Кого и что можно увидеть за один ненастный вечер в Париже
В июле, во время отпуска, очень захотелось посмотреть на фьорды Норвегии. Там побывали мои друзья, новгородские врачи. Вернулись с грандиозными впечатлениями. Зараженный их восторгами, я тоже в преддверии отпуска отправился в турфирму. Путевку купил быстро и без хлопот. Перед отъездом оставалось только узнать номер автобуса и время отправления. Для чего за несколько дней до отъезда и набрал номер телефона турагента.
В Париж, в Париж!
Каково же было мое удивление и возмущение, когда узнал, что поездка отменяется. Недобор группы — такова версия отказа. Подробностью к ней — треть туристов не получили визы, поэтому отказали и всем остальным, ни в чем не виноватым. Так издевалась над людьми питерская туристическая компания «Бон-тур». Советую запомнить это название.
Но что мне-то оставалось делать? Наши организаторы заграничного досуга предложили утешительный маршрут: до города Парижа с остановкой во многих точках Европы. Причем в Париже можно жить четыре дня совершенно свободно, так как все экскурсии платные, и каждый выбирал для себя желательный маршрут.
Мне было проще. 13 лет назад мы с женой жили в Париже две недели. Тогда там проходила фотовыставка анималистов. Ее участником был и я. Всё свободное время мы путешествовали по этому пикантному городу, но, конечно, не увидели его весь. Да и было это осенью. В ней тоже есть своя прелесть, но в теплом летнем Париже я не был. А слышал, что летом французская столица для фотографа — просто райское место.
Пропавшая площадь
Отель, в котором нас поселили, находился в пригороде, но за полчаса можно было дойти до последней станции метро и через 15—17 остановок оказаться в центре Парижа. Конечно же, в первый вечер я отправился до площади Пигаль, чтобы затем подняться на Монмартский холм, украшенный базиликой Сакре-Кёр.
За окном моросил дождь, было серо и тускловато. Вспоминался осенний Париж 13-летней давности. Но только стемнело, город расцветился множеством уличных огней, засияли витрины магазинов, реклама и лампочки на деревьях и кустах. Конечно, снимать в дождь дискомфортно: мокрая спина и сырая обувь, под зонт приходится прятать фотоаппарат. Но как красиво блестит разноцветными огнями мокрый булыжник мостовой! Я вспомнил, что на всех картинах, акварелях и гравюрах изображали Париж в дождливую погоду. Значит, повезло и мне все-таки.
Дойдя до любимой площади Тертр, испытал сильное разочарование. Не стало славной территории художников, теперь всю площадь занимали кафешки под матерчатыми навесами темно-красного цвета. Эдакое огромное площадное бистро с разными входами и названиями.
Несмотря на позднее время и мокрую погоду, там было полно посетителей. Если бы даже у меня были деньги, ни за что не сел бы за столик — в знак протеста. Как хороша была площадь, когда там размещались многочисленные экстравагантные художники и их картины. Портрет за 15 минут на Монмартре хотели получить многие. Кроме того, Тертр была для знающих людей таким же символом Парижа, как Нотр-Дам, Эйфелева башня или Лувр.
Увы всем нам! Доход и деньги движут нашей жизнью. Вероятно, хозяин земли решил, что гораздо выгоднее будет использовать ее под кафе, приносящее доход.
Розы и художник
…Видный месье азиатской наружности в белом жилете, с охапкой цветов в руках подскакивал к каждому из немногочисленных прохожих и щедрым жестом про-ягивал красную розу. Кинулся и в мою сторону, но сразу определил опытным взглядом неплатежеспособную личность. Тем не менее остановился перекинуться словом. С французского с легкостью перешел на корявый английский. От дождя его защищала только старая шляпа, но видно сырость нисколько не беспокоила цветочника, а розам моросящий дождь только на пользу.
Мешхед родом из глухой восточной турецкой деревни. С детства у него была только одна перспектива — тяжелый труд в поле от рассвета до заката. Но он мечтал быть художником. «Понимаешь, я на всё готов был пойти, чтобы поехать в Европу учиться, — горячился цветочник. — И вот помог случай. Мать получила письмо от дальних родственников из Германии, и моя семья уговорила их пригласить меня. Жил в Штутгарте, но моих раздражало, что я отказывался работать в строительной фирме с хорошим жалованием, а стремился заниматься живописью. Закрепившись в Европе, я уехал в Париж. Картины мои покупают не часто, но на комнату под крышей хватает. Приходится подрабатывать. Перепадает работа от ресторана на первом этаже нашего дома. Вот розы от них продаю. Когда много посетителей, и за барной стойкой стою. Стараюсь при возможности поговорить с людьми, некоторые соглашаются подняться в мою мансарду и посмотреть картины. Сам в ресторане, конечно, не ужинаю. Хорошо бы за день заработать хоть на горячую бобовую похлебку». Так он тараторил, сыпал ненужными мне подробностями своей биографии, пока, к счастью, не заметил в конце переулка молодую парочку. Тут же устремился к ним, вытянув вперед мокрую красную розу.
