Невыдуманные истории «Дон-Кихота Ленинградческого»
Краевед и рахманиновед Наталья БАСМАНОВА сняла ещё один фильм, навеянный судьбой гениального земляка. Но не про старорусское Семёново, где он родился-крестился, а про новгородский «Онег», где Серёжа Рахманинов впервые коснулся пальцами чёрно-белых клавиш. «Письма, которые стали историей» — так называется этот фильм. И это письма Тамары Самсоновой, ленинградки, оперной певицы, удивительной женщины, влюблённой в творчество Сергея Васильевича, искренне преданной памяти о нём и мечте о спасении «Онега».
С письмами Тамары Александровны Наталья Басманова познакомилась сравнительно недавно. Их нашла в архиве Третьяковской галереи музыковед, член Союза композиторов России Ирина Медведева. Почему в Третьяковке? Один из адресатов — Марина Гриценко — приходилась внучкой Павлу Третьякову, основателю знаменитой галереи.
Пожалуй, эти письма — действительно история. В них — характеристика эпохи и людей, живших в ту пору, когда время Рахманинова на его Родине ещё не пришло. И в них же — невольная самохарактеристика Тамары Самсоновой, хранительницы «Онега», боровшейся с невежеством и равнодушием, добившейся, чтобы в честь Рахманинова в бывшей дворянской усадьбе был поставлен хотя бы обелиск.
Хранительница
Итак, начало 1970-х. Из письма Людмиле Тимашевич, преподавателю музыкальной школы в Ивановке (деревня на Тамбовщине, где жил и творил зрелый Рахманинов):
«Каждый отпуск я выезжала в урочище, трущобу, где был когда-то Онежский дом и Парк, и тщетно стучалась во все двери, известные и Вам. Облисполком, обком, обком комсомола, Реставрационные мастерские кремля, Отделение охраны памятников, Райисполком и не помню ещё куда, провела уйму бесед о детстве Сергея Васильевича, начиная со школ ветеранов и кулинаров, кончая музучилищем, — короче говоря, трубила без устали, пока в Новгороде не зазвучало слово «Онег».
…в конце третьего года хлопот этой темы мне было разрешено заказать обелиск на сумму не более тысячи рублей с установкой. Не правда ли, как дёшево оценили гений Рахманинова?
В совхозе «Красный ударник», которому принадлежит земля «Онега», я переживаю четвертого директора. Это снобы ХХ века, которые смотрят мимо вас в пространство, ибо мы — мошки.
…перепахали тракторами весь гранитный фундамент, повалены цветущие липы, костры разжигают под цветущими липами.
…охотники развлекаются стрельбой из ружей в «Обелиск», и таковых выстрелов 13 — ямки от пуль.
Летом прошлым я, наконец, добилась вмешательства властей в это дело, и директор был вызван в Новгород, где получил хороший нагоняй, и была небольшая (на эту тему) статья в печати.
…в войну в «Онеге» стоял штаб 7-й Танковой бригады. С завидным усердием с противоположного берега немцы били по «Онегу», не жалея мин и снарядов. Нынче 6 дней ходила я с сапёрами...
…мне придётся покинуть Ленинград и переехать в Новгород, ибо скромная моя сберкнижка исчерпалась на всевозможные разъезды и прочие связанные с этим расходы. Теперь надо бросить всё, с чем связана жизнь, друзей и учеников, за счастье быть на земле, которая вдохновила на всю жизнь Сергея Васильевича; быть на земле, которой мир обязан гениальнейшей музыкой Рахманинова.
…В Райисполкоме мне вручили красную книжечку и жетон инспектора по охране природы. Моя обязанность — сохранить любой ценой «Онег».
…все творчество Сергея Васильевича идёт от этой земли и от этой воды Волхова, ни с какой другой не сравнить по силе и достоинству, по великодушию к слабым, по напевам волн.
…Я покажу Вам заколдованное царство, где давно умер король, и бродит только его собака с вылезшей шерстью, почти ничего не видя, с черной тоской в сердце о встрече с хозяином».
Из письма Льву Гутману, искусствоведу, художественному критику:
«...на утреннем наряде, где в присутствии директора и главного агронома даются назначения на работы, было приказано косить «Онег» конной косилкой. Мужики стали возражать, что это заповедник и они берутся выкосить его вручную. Но главный агроном сказал, что никакой это не заповедник, что Рахманинов родился в Союзе, а умер в Америке, и потому никакого заповедника ему не положено...
