма святого Георгия в Юрьевом монастыре. Кстати, он был тезкой князя Муромского из легенды. И возможно, случись эта история с сыном купца, не было бы праздника такого ни в традиции православной церкви, ни в светском обиходе. Однако вот записал летописец княжеские имена — хотя историки и уточняют, что в миру князя звали Давыд Юрьевич, а Петром стал уже в монашестве. Но имена его и его супруги Ефросиньи-Февронии все равно не стерлись из памяти народной.
История, в общем-то, грустная: жила себе семейная пара, не без проблем жила, детей у них не было, пошли они в монастырь — каждый в свой, конечно же, жили не так чтобы долго и умерли в один день. А потом внезапно оказались в одном гробу. И как их ни разносили, ни разводили — все одно оказывались вместе. Если и есть тут романтика и волнение души, как в Дне святого Валентина, то где ее искать?
Года четыре назад известный питерский журналист Александр Невзоров сделал попытку анатомировать суть легенды, и получилось у него страшновато. Младой князь, сражавшийся с огненным змием за честь своего брата, пострадал и тяжело заболел. А некая знахарка его вылечила, принудив на ней жениться. Тут и шантаж был упомянут, и хождения зомби, и тонкие средневековые интриги, венчающиеся покушениями и политическими перестановками... Такой поверхностный взгляд на вещи позволяет быстро и просто расщелкивать старинные мифы как грецкие орешки. Но ни одна легенда никогда не имела меньше трех слоев смысла, а если копнуть, то и побольше. И если внимательно прочесть повесть о Петре и Февронии, то перед нами открывается совершенно новая, трогательная и волшебная история двух истинно любящих людей — трагичная, полная испытаний и боли, но все-таки действительно о любви и верности.
В 1547 году, вскоре после канонизации святых, была поставлена «Повесть о Петре и Февронии», тонкий сплав из жития и народных сказок о драконе — огненном змии, о мудрой деве. Принадлежит этот труд Ермолаю-Еразму, современнику Ивана Грозного, известному писателю-публицисту XVI века, которого от собственно истории Петра и Февронии отделяло чуть больше 300 лет. В наше время новгородская творческая группа в составе народной артистки РФ Татьяны Каратаевой, актёра театра драмы Анатолия Устинова, заслуженного актера России Даниила Донченко, артистов хора и технических специалистов создала современное переложение былины-жития на новый лад, но с использованием элементов литургической драмы. В 2012 году представление прошло впервые и с успехом было повторено еще двенадцать раз — не в последнюю очередь благодаря меценатам. Однако то ли праздник так и не прижился на новгородской земле, то ли переживания древнерусских князей мало волнуют современных россиян, но «Сказание о Петре и Февронии» сейчас в Великом Новгороде не ставится.
Сказка ложь, да в ней намёк
В случае с Петром и Февронией скорее наоборот: здесь все на виду, а уж если и намек — так прозрачный, как в притче о забортной воде, когда Феврония аллегорически пояснила супругу: нет смысла бегать от женщины к женщине, равно как нет смысла выяснять, с какого борта лодки вода слаще, — хочешь напиться, так пей с одного края. Любовь ли вела эту деревенскую простую девушку? Любовь, уверена Татьяна Каратаева, автор текста «Сказания о Петре и Февронии» и исполнительница главной и единственной женской роли.
— Эта история... она меня обогатила. В легенде заложен смысл созидательной любви, я ее так понимаю: это история жизни крестьянки, девушки, возможно, совсем неграмотной, которая взяла на себя смелость и труд, которой достало терпения воспитать в Петре такого человека, который оказался достоин ее большой любви. Она действовала не силой, не хитростью, не обманом, а терпением и любовью, и в итоге супруги стали единым целым. Вы же знаете, их и после смерти не могли разлучить. То, что неделимо, разделить нельзя, и это прекрасно. Не считаю, что эта история рассказана в назидание, нет. Это великий пример для всех... Жаль, что постановка закончилась, хоть и осталась в памяти. Я даже черновики не выбрасываю.
