— Ничего не случилось, — говорит она. — Просто я вернулась домой! Дом — это деревня Лесная. Первые 14 лет жизни, 8 классов школы в соседних Борках. Но в начале 2000-х семья эмигрировала. Родители, Сергей и Ирина Сайбель, надеялись, что в благополучной стране смогут дать троим детям лучшее будущее. Германия принимала этнических немцев из бывшего СССР, а у Сергея — немецкие корни. Все пазлы сложились. Кроме одного: старшей дочери на новом месте не понравилось. И чем старше она становилась, тем сильнее была тяга к Родине.

По натуре Оксана — человек деятельный, открытый, а по образованию — педагог. У неё был свой небольшой бизнес — частный детский сад. Интересно, что работали там в основном студенты. То есть работодатель предоставляет им практику, а труд оплачивает муниципалитет. Такой вот немецкий подход.

И город Керпен — небольшой, ухоженный, спокойный — это тоже очень по-немецки. Между прочим, родина знаменитого автогонщика Шумахера. И всё же она отказалась от этой устроенной жизни, продала бизнес и построила дом в родной деревне, где живёт теперь с тремя детьми. Муж дал согласие на их переезд в Россию, но сам остался в Германии. Остались родители, брат, сестра. Как будто среди близких ей людей она оказалась самой русской.

При том что у неё нет историй про русофобию и про новую европейскую «ценность» — насаждаемое гендерное разнообразие. Тут она не похожа на переселенцев из стран Балтии.

— Да, я слышала, что в Берлине открылся детсад для ребятишек, которых воспитывают однополые родители. Но моего детсада все эти странности никак не коснулись. Меня никто не гнал, у меня много друзей среди немцев. Когда началась СВО, они участливо спрашивали: «Оксана, как ты себя чувствуешь?» Когда я сказала, что уезжаю, они сразу предложили помощь: «Если будут сложности, только напиши!» Просто я болела Родиной. И там много таких, как я. Не всем есть куда вернуться, не у всех хватает средств.

Тебя много

Хорошо, Оксана Сергеевна, сбылась ваша мечта, а что потом? А дальше, говорит, была свобода!

— Меня будто выпустили на волю. В Германии я жила в режиме «дом-работа-дом». Без вариантов. Неинтересно, не по мне. Мне нужно чувствовать, что я нужна. Как только устроилась в Лесной, пошла в администрацию к главе: «Хочу чем-нибудь заняться!» — «Молодёжная политика вас устроит?» — «Устроит!»

Координатор Движения Первых, волонтёр — она сотрудничает с командой депутата Андрея Старостина. Раз Старостин — значит, поддержка СВО. Плели с детьми маскировочные сети, например. Вот грамота от командира «новгородского» полка. А вот диплом «За активную жизненную позицию».

Кое-кто из односельчан уже ворчит: «Оксана, тебя стало много. Имей в виду: таких недолюбливают». А ей всё не надышаться. Навёрстывает 20 немецких «тихих» лет.

— В Германии классно жить людям в годах. Не хватает пенсии — доплатит муниципалитет. Скучно — вот занятия по интересам для пенсионеров. А сказать немцу, как мало я плачу за то, что мои дети каждый день в двух кружках заняты, — не поверит.

Говори по-русски

Дочь Вероника в этом году пойдёт в первый класс. Эмилия — помладше. Просится ещё к маме на ручки. Сын Даниэль — старшеклассник. Выпускником он станет на год позже, чем в Германии. У парня были проблемы с русским языком. Ничего, русские долго запрягают. Теперь он уже учит четвёртый — китайский. Похоже, далеко пойдёт. Да, а как он отнёсся к переезду в Россию? Всё-таки уже большой. Оксана уверяет, что последнее слово было как раз за сыном.

— У нас был непростой разговор с мужем, когда Даня пришёл из школы. Мы спросили: «А что думаешь ты?» И он ответил: «Уезжать лучше сейчас, потому что в дальнейшем будет только хуже». — «Но тебе будет сложно!» —

«Я справлюсь!» Он действительно справляется. Учится в Борках, как я. У него много друзей.

