Про себя и про страну вспоминает участник Великой Отечественной войны Николай Екимов
Слушая рассказы Николая Ивановича, ни за что не угадаешь его возраст: скорая речь, складный слог, острая память. По всему видно: человек — удивительный. А он и правда такой. В 16 лет ушёл к партизанам, потом пехотинцем дошёл до Прибалтики. Весть о Победе встретил уже дома: после тяжёлого ранения возглавил одну из колхозных бригад в родном Шимском районе. Работал хорошо, стал председателем большого колхоза, которым руководил два десятка лет. В общем, всё успел. И сейчас времени не теряет. А если попросишь — расскажет о себе и о войне.
ОКОПЫ РЫТЬ И ЖИТЬ
Родился я в деревне Закибье. В 1941 году закончил семь классов Высоковской школы. Было мне 13 лет. Месяц помогал родителям, учился хозяйствовать, на сенокосе набирался ума. А 22 июня почтальон принёс известие… Сразу началась мобилизация: мужчин вызвали в военкоматы. Население разволновалось: женщины плакали, мужики шутили. Думали, легко достанется эта война. А оказалось, что сурово будет...
12 июля немцы были уже в Сольцах. Лужский оборонительный рубеж проходил через нашу деревню. Население согнали копать противотанковые рвы и окопы. Задача была понятная: чтобы немцы задержались перед Ленинградом. Когда их разведка заметила солдат в нашей деревне, начались бомбёжки. Через два дня такой жизни все сельчане уехали в лес, и наша семья тоже. Вырыли там окопы, обосновались, думали так переждать. Но военные сказали идти вглубь, потому что на месте наших окопов будет размещена дальнобойная артиллерия. И мы переехали в район Менюши, в леса. Там жили, пока немцы не взяли Закибье.
Потом кто-то из деревенских пошёл домой, вернулся с вестями: немцы говорят — пусть жители возвращаются, занимаются хозяйством, мы их трогать не будем. На дворе стоял август: время было убирать зерновые, картофель копать, чтобы прожить зиму. Деревня была сожжена, из домов уцелели единицы, в них жили по нескольку семей. Кто-то оставался в окопах.
Летом 1943-го в наших местах по ночам стали появляться партизаны, агитировали молодёжь уйти с ними. Несколько ребят согласились. И я тоже.
В то время действовала в Батецком районе Пятая партизанская бригада под руководством Карицкого. Мы вступили в неё.
ЛУЧШЕ ПИЩИ НЕТ
У меня была винтовка самозарядная, с ней я и пришёл к партизанам. Нам рассказали об азах подрывных работ. Получил первое задание: взорвать железнодорожные мосты между Медведем и Лугой. Нас, нескольких ребят и девчат, снабдили толом, детонатором, бикфордовыми шнурами, мы отправились подрывать мосты. Одновременно пилили опоры столбов, связь портили, девчата топорами разбивали изоляторы. В Медведе была немецкая комендатура, а мы мешали им говорить с Лугой.
Когда выполнили задание, мне вместо винтовки дали ручной пулемёт Дегтярёва. Я был пулемётчиком, сопровождал подрывников, прикрывал их, высматривал немцев, чтоб нас не обнаружили на задании, потому что немцы в то время проверяли линии вдоль железной дороги. С автоматами на дрезинах ездили.
Как-то в Нежатицах столкнулись с немецкими полицаями и карателями, завязался жестокий бой. В нём погибли и немцы, и много наших партизан. На другой день после боя мы приехали на это место, похоронили своих. Теперь захоронение благоустроено, школьники носят цветы и венки.
Свободного времени у партизан было немного: оружие чистили, питание получали — сухой паёк в основном: горох, пшеницу. В карман их положишь и на ходу грызёшь. А горячая пища была очень редко. Конину ели, забивали, если старая совсем лошадь, хлеб готовили в лесу — вроде лепёшек. Иногда ездили в не занятые немцами деревни: девчата там пекли хлеб, я тесто пробовал. И считал, что лучше этой пищи и нет.
ТРОГАТЕЛЬНОЕ ВРЕМЯ
В начале 1944 года наш партизанский отряд соединился с Красной Армией, вместе освобождали районы Ленинградской области. Потом нас распределили: кто хочет — домой, а кто не согласен ехать в сельскую местность — в Ленинград. Я решил уйти в Закибье, посмотреть, что там осталось. Дом, который был в войну сооружён, опять сгорел, зарытые вещи не найти. Вызвали в военкомат, зачислили в 225-ю Новгородскую дивизию. В этой дивизии мне довелось освобождать Псковскую область, Прибалтику. Брал немецкие окопы и блиндажи после артиллерии, я-то был в пехоте, а это — самая уязвимая часть войск.
За бой на железнодорожной станции в Прибалтике был награждён медалью «За отвагу». На станции этой много неразгруженного оружия лежало: танки, пулемёты, мы с большим трудом выбили немцев. Сколько ранено наших было, сколько полегло...
При освобождении Прибалтики меня тяжело ранило в руку и в живот. Попал в медсанбат, оттуда — в полевой госпиталь.
Из него на самолёте транспортировали меня в Псков. А потом направили в Горьковскую область, в госпиталь в Павлове-на-Оке. Пролечился там около полугода. В начале мая 1945-го направился на родину, в деревню. Родители, угнанные в Латвию, вернулись к этому времени, и я попал в свою семью.
Когда явился из госпиталя, вызвали меня и назначили бригадиром в новом колхозе Первого мая. Начал работать. Так вот на работе и сообщили нам, что кончилась война. Собрался митинг, выступали вернувшиеся с войны солдаты. А руководство нам выдало бутылку спирта. Так вот и отмечали Победу спиртом-сырцом. Это было такое трогательное время. И слёз было много — разных слёз.
