Когда Александра Дмитриевна была Сашей
Она живёт в самом центре Великого Новгорода. В этом году отметила своё 90-летие. Александра Дмитриевна Охапкина — человек, для которого «война», «горе», «страх», «смерть» — это не только слова русского языка, который она преподавала школьникам на протяжении многих десятилетий. Это её детство.
.jpg)
Ей, 12-летней пионерке, будущее казалось светлым и радостным, но все перечеркнул один летний день.
«Я не участник войны, потому что для фронта годами не вышла, но я – живой участник военной поры и дивлюсь, как же всё-таки я выжила, — говорит она».
Бомбёжка
Война. Какое страшное слово! Им трудно было осознать, что произошло, что их ждёт. Многие думали, что война продлится недолго, месяца три, не больше. А потом над городом стали летать немецкие бомбардировщики, выбрасывая на него свой смертоносный груз.
Вот каким запомнила август 1941 года Александра Охапкина: «Детей начали эвакуировать. Я оказалась с сёстрами на пароходе. Над рекой появился самолет, немецкий летчик сбросил несколько фугасных бомб. В панике дети стали прыгать в воду, но не все умели плавать, многие утонули. Нас высадили в деревне Шевелёво. Отсюда многие беженцы добрались пешком до Оттенского монастыря, шли 10 километров. Некоторым удалось пробраться дальше в тыл, иные, решив переждать беду в лесу, вырыли землянки. Мы не смогли ничего предпринять, так как наша мама после операции еле ходила, а у двух старших сестёр были маленькие дети — шесть ребятишек от 6 месяцев до 6 лет».
Монастырь окружал болотистый лес. Была надежда, что немцы сюда не придут. Остаток лета прожили в шалашах. Когда стало холодно, перебрались в кельи.
Линия фронта остановилась всего в десяти километрах. Правобережье Волхова заняли немцы, новгородские беженцы находились на левой стороне реки. Здесь же, в монастыре, располагался советский военный штаб. Когда горел Новгород, Саша видела страшное зарево, небо было кроваво-красным.
Чужой сапог
В рассказе Александры Дмитриевны о первых неделях войны часто встречаются слова «беженцы», «окруженцы», «отступление»...
«В конце августа привезли первую партию наших бойцов, выбравшихся из окружения под Лугой. Они были истощены, им пришлось плыть через Волхов, привязав к голове одежду и держа оружие. Их обстреливали, многие утонули. Вторая партия переправилась благополучнее, так как заранее были приготовлены лодки с нашей стороны. Их хотели переправить в тыл, но не успели. Один капитан нас честно предупредил, что штаб и остальные военные перебазируются подальше от линии фронта, а нас взять с собой они не смогут. Помню тот день — 27 октября 1941 года — бомба упала вблизи монастырских стен, взрыв был очень сильный, в окнах разбились стёкла. Когда наступили сумерки, началась сильная стрельба, немцы штурмом взяли монастырь. Они выливали на пол воду из своих сапог, делали себе портянки из детской одежды. Беженцев выгнали на улицу, мы укрылись в другом крыле монастыря. В одном помещении там набралось около 30 детей. В другие комнаты немцы принесли раненых. Они стонали, умирали. Часа через три по монастырю принялась бить из дальнобойных орудий наша артиллерия. Земля содрогалась от взрывов. Нас опять выгнали, было уже холодно, выпал снег. Загнали в тёмный подвал под церковью, а в проходе поставили двух лошадей. Ни света, ни питья, ни еды. Только двух самых маленьких сёстры могли покормить грудью. На следующий день нас выпустили. Мы видели, как немцы выстроили наших офицеров, военврачей, бойцов, с таким трудом выбравшихся из окружения, сняли с них ремни, забрали оружие. Командиров, коммунистов и евреев сразу же расстреляли».
Семя Иуды
Красноармейцы не ожидали, что враг появится так быстро. Немцы вышли к монастырю не со стороны деревни, расположенной на берегу Волхова, а оттуда, где совсем не было дорог. Совершить этот хитрый манёвр им помог местный житель. Саша видела его. Русская девочка, прятавшаяся за печкой. Русского парня, который провел врага через болото. Кого он предал — Сталина, большевиков? Нет...
И сегодня, спустя почти восемьдесят лет, его обвиняет не столько старая русская учительница, сколько юная девчушка, у которой он крал последний шанс на детство:
«Я часто думаю о том, как могло быть, если бы не тот молодой парень. Возможно, мы не оказались бы на оккупированной территории, ведь через три месяца немцы бежали отсюда обратно на левый берег. И на нашу долю выпало бы меньше страданий и испытаний. А наши военные не оказались бы в плену и не были бы расстреляны. Что побудило этого предателя на такой гнусный поступок? Может быть, он рассчитывал на вознаграждение? Надеюсь, он не получил того, чего хотел. Подлецов нигде не любят. Я думаю, что истоки — в низких свойствах иных человеческих натур. Услужливость, трусость, расчёт, жалость к себе. Этот молодой человек морально был готов к предательству».