Татьяна Аркадьевна показывает черновики — написанные от руки, многократно переделанные и исчерканные, сложные экспликации с описаниями мизансцен, исходники: исследование Юрия Богданова «Петр и Февронья: драматическая поэма», перевод текста Ермолая-Еразма и даже оригинал на старославянском.
— А это-то зачем?
— Чтобы не потерять аромат времен, тех слов, выражений, вкуса языка той эпохи. Очень трудно было писать: я же не поэт, а здесь и форма сложная, и огромный смысловой пласт, да не один! Идея была Даниила Донченко. Он просто один раз пришел и сказал: «Я хочу дать вам такую работу — надо все переписать ритмической прозой». Я не считаю текст «Сказания» стихами. Рифма есть, но не везде, главное — ритм. А потом Даниил снова пришел и сказал: «Все не так!». И пришлось переделывать — не раз и не два, — вспоминает Татьяна Каратаева.
Полгода она писала текст: перекраивала, переделывала, искала слова. Ей в работе помогал супруг Анатолий Устинов, которого Татьяна Аркадьевна называет своим соавтором, как, впрочем, и Даниила Донченко, и композитора Александра Леонова, и хормейстера Юрия Никифорова, — это была титаническая коллективная работа.
— Моя «Ода любви», например, сократилась в пять раз, стала пафосной, торжественной, а я хотела, чтобы она рассказывала простую историю жизни Февронии, но потом поняла: так правильно, и не жалею — прекрасная музыка, композитор ею обогатил эту версию. Музыка в «Сказании о Петре и Февронии» в некоторых местах скрывала мои поэтические «прорехи», а хор пел хорошо настолько, что, когда мы вошли в спектакль и начали его репетировать — это было изумительно красиво, особенно потому, что все происходило внутри Знаменского собора. Что-то в этот момент совершалось, на сцене такого не бывает.
Татьяна Каратаева признается: порой она чувствовала себя Февронией, порой — неким посредником между глубоким смыслом повествования и людьми, до которых хочется этот смысл донести. И здесь надежной опорой снова был ее супруг, актер Анатолий Устинов, который в постановке — и вряд ли это была случайность — играл роль князя Петра.
Символ или не символ?
На двусторонней иконе-таблетке Софийского собора, которой уже без малого пятьсот лет, изображены Петр и Феврония, по-прежнему вместе: хоть в Муроме, хоть в Великом Новгороде. И хотя со времени премьеры новгородской версии «Сказания» прошло пять лет, о ней помнят, и опять-таки Петр и Феврония как смысл — неразделимы. Кто-то видит в этой истории политическую подоплеку: простолюдинка могла воздействовать на князя и доносить до него чаяния народные, чем очень разгневала бояр. Кому-то видится сказка о змие и мудрой девице, а кому-то по душе современная рационалистическая трактовка.
Все это там есть, и даже больше — чем глубже копаешь, тем шире раскрывается сюжет, как многоуровневая коробочка с сюрпризом. Но чего в этой истории нет точно, так это романтизма. Есть огромное доверие, любовь, терпение и самопожертвование, и счастье есть, которое оказалось сильнее власти княжеского престола. И это так глубинно, что даже немного пугает. Все равно как если бы в череде сентиментальных влюбленностей вдруг объявилась она, та самая, настоящая, которую ищешь всю жизнь, а найдя — боишься признать своей.
На этом фоне плоскокартонный, красно-сладкий День святого Валентина кажется лубочной картинкой, прислоненной к фреске руки Феофана Грека: он тоже нужен — веселый, романтичный, озорной. День поцелуев и шутливых признаний в любви. А в День Петра и Февронии, наверное, стоит делать предложение руки и сердца: раз — и на всю жизнь. Вот только с венчанием придется подождать: День любви, семьи и верности неизменно выпадает на один из дней Петровского поста.
Фото Владимира Малыгина
