Бывший главврач Боровичской ЦРБ Павел ДУКА о том, почему его сыновья не пошли в медицину
Трагедия, произошедшая в ноябре 2017 года в областной детской клинической больнице, где умерла семилетняя девочка, стала одним из самых обсуждаемых событий в региональном сегменте соцсетей и местных СМИ. Медиков обвинили в халатности и равнодушии.
Следователи начали проверку обстоятельств происшествия, а обсуждение трагической истории, а точнее, осуждение всего врачебного цеха продолжилось. В ответ на сайте ОДКБ появилось обращение, в котором коллектив больницы призвал читателей прекратить необоснованную травлю коллег. Семь врачей написали заявления об увольнении.
«Неприятно видеть, как люди, которые, возможно, никогда не сталкивались со сложными ситуациями, с которыми мы работаем, никогда не спасали безнадежных больных, ставят на нас клеймо убийц, не разбираясь в ситуации», — говорилось в открытом письме.
Этот медицинский скандал — не первый в регионе. Но первый, на который врачи отреагировали открытым письмом. Кто тут прав, а кто виноват? Об этом мы поговорили с одним из опытнейших врачей региона Павлом ДУКОЙ, в недавнем прошлом главным врачом Боровичской ЦРБ.
— Я видел, что одно из изданий, разместивших публикацию о смерти девочки, уже извинилось за свои поспешные выводы. Честный, адекватный ответ! Видимо, журналисты поняли: всё не так просто в этой ситуации. Хотя увидеть такой ответ от журналиста можно крайне редко.
Почему я согласился с вами поговорить? Наболело! Профессия врача — это работа с негативом, болью, страданием, волнением, горем. Никто к нам не приходит, чтобы рассказать, как ему хорошо. