Окуловка готовится отметить 150-летие поэта из «золотого фонда» Серебряного века
О, тихий край, опять стремлюсь мечтою
К твоим лугам и дремлющим лесам,
Где я бродил, ласкаемый тоскою,
Внимал лесным и смутным голосам.
Когда опять себя с любовью скрою,
Открыв лицо осенним небесам?
Когда пойду известною тропою,
Которой, без любви, бежал я сам?
Эти строки, принадлежащие перу Михаила Алексеевича Кузмина, навеяны пребыванием в Окуловке: природой, мыслями и переживаниями. Кузмин бывал здесь наездами с 1907-го по 1911 год, останавливался в посёлке Парахино. Там на правом берегу реки Перетны стоял дом старшего лесничего, учёного лесовода Мошкова, женатого на Варваре Алексеевне, родной сестре поэта. Около пяти десятков стихотворений, две поэмы, четыре рассказа, три повести, одна комедия, две оперетты и несколько романсов — довольно плодотворно Михаил Алексеевич проводил время (не только летнее, кстати) в новгородской глубинке.
Сюда же, в Парахино, приезжали поэты Сергей Ауслендер (сын Варвары Алексеевны от первого брака) и Николай Гумилёв. В церкви села Полищи Ауслендер обвенчался с актрисой Троицкого театра Надеждой Зноско-Боровской, а Гумилёв при этом был шафером.
К слову сказать, у поэтической дружбы случится печально-прозаический финал. Кузмин напишет рецензию, Гумилёв обидится. Но это будет позже, и окуловские «пасторали» тут совершенно ни при чём.
«Кузмин был одиночкой, как и Ходасевич», — считал исследователь его творчества, автор книги о поэте, вышедшей в серии «ЖЗЛ», доктор филологических наук Николай Богомолов. Здесь и далее мы цитируем Николая Алексеевича по публикации на сайте «Горький» (https://gorky.media/context/dyavol-kotoromu-vse-pozvoleno/).
Он как-то просто выходил из общего потока. Был повод думать, что символист. Нет же, рассорился и хлопнул дверью. Вот, он акмеист. «Совершенная неправда, — утверждал Богомолов. — Он абсолютно легко разошёлся с ними».
Яркий, разносторонне одарённый человек — поэт, драматург, переводчик и композитор в одном лице. Кузмин учился в Петербургской консерватории у Лядова, Соловьёва, Римского-Корсакова… Дружил с Глазуновым, Мейерхольдом, Блоком…
В конце жизни Михаил Алексеевич сам выставил себе оценки за творчество. Лишь два сборника удостоились пятёрки. Один из них — «Форель разбивает лёд».
Обратимся вновь к Богомолову, полагавшему, что «Форель» «можно вообще читать, не подозревая, что за этим есть какая-то внутренняя глубина». Но! «Потом начинаешь вживаться и понимаешь, что есть глубинная прелесть самая разнообразная». И вот эта «прелесть» родилась на окуловской земле.
Возможно, идеей своей или хотя бы названием «Форель» обязана одному, казалось бы, не столь значительному происшествию, о котором поэт расскажет в своём дневнике: «С утра поехали в чудное Раменье, поля были белы инеем, лужи и ручьи со льдом; когда мы раздробили экипажем один из ручьёв, на лед выбросились живые форели». Или вот этот эпизод: «Отец Пётр говорил беспрерывно, словно пьяный ясным небом, свежим ветром, холмами и лесом. Быстро шагая тяжёлыми сапогами, он то останавливался, закинув голову вверх, то ломал лед палкой, то слушал низкий полёт глухарей… Перескакивая через ручей, провалился, и мелкая серебряная форель билась, выброшенная водою на лёд. Мокрый, стоя в воде, ловил он рыбу руками и снова пихал осторожно толстыми пальцами под нежный лёд.
— Люблю, люблю! — повторял он».
Поэт вёл дневник, отмечая события, размышления, переживания. Опять же по Богомолову, записи за 1908–1915 годы — «это скорее регистрационная книга: там побывал, с тем поговорил».
«Хотели ехать с сестрою на станцию, но не достали экипажа. Ушли гулять по десяти грязям втроём. Вера завязла и хваталась руками за грязь, мужики говорили: «Сидела бы дома и не увязла бы».
«Писал немного оперетку, играли много в винт. Ожидаемый Яков Павлович не пришел. Ну и Бог с ним».