За час до порки
В октябре 1941-го немцы, захватив монастырь и соседнюю деревню Посад, оборону занятой местности поручили союзникам-испанцам.
«Монастырские постройки располагались полукругом, — продолжает свой рассказ Александра Дмитриевна. — Был большой фруктовый сад, посреди которого находился пруд, окружённый кустами сирени. Самый большой собор частично был разрушен ещё до войны. За стенами монастыря находились поля, где колхозники выращивали злаковые культуры и овощи. Мы в конце лета — начале осени запаслись зерном и овощами. Надеялись пережить зиму, минуя голод и холод. Но пришедшим на нашу землю врагам какое дело до наших надежд? Однажды моя старшая сестра хотела пройти в помещение, где были тёплые вещи детей. Её заметили, два испанца пришли к нам с проверкой. Пока они у нас осматривались, дети, испугавшись, плакали. Наконец, эти двое ушли, однако очень скоро явился третий. Он умел разговаривать по-русски. Интересовался, где еще прячутся такие же «цивильные», как мы. Потом строго сказал: «Даём вам один час, и вы убираетесь отсюда, а то запорем!». Эти слова навсегда врезались в мою память».
Яблоки
И вновь у семьи Александры начались страшные километры войны. «Мне надо было нести пятимесячную племянницу Алису. Нам не хватало сил тащить санки по ухабистой, разбитой дороге. Пришлось бросить несколько килограммов зерна и картофеля. Моя Алиса плакала. Я решила её перепеленать. В это время мимо проезжал немец и едва не задавил ребёнка, лежащего на снегу. На нашем пути по сторонам лежали заснеженные убитые. Пару раз я видела, как немцы ездят по трупам наших солдат».
Холодно. Очень хочется кушать. Старшие сёстры с огромным трудом выкапывали из-под снега мёрзлую картошку. Эта картошка могла спасти, но она же могла и убить. Был случай, женщина, копавшая рядом, подорвалась на мине.
Чтобы выжить, оставалось только одно — пытаться добраться до родины отца — деревни Мстонь Шимского района. Это был их шанс: там жили две папины сестры. К счастью, деревня уцелела. И их приняла в свою избу тётя Маша. Александра Охапкина всю свою последующую жизнь считает эту женщину святой.
Стало немного легче, ровно настолько, чтобы жить. Оккупанты встречались разные. Обычно от них исходило зло. Но были за долгие месяцы оккупации и те испанские солдаты, которые «неплохо относились к нам, иногда детям давали конфетки-леденцы, галеты, немного хлеба», был испанский врач, сделавший Саше операцию по извлечению пули.
От своих же ожидаешь помощи или хотя бы сочувствия. Но, увы, иногда напрасно. Рядом со словом «беженец» часто появлялось слово «нахлебник».
«Чтобы как-то выжить, приходилось много работать в качестве наёмной силы у местных жителей. Старшие сёстры пахали на себе землю, жали в поле рожь, косили сено. Я работала в чужом огороде — полола, поливала, к праздникам делала уборку в избах селян. Как-то наняла меня на такую приборку одна женщина. Я вымыла окна, стены, пол во всём доме, в каждом уголочке всё выскоблила, она же ходила за мною и всё искала какие-либо погрешности. А поздно вечером, когда я уже едва держалась на ногах от усталости, она расплатилась со мною двумя яблоками-опадышами. Пришла я домой и долго плакала от обиды».
Думать сердцем
Шимский район был освобождён Красной армией в феврале 1944 года. С первых дней после изгнания врага начались восстановительные работы. Из деревни Мстонь для ремонта разбитой дороги Новгород — Шимск было направлено 10 человек. В их числе была и Александра Охапкина.
Вернулась она домой только после освобождения Пскова, 25 августа 1944 года. А в сентябре после трехлетнего перерыва наконец продолжила учёбу в школе, прерванную войной.
Она выучится. Она еще будет учиться, чтобы снова вернуться в школу — теперь уже учительницей.
Страна восстанавливалась, залечивала раны, строилась. И жить становилось действительно и лучше, и веселей. Не без трудностей, но в мире. Это самое главное. Для её поколения слова «лишь бы не было войны» никогда не были пустым звуком. И прожив в Новгороде 90 лет, отдав ему все свои силы, она сейчас говорит нам: «Война лишила нас сразу всего, чем жили. Не только крыши над головой и еды. Она лишила нас детства. Мы как-то сразу повзрослели до поры, стали много понимать умом и острее чувствовать сердцем. Мы видели, что происходит с людьми, как по-разному ведут они себя перед лицом смерти. Люди прошли через войну, но и война прошла сквозь них. Чем меньше у меня остаётся будущего, тем чаще вспоминается прошлое...».
Борис КОВАЛЁВ,
доктор исторических наук