Прощай, Мешхед! Зачем ты подошел ко мне? Розы мне твои не нужны, а картины ты не показал.
Ненаписанный портрет
Между тем дождь припустил энергичнее, и мне пришлось искать укрытие. Выбрал магазин с репродукциями плакатов Тулуз-Лотрека и импрессионистов. Там же совсем недорого можно купить и масляные холсты современных французских живописцев. Всё осмотрев, стал фотографировать через открытый проем двери мокрые улицы с редкими прохожими и старые фонари через косые полосы дождя. Скучающая продавщица не возражала и, прислонившись к соседнему косяку, стала расспрашивать меня на хорошем английском языке. Немного рассказала о себе.
Молодая успешная художница с мужем, тоже художником, решили переехать из Сеула в Париж. Были средства, чтобы открыть небольшой художественный магазин. Но у мужа появилась любовница. К его чести нужно сказать, что магазинчик он оставил бывшей жене.
…На окраине площади художники все- таки встречались. Один с большим блокнотом и карандашом быстро подошел ко мне. Его предложение не оставило сомнения, даже если знаешь по-французски всего несколько слов. Но я предупредил — только английский или русский. «О, русский! — обрадовался живописец, говорил он очень хорошо, но с легким акцентом. — Я сделаю ваш портрет всего за 20 евро. Русский учил еще в детском саду и в школе». — «Поляк?» — предположил я. — «Нет, серб. Я нарисую тебя за пять евро».
Я отказался, но не ушел. Сидя на скамеечке под зонтами, мы почти час говорили обо всем на свете. На прощание новый друг предложил: «Твой портрет я сделаю даром». Пришлось еще раз отказаться. Мы пожали друг другу руки.
Подземный путь
Глянул на часы — до закрытия подземки оставалось 30 минут. Нужно было спускаться с холма вприпрыжку. Старые станции метро (это французское слово используют не только в России) имеют особую красоту. Витые металлические решетки и чугунные маки с рубиновым стеклом фонарей — тоже особый знак Парижа. Метро старое, но удобное. К нему добавили скоростные линии RER, они имеют совсем мало остановок, но можно быстро промчаться из одного конца столицы в другой.
В ночном, последнем вагоне совсем мало людей. Только двоих я определил как условных француженок — мать и дочь. Остальные лица — арабские, африканские, азиатские. Молодая парочка в углу вагона целуется, не обращая ни на кого внимания. На одной из остановок в вагон запрыгнули клоуны. Девчонка в малиновых штанах, цилиндре и с нарисованными усами лихо отплясывала на свободной площадке, а два паренька в рыжих париках дули в дудки и стучали в металлические тарелки. Мадемуазель успела получить пару монеток в шляпу, и лицедеи исчезли в подземной ночи.
Забытый маршрут
До последней станции я оставался в вагоне один, а на поверхности убедился, что длинный, зигзагообразный путь до отеля просто забыл. В первом часу ночи улицы были пустынны, и лишь у освещенной схемы города с задумчивым видом стояла седая дама. Обратился с вопросом по- английски, но мадам не знала этого языка. Показал карточку отеля, стали искать вместе по плану. В переулке появился еще один пешеход, молодая симпатичная девушка. Совместными усилиями нашли нужную точку, и дама радостно залепетала по-французски.
— Нет, — умоляюще остановил ее, — только английский или русский.
— Русский, — обрадовалась старушка. — Я — армянка. Всю жизнь живу в Париже. В наш окраинный район никогда не заносило русских.
Девушка хорошо говорила по- английски и вызвалась проводить меня. Долго петляя по извилистым улицам, я слушал историю ее жизни. Лусия — испанка из Валенсии. Когда она была еще маленькой девочкой, ее родители приехали на работу в Париж. Скопили денег, уехали на родину, а она решила остаться. Хотя регулярно ездит к родителям. У самого отеля с благодарностью поцеловал мою добровольную провожатую.