Дорогой Лев Иосифович! Приезжайте сюда. Побудете в «Онеге» и очаруетесь его ясенями и липами, всей музыкой одиночества и забвения; стаями жаворонков, зеркалом залива и ароматом всего, что цветёт в «Онеге». А потом подумаем вместе, как попасть нам вдвоём на приём к Фурцевой* (разумеется, с фото) и разрешить с ней этот вопрос. И ещё хочу я Вас просить, пока я жива, напишем вместе «Там, где родился Рахманинов», расскажем людям о прекрасном «Онеге»; ведь он не виноват, что так варварски его уничтожают, такие ценные породы деревьев губят, валят тракторами, жгут под ними костры — в общем, на разграбление. «Онег» сейчас как тяжелобольной ребёнок.
Люди искусства! Помогите спасти «Онег»!».
Из письма Марине Гриценко (явно под впечатлением от «исторических слов» новгородского архитектора: «У нас таких Рахманиновых много, есть более важные объекты...»):
«…Дорогая Марина Николаевна, почему не судят за варварство, почему не судят серое ничтожество? Я просила дать мне должность сторожа в «Онеге» — сказали: нет штата; а там одной страшно без собаки, укрыться негде от дождя и ветра. Сапёры поставили в этом году мне скамейку и столик под двумя тополями, а то всё была на земле. Вот это время читаю сапёрам маленький музыкальный лекторий, а они восстановили колодец Петра Ивановича Бутакова... Надо вот ещё достать бульдозер; на аллее громадная яма от авиабомбы...
В деревне все мужики меня знают, жалеют, что мучаюсь, так ставили столбы в проливень, десять метровых ям копали, а меня не ругали, они думают, что «Онег» — моя родина, понемногу мне помогают...».
Новгородский алмаз
Своя коллекция самсоновских писем есть и у новгородской журналистки Людмилы Гаричевой.
«Думаю, что я слишком много на себя взяла, видно я не из тех, кто может один шагать в пустыне...
Трудно понять, что своей семьей я считаю Сергея Васильевича и обитателей «Онега». Это для меня дорогой отрезок земли...
И когда же «Онег» получит права на жизнь? Видимо, я что-то упустила, не сумела доказать, может, где-то и поленилась. Я так боюсь, Людочка, что ничего не успеем сделать к столетию, а ведь в мире будут звонить в колокола через два с половиной года.
Если бы я снимала о Сергее Васильевиче Рахманинове фильм, я бы начала именно с этого: возок, ребенок, закутанный в шали и меха, бриллиантовая новгородская луна, ивняк по обочинам».
В фильме Натальи Басмановой он есть — «бриллиант» сдержанной и неброской новгородской природы. Его, этот акварельный ключик к детству Рахманинова и тому особому состоянию души, что было у Самсоновой, нарисовала новгородская художница Галина Кижапкина, чьи работы украшают изданный в 2018 году буклет «Рахманиновы на Старорусской земле», соавторами которого являются Наталья Басманова и Валерий Демидов.
Мы по-прежнему что-то не успеваем к «...летиям». Книга Демидова «Рахманиновы и другие на Новгородской земле», сигнально изданная в прошлом году, так и осталась в количестве двух экземпляров. Ну да, 145-летие со дня рождения Сергея Рахманинова уже прошло — в 2018-м как раз, куда теперь спешить?
А между прочим, книга эта — сорокалетний труд известного нашего рахманиноведа. И вообще-то, Валерию Васильевичу уже в нынешнем году исполнилось 80. Он — человек весенний, близок своим днем рождения к Рахманинову. И Наталья Борисовна, кстати, почему-то тоже. И упомянутая выше искусствовед Медведева.
Вот Тамара Самсонова не попала в схему — она осенняя. А без нее как? Никак. «Дон-Кихот Ленинградческий» — это прозвище ей дали в Новгороде. Она следовала известному простому правилу: делай, что должен, и пусть будет, что будет. Стучалась куда могла. Случалось — по многу раз в одну и ту же дверь, встречая всё ту же улыбку: «Каюсь, Тамара Александровна, просто забыл». Огорчалась, но не отчаивалась.
Её давно уже нет в живых, но то, что происходит сейчас с «Онегом»... А что происходит? Предпроектные исследования едва ли могли изменить его облик. Как и сам проект. Но он есть и будет в конце концов осуществлен. Тронулся самсоновский «возок».
В этом материале письма Тамары Александровны процитированы очень фрагментарно. В фильме Натальи Басмановой они звучат полностью. На фоне пейзажей «Онега». И конечно же, под музыку Рахманинова.
Сегодня, по крайней мере, никому не надо доказывать, что он такой один.
Онег
Вывороченные камни,
Заросли, ямы, цветы,
Одетые в траур деревья,
Уродливые кусты.
В молчании этом страшном
Немого отчаянья стон.
Безмолвие вечной печали
И колокольный звон.
Тамара САМСОНОВА, 1971 год