Осторожно,поделка!

Вышел в свет новый роман Кабакова, чьим поклонником автор этих строк никогда не был. И, надеюсь, не стану. В аннотации к книженции Кабаков рекомендован непосвященным как «автор хрестоматийного «Невозвращенца», смешных и грустных «Московских сказок», саги «Все поправимо». Ну что взять с тех, кто сочиняет аннотации? По моему, они и сотой доли книг, которые аннотируют, не прочли.
Осуждать их за это? Нет, завидовать! Потому что если вы потратили время на этого «Беглеца», значит — неразборчивы в литературе. Хм, в литературе… Это я, конечно, загнул. Халтура, а не литература.
У меня вообще вызывают подозрения взрослые тексты, набранные шрифтом размер которого более подходит книжкам для дошкольников. Но ведь Кабаков определяет свое писание как «роман» и попадает в плен собственной концепции: размер-то должен соответствовать. А размер таков, что и на повесть не тянет (я за два с половиной часа прочитал; правда, под конец — по диагонали).
Еще раз обратимся к аннотации, которая призвана доступно объяснить, о чем роман. «Дневниковые записи банковского служащего, законопослушного гражданина, ставшего не только свидетелем, но и невольным участником исторических событий в начале XX века, провоцируют читателя, поражают удивительными совпадениями с тем, что происходит в наше время. Добротное психологическое повествование, плавно перетекающее в интригующий детектив».
А что на деле? Уж больно многозначителен посыл издателей…
А на деле перед нами — действительно дневник банковского клерка, датированный 1917 годом. Автор дневника дотошно, чтоб не сказать монотонно, рассказывает, как вступает в контакт с революционерами-грабителями, как потом наводит их на банк, в котором служит, как его увлекает кровавая круговерть и он участвует даже в политическом покушении. «Ну, и что дальше?» — спросите вы. Дальше то и начинаются интеллигентские муки. Герой не понимает, не может объяснить себе, почему его увлекла и поставила в строй эта «чужая и чуждая сила»? Увы, но довольно скоро понимаешь, что никаких скрытых пружин и приводных механизмов такого перерождения натуры нет. Нелюбимая жена, капризная любовница, смутное время… Кабаков подбрасывает нам на выбор: дескать, любой из этих мотивов мог толкнуть клерка в пучину революции.
Но это — обман. Кабаков, усердно эксплуатирующий забытую всеми птицу-счастье, принесшую ему пророческого «Невозвращенца», просто перетряхивают старую копилку с набором беллетристических штампов: найденный случайно дневник, исторический детектив (Акунин и то лучше пишет, хотя бы для подростков), вымученная стилизация, натужные попытки раскрыть душу русского интеллигента начала ХХ века…
Все сделано старательно (мастерство, как известно, не пропьешь), но сразу видно, что — сделано.

«...Единственное, что удивляет: в банке все идет, будто ничего ровным счетом не произошло... ...Сегодня обязательно надо встретиться с нею, уж более месяца не видались, а потом будет Великий пост...
...Главное — я не решил, как дальше вести себя. Пойти к Мину и все изложить? Или все ж отказаться от «выгодного всем» предложения, не ставя никого в банке в известность? Ведь с настоящими революционерами придется иметь дело, с самыми из них отчаянными...».
Так якобы писал и думал человек в 1917 году. Или в 1997м? Или в 2017м? Текст безвкусный, пресный. Если не верите, откройте по-настоящему хрестоматийные «Хождения по мукам». И все поймете.

P.S. Текст романа буквально перенасыщен неточностями, если не сказать ошибками. Например, сообщается, что герой романа (автор дневника) склонен к алкоголизму. Он пьет то шустовский, то смирновскую дома, в ресторанах, трактирах, буфетах. А ведь в 1917 году в России из-за войны действовал сухой закон! Алкоголя не было, но не было и хлебных карточек вопреки кабаковской версии. Не было Царицынской губернии, потому что Царицын был уездным городом Саратовской губернии. Не приезжал из-за границы Лев Каменев, потому что вместе со Сталиным был в Сибири, в ссылке. Не мог автор дневника 20 марта 1917 года рас строиться из-за разгрома двух русских дивизий на Стоходе, потому что катастрофа случилась 21 марта. Не мог он никому жаловаться на неудобства «нового стиля» летоисчисления в июне 1917 года — григорианский календарь у нас ввели большевики.

 P.P.S. С удивлением обнаружил, что в свет выпущен пятитомник Александра Кабакова. Налетай, торопись — покупай живопИсь!