Вместо эпилога
После душа спать не хотелось, и я сел в моем номере у раскрытого окна, отломив кусок белого хлеба от длинного батона, намазал на него сыр камамбер и налил в стакан красного вина. С верхнего этажа далеко был виден Париж, освещенный лунным светом.
В Париж, в Париж!
Каково же было мое удивление и возмущение, когда узнал, что поездка отменяется. Недобор группы — такова версия отказа. Подробностью к ней — треть туристов не получили визы, поэтому отказали и всем остальным, ни в чем не виноватым. Так издевалась над людьми питерская туристическая компания «Бон-тур». Советую запомнить это название.
Но что мне-то оставалось делать? Наши организаторы заграничного досуга предложили утешительный маршрут: до города Парижа с остановкой во многих точках Европы. Причем в Париже можно жить четыре дня совершенно свободно, так как все экскурсии платные, и каждый выбирал для себя желательный маршрут.
Мне было проще. 13 лет назад мы с женой жили в Париже две недели. Тогда там проходила фотовыставка анималистов. Ее участником был и я. Всё свободное время мы путешествовали по этому пикантному городу, но, конечно, не увидели его весь. Да и было это осенью. В ней тоже есть своя прелесть, но в теплом летнем Париже я не был. А слышал, что летом французская столица для фотографа — просто райское место.
Пропавшая площадь
Отель, в котором нас поселили, находился в пригороде, но за полчаса можно было дойти до последней станции метро и через 15—17 остановок оказаться в центре Парижа. Конечно же, в первый вечер я отправился до площади Пигаль, чтобы затем подняться на Монмартский холм, украшенный базиликой Сакре-Кёр.
За окном моросил дождь, было серо и тускловато. Вспоминался осенний Париж 13-летней давности. Но только стемнело, город расцветился множеством уличных огней, засияли витрины магазинов, реклама и лампочки на деревьях и кустах. Конечно, снимать в дождь дискомфортно: мокрая спина и сырая обувь, под зонт приходится прятать фотоаппарат. Но как красиво блестит разноцветными огнями мокрый булыжник мостовой! Я вспомнил, что на всех картинах, акварелях и гравюрах изображали Париж в дождливую погоду. Значит, повезло и мне все-таки.
Дойдя до любимой площади Тертр, испытал сильное разочарование. Не стало славной территории художников, теперь всю площадь занимали кафешки под матерчатыми навесами темно-красного цвета. Эдакое огромное площадное бистро с разными входами и названиями.
Несмотря на позднее время и мокрую погоду, там было полно посетителей. Если бы даже у меня были деньги, ни за что не сел бы за столик — в знак протеста. Как хороша была площадь, когда там размещались многочисленные экстравагантные художники и их картины. Портрет за 15 минут на Монмартре хотели получить многие. Кроме того, Тертр была для знающих людей таким же символом Парижа, как Нотр-Дам, Эйфелева башня или Лувр.
Увы всем нам! Доход и деньги движут нашей жизнью. Вероятно, хозяин земли решил, что гораздо выгоднее будет использовать ее под кафе, приносящее доход.
Розы и художник
…Видный месье азиатской наружности в белом жилете, с охапкой цветов в руках подскакивал к каждому из немногочисленных прохожих и щедрым жестом про-ягивал красную розу. Кинулся и в мою сторону, но сразу определил опытным взглядом неплатежеспособную личность. Тем не менее остановился перекинуться словом. С французского с легкостью перешел на корявый английский. От дождя его защищала только старая шляпа, но видно сырость нисколько не беспокоила цветочника, а розам моросящий дождь только на пользу.
Мешхед родом из глухой восточной турецкой деревни. С детства у него была только одна перспектива — тяжелый труд в поле от рассвета до заката. Но он мечтал быть художником. «Понимаешь, я на всё готов был пойти, чтобы поехать в Европу учиться, — горячился цветочник. — И вот помог случай. Мать получила письмо от дальних родственников из Германии, и моя семья уговорила их пригласить меня. Жил в Штутгарте, но моих раздражало, что я отказывался работать в строительной фирме с хорошим жалованием, а стремился заниматься живописью. Закрепившись в Европе, я уехал в Париж. Картины мои покупают не часто, но на комнату под крышей хватает. Приходится подрабатывать. Перепадает работа от ресторана на первом этаже нашего дома. Вот розы от них продаю. Когда много посетителей, и за барной стойкой стою. Стараюсь при возможности поговорить с людьми, некоторые соглашаются подняться в мою мансарду и посмотреть картины. Сам в ресторане, конечно, не ужинаю. Хорошо бы за день заработать хоть на горячую бобовую похлебку». Так он тараторил, сыпал ненужными мне подробностями своей биографии, пока, к счастью, не заметил в конце переулка молодую парочку. Тут же устремился к ним, вытянув вперед мокрую красную розу.