Оксана вспоминает давнюю поездку на Родину, когда Даня был ещё маленький. Как гуляли по кремлю, а потом сын увидел книжку про Новгород: «Мама, купи!» И продавщица долго искала книжку на немецком. С дочками уже по-другому, чуть что: «Мама, я тебя не понимаю, говори по-русски!»

Люди добрые

А лесновские жители всё ещё, вот есть такое ощущение, воспринимают её как немку. Нет-нет да спросят: «Оксана, как же вы могли уехать из Европы?»

— Эту Европу можно сделать и у себя в деревне. Для начала надо не мусорить, не ломать, быть вежливыми.

Сила инерции, наверное. Мы продолжаем комплексовать, а европейцы — задирать нос. Хотя немцы не знают, что такое платить телефоном. У них нет ничего похожего на МФЦ, где можно за день решить несколько проблем.

И всё равно — это схема. Решают люди. И если они это делают быстро и со всем своим сочувствием, расположением и не за дополнительное вознаграждение, то потому, что видят перед собой человека, находящегося в довольно затруднительной ситуации. Соотечественника, приехавшего из тех самых европ и слабо ориентирующегося в местных реалиях. В общем, порядок — дело наживное. Душевности бы при этом не растерять.

Лишняя комната

— Недавно разговаривала с немецкими друзьями. «Оксана, ты знаешь, кого мы выбрали? Говорят, что это фашисты!» Кажется, они начали что-то понимать…

Переживает за родных, мол, я-то дома, а вот они…

— Так мама переживала мой отъезд, говорила, что рушится семья, вспоминала, что в России не так. Я говорила, что «не так» было давно. И что всё равно не надо было уезжать от своего народа, от нашего 9 Мая. Да, стояли по выходным — торговали с газетки. Но не бедствовали же. Потом родители стали приезжать ко мне в Лесную. И недавно впервые за много лет я услышала от мамы: «Я так устала. Хочется всё бросить и уехать домой». Очень надеюсь, что однажды так и будет. Не зря же я построила дом одной комнатой больше, чем мне с детьми надо. А в Германии своего дома у меня, скорее всего, не было бы никогда. Это очень дорого, это большие кредиты. Ещё и внукам придётся работать «на проценты».

* * *

Не так-то просто было договориться с Оксаной об интервью. Ответы приходили короче, чем мои вопросы: «я занята», «я на конференции». Но конференций, возможно, скоро станет меньше. Общественная работа, коль скоро она ей по душе, — это замечательно. Однако нужна и профессиональная определённость. Зовут в детсад, в Дом молодёжи, предлагают остаться в школе.

В общем, опять проблема выбора. А выбрав, надо выкладываться на все сто. На что-то ещё может не хватить времени и сил. И прощай, свободный график.

Да, а предложений как носителю немецкого языка пока нет. Даже обидно немного…

При чём тут Путин?

Буквально на днях родители Оксаны приехали снова. Воспользовавшись моментом, я задал несколько вопросов герру Сайбелю.

— Как чувствуете себя в знакомых краях?

— Как дома! — рассмеялся он. — Работы тут у дочки много ещё, а так всё прекрасно. В моей же жизни уже столько было домов — там родился, там учился, там служил, там жил…

— На поля лесновские не заглядываетесь? Вы же когда-то сельским хозяйством занимались.

— Заглядываюсь. Но сам за рычаги трактора уже не сел бы. Фермерский труд, он тяжёл. Моложе бы стать.

— А чем вы сейчас управляете у себя в Германии?

— Погрузчиком. Еду по направлению к пенсии.

— Нет ностальгии по России?

— Почему нет? Менталитет-то российский у нас. Всё есть, и в полном объёме.

— Судя по новостям, немцев снова потянуло в поход.

— Не немцев, а их власти. Среди моих знакомых редко встречаются такие, кто искренне считает, что Россия — агрессор. Это в начале СВО так думали. Немцы ничем не отличаются от других: верят «ящику». Потом начинают что-то соображать. Ведь слова — это одно, а рост цен и закрытие предприятий — это другое. Возникают вопросы, почему так происходит и кто в этом виноват. И получается, что не Путин.

Теги: переезд, переселение соотечественников, Россия, общество