Игорь Иванович назначил встречу в Новгородском доме молодёжи, перед торжественным мероприятием к Дню ветеранов боевых действий, который отмечается 1 июля.

— Этот день объединяет участников разных войн разного времени, — начинает беседу полковник Загорский. — Такая дата нужна не только тем, кто прошел Афган, Карабах, Чечню, Грузию, Сирию, но и тем, кто только по кратким сообщениям из СМИ знает о боевых операциях последних десятилетий. Многим людям на гражданке истории конкретных бойцов о горячих точках кажутся мифами. Но ведь это правда.

— Игорь Иванович, вы по призыву попали в ВДВ. После учебки были зачислены в 345-й гвардейский парашютно-десантный полк...
— Из Новгорода вместе со мной в ВДВ еще 29 человек призывались. После полугода учебы в начале 1984 года в 345-й полк, что в Афганистане стоял под Баграмом, отправились 10 бойцов. Я служил механиком-водителем БТР, точнее, когда шла «броня», вел машину, когда бригада стояла на базе, как стрелок-пулеметчик отправлялся в горы в составе боевой группы.

Вообще сложно нам приходилось — душманы каждую тропу в горах знали, днем они — мирные жители, которые рады видеть русских, а ночью стреляют в нас.

— В Интернете много рассказов о том, что при зачистках населенных пунктов советские солдаты уничтожали всех без разбору — мужчин, женщин, детей. Такое действительно было?
— Я ни разу с подобным не сталкивался. Да, если местные жители оказывали сопротивление, мы открывали огонь, но чтобы просто так стрелять по людям — никогда. Не попадались мне и дети, воюющие на стороне моджахедов, хотя, по рассказам бойцов из других частей, им доводилось видеть афганских пацанов с оружием в руках. Но это были единичные случаи. Мне же ребятишки в селах запомнились тем, что постоянно попрошайничали: обступали нас со всех сторон, тянули за рукава и штаны и без умолку твердили: «Шурави, шурави» (в переводе с арабского — «советский». — Прим. авт.). Семьи жили там очень бедно, и мы часто отдавали им часть своих пайков.

— 345-й парашютно-десантный — боевой полк, на счету которого не одна успешная операция...
— Наш полк нередко направляли другим частям для усиления и охраны. На базе мы не отсиживались — это точно. Достаточно вспомнить Панджшерские операции 1984–1985 годов. В последней я принимал участие. Как известно, в это время обстановка в Афганистане была сложной: боевые действия велись одновременно в нескольких провинциях страны. Разбитые отряды мятежников довольно быстро восстанавливали свои базы, пополняли запасы оружия и снова шли в бой.

Операция в Панджшерском ущелье стала ответом на разгром мобильными группами моджахедов базы афганских правительственных сил в населённых пунктах Руха и Пишгор. Перед нами была задача — выбить-таки душманов из ущелья. Помню, захватили мы тюрьму, в которой духи держали наших пленных, — повсюду была кровь... Страшно.

Наши потери были большие. Но приказ мы выполнили.

«С КП-345 доложили, что захватили тюрьму и несколько складов с оружием и боеприпасами. От тюрьмы осталось сильное впечатление. Новые постройки — для обслуживающего персонала, а для узников — глубокие волчьи ямы с люками наверху. В них духи содержали 127 афганских военнопленных и 14 — советских. В камерах на полу валялось тряпье, обувь — и всё залито кровью. Наверху — комнаты пыток. Убивали пленных на мостике через речку и в неё же их сбрасывали — мы в воде обнаружили 120 трупов афганских солдат, а советских пленных увели на юг. Все погибшие были расстреляны и добиты ножами. Вначале я хотел все это взорвать, но затем решил пригласить журналистов — пусть заснимут и покажут варварство всему миру... Из Москвы прилетела съёмочная группа государственного телевидения. Советских солдат спрятали за камни, перед камерой расставили бойцов афганской армии и сняли для программы «Время». Интервью корреспондентам дал начальник медицинской службы 345-го парашютно-десантного полка».