Прощай, Мешхед! Зачем ты подошел ко мне? Розы мне твои не нужны, а картины ты не показал.
Ненаписанный портрет
Между тем дождь припустил энергичнее, и мне пришлось искать укрытие. Выбрал магазин с репродукциями плакатов Тулуз-Лотрека и импрессионистов. Там же совсем недорого можно купить и масляные холсты современных французских живописцев. Всё осмотрев, стал фотографировать через открытый проем двери мокрые улицы с редкими прохожими и старые фонари через косые полосы дождя. Скучающая продавщица не возражала и, прислонившись к соседнему косяку, стала расспрашивать меня на хорошем английском языке. Немного рассказала о себе.
Молодая успешная художница с мужем, тоже художником, решили переехать из Сеула в Париж. Были средства, чтобы открыть небольшой художественный магазин. Но у мужа появилась любовница. К его чести нужно сказать, что магазинчик он оставил бывшей жене.
…На окраине площади художники все- таки встречались. Один с большим блокнотом и карандашом быстро подошел ко мне. Его предложение не оставило сомнения, даже если знаешь по-французски всего несколько слов. Но я предупредил — только английский или русский. «О, русский! — обрадовался живописец, говорил он очень хорошо, но с легким акцентом. — Я сделаю ваш портрет всего за 20 евро. Русский учил еще в детском саду и в школе». — «Поляк?» — предположил я. — «Нет, серб. Я нарисую тебя за пять евро».
Я отказался, но не ушел. Сидя на скамеечке под зонтами, мы почти час говорили обо всем на свете. На прощание новый друг предложил: «Твой портрет я сделаю даром». Пришлось еще раз отказаться. Мы пожали друг другу руки.
Подземный путь
Глянул на часы — до закрытия подземки оставалось 30 минут. Нужно было спускаться с холма вприпрыжку. Старые станции метро (это французское слово используют не только в России) имеют особую красоту. Витые металлические решетки и чугунные маки с рубиновым стеклом фонарей — тоже особый знак Парижа. Метро старое, но удобное. К нему добавили скоростные линии RER, они имеют совсем мало остановок, но можно быстро промчаться из одного конца столицы в другой.
В ночном, последнем вагоне совсем мало людей. Только двоих я определил как условных француженок — мать и дочь. Остальные лица — арабские, африканские, азиатские. Молодая парочка в углу вагона целуется, не обращая ни на кого внимания. На одной из остановок в вагон запрыгнули клоуны. Девчонка в малиновых штанах, цилиндре и с нарисованными усами лихо отплясывала на свободной площадке, а два паренька в рыжих париках дули в дудки и стучали в металлические тарелки. Мадемуазель успела получить пару монеток в шляпу, и лицедеи исчезли в подземной ночи.
Забытый маршрут
До последней станции я оставался в вагоне один, а на поверхности убедился, что длинный, зигзагообразный путь до отеля просто забыл. В первом часу ночи улицы были пустынны, и лишь у освещенной схемы города с задумчивым видом стояла седая дама. Обратился с вопросом по- английски, но мадам не знала этого языка. Показал карточку отеля, стали искать вместе по плану. В переулке появился еще один пешеход, молодая симпатичная девушка. Совместными усилиями нашли нужную точку, и дама радостно залепетала по-французски.
— Нет, — умоляюще остановил ее, — только английский или русский.
— Русский, — обрадовалась старушка. — Я — армянка. Всю жизнь живу в Париже. В наш окраинный район никогда не заносило русских.
Девушка хорошо говорила по- английски и вызвалась проводить меня. Долго петляя по извилистым улицам, я слушал историю ее жизни. Лусия — испанка из Валенсии. Когда она была еще маленькой девочкой, ее родители приехали на работу в Париж. Скопили денег, уехали на родину, а она решила остаться. Хотя регулярно ездит к родителям. У самого отеля с благодарностью поцеловал мою добровольную провожатую.
Вместо эпилога
После душа спать не хотелось, и я сел в моем номере у раскрытого окна, отломив кусок белого хлеба от длинного батона, намазал на него сыр камамбер и налил в стакан красного вина. С верхнего этажа далеко был виден Париж, освещенный лунным светом.
Владимир БОГДАНОВ