«Ездили в Зуево, разбойничью деревушку, с доктором и Екатериной Ивановной, туда — с Серёжей, назад — с сестрой. Возвращаться было очень хорошо совсем в сумерках. Вечером были у Венедиктовых».
Вот опять: «Вечером были Венедиктовы, часа 3, играли в 4 руки квартеты Mozart’a, Haydn’a, танцы Glück’a. Камерная музыка в 4 руки мне была несколько скучна, хотя бы и этих мастеров. Очень хочется писать».
А что тут такого? Ну, играли в карты. Ну, музицировали. Ну, болела голова. Поэт как-то несколько дней на неё жаловался в письменной форме. Однако краевед даже в заметках бытового содержания находит интересные для себя подробности и имена.
«Упомянутые в дневнике Венедиктовы станут Кузмину ближайшим окружением вплоть до 1911 г. Иван Васильевич — один из административных работников фабрики, был, скорее всего, приезжим. Его супруга Екатерина Ивановна, родом из Москвы, участвующая во многих творческих проектах фабричных служащих...» — пишет Андрей Игнатьев.
Статья Игнатьева «Окуловский дневник Михаила Кузмина» станет первым в нашей области подробным рассказом о пребывании поэта на Новгородчине. До того источником информации о пребывании в окрестностях станции Окуловка, посёлка писчебумажной фабрики Парахино петербургских знаменитостей было известно из «Путеводителя по Окуловскому району» Леонарда Бриккера.
В статье Игнатьева дана превосходная «нарезка» выдержек из дневниковых «главок» Кузмина. Создаётся впечатление, что на самом деле поэт довольно много сказал о месте своего пребывания и, что немаловажно, о своём творчестве в этот период:
«переписывал Газэлы»,
«писал с трудом «Всадника»,
«кончил рассказ «Флор и разбойник»,
«переписывал «Комедию о Мартиниане»…
«Потом у меня есть ещё занятие, — это из письма поэту Вячеславу Иванову. — Моя старшая племянница, сделавшаяся из девочки девушкой; у неё вдруг отнялись ноги на нервной почве, и хотя она теперь и бродит с палкой, но занимаю её я: вывожу на балкон, читаю, учу с ней Глинку и Даргомыжского, так как у неё есть голос нежный и сладкий, большая любовь к музыке и музыкальность, служу наперсником её первого романа и очень с ней подружился».
— На мой взгляд, «Окуловский дневник» достаточно интересно характеризует и этот край, и то время, когда здесь жил поэт Кузмин, — полагает Андрей Игнатьев. — Я не знаю литературного имени, которое в нашей восточной части Новгородчины представляло бы больший интерес и значение, чем Михаил Алексеевич Кузмин.
Кстати, Кузмин (без мягкого знака) — это особенность правописания, имевшая место быть в XIX веке. Михаил Алексеевич — сын морского офицера, действительного статского советника, члена Ярославского окружного суда Алексея Алексеевича Кузмина. Будущий поэт родился в октябре 1872 года.
«За то, что вырос в Ярославле, свою судьбу благословлю!» — на самом деле это не совсем так. Ему было всего лишь полтора года, когда семья переехала в Саратов. Затем был Петербург. И Ленинград — Михаил Алексеевич покинет этот мир в 1936-м. В этом почётном ряду городов, с которыми связана его биография, есть своё место для Окуловки (Парахина). Кузмин вполне может стать таким же человеком-брэндом, как Бианки или Миклухо-Маклай. Интересно, что Маклай бывал дома у родителей Кузмина.
Как рассказал «НВ» ведущий методист Окуловского культурно-краеведческого центра Геннадий ГАВРИЛЕНКО, в год 150-летия поэта Михаила Кузмина планируется провести несколько просветительских мероприятий, включая итоговую конференцию.
— Однако на этом ничего не закончится, а, скорее, начнётся, — говорит Геннадий Валерьевич. — В перспективе рассматривается возможность реконструкции усадьбы Шаца, где также бывал Михаил Кузмин. В отличие от усадьбы Мошкова она уцелела, здание является памятником культуры, охраняемым государством. В данное время оно используется под жильё. Но в планах районной администрации — расселить его до 2025 года. Есть интересные идеи: например, обустройство Аллеи поэтов и восстановление пруда.
Публикация подготовлена при информационной поддержке комитета культуры и туризма Окуловского района и Окуловского краеведческого общества «Око».
Теги: Окуловка, Михаил Кузмин