Из дневника начальника штаба 40-й армии генерал-майора В.П. Дубынина

— Интересно, а что вы из Афганистана писали домой в письмах? Что у вас все хорошо, что солдат спит, а служба идет?
— Не без этого, конечно. Понятно, что всю правду мы не имели права рассказывать. Но это и правильно. Признаюсь, ленился часто сочинять послания. И вот мама обратилась за содействием к командиру полка. Вызвал меня начальник политотдела части, отругал за бесчувственное отношение к близким и заставил в его присутствии написать письмо домой. Я этот урок на всю жизнь запомнил. Много позже мы с ним встретились в Киеве в Высшей школе милиции. И вы знаете, он меня вспомнил, хотя, казалось бы, сколько пацанов-срочников через него прошло...

— Служба в Афганистане определила ваш дальнейший профессиональный путь?
— Нет. Просто после демобилизации я женился, и нужно было кормить семью. А тут как раз поступило предложение пойти водителем в милицию. Думал — временно там поработаю. Но так вышло, что задержался на 25 лет. Через год службы подал рапорт на учебу в Высшей школе милиции. По окончании лейтенантом пошел в следствие.

— В 1992 году вы были признаны лучшим следователем Новгородской области. За какие заслуги?
— Раскрыл дело, в котором выявил 87 эпизодов. Мужчину задержали на краже вещей на Центральном рынке Новгорода. Начал с ним работать, и постепенно он рассказал о других случаях. Я тогда, чтобы найти потерпевших, давал объявления в газеты и на радио. В конечном итоге удалось доказать 87 эпизодов. Когда производили обыск дома у фигуранта, то вся следственная бригада удивлялась — он тащил все, что под руку попадалось, например, мог прихватить только один ботинок из пары.

И при этом мужчина имел семью, двоих детей, работал и должен был вскоре квартиру получить. По закону и на его супругу нужно было бы дело завести — она знала, что он ворует. Но я пожалел ребятишек и вынес в отношении женщины отказ в возбуждении производства.

Мне нравилось работать, в следствии чувствовал себя как рыба в воде. Раскрываемость была приличной. Помню, попало ко мне дело карманника — он у бабушки в магазине стащил кошелек, в котором мелочь была. Мне тогда многие говорили, мол, не расколю мужика, поскольку он матерый вор-рецидивист, за плечами у которого не одна ходка. К тому же, как выяснилось, он оказался милицейским осведомителем, и опера консультировали его, что и как говорить на допросах. Не скажу, что было просто, но дело я до суда всё же довел, и получил он пять лет за украденную из кошелька мелочь.

— Так почему ушли из следствия?
— Сказались лихие 90-е. Нагрузка зашкаливала — тогда по 20–30 дел приходилось на одного сотрудника отдела. К тому же бывало, что приходит начальник и дает указание прекратить расследование в отношении фигуранта. Я отдавал ему материалы со словами: «Вы — процессуальное лицо, вот вы и закрывайте дело». Когда таких обращений стало много, я ушел, поменяв подполковничью должность в следствии на лейтенантскую во вневедомственной охране.

— И дослужились-таки до полковника. Однако жизнь пенсионера не по вам — трудились на руководящем посту в городской службе занятости, сейчас — в строительной компании. И еще у вас большая общественная нагрузка — много общаетесь с молодежью...
— А кто, как не мы — участники военных конфликтов, должны рассказать школьникам и студентам о том, что знаем и что видели? Сейчас идет война в Сирии. И отношение к ней — разное. Я считаю, что, с одной стороны, как и в случае с Афганистаном, затеяли ее политики, а с другой — лучше бить боевиков на их территории, не подпуская к нашим границам. Вот об этом и нужно говорить молодым, подкрепляя слова конкретными примерами из своей практики.

При этом, когда возникает тема войны, я не про марш-броски колонны думаю, не про вылазки в горы, всегда в первую очередь вспоминаю боевых друзей 345-го гвардейского парашютно-десантного полка — тех, кого уже нет, и тех, кто жив и здоров...

Фото из архива Игоря Загорского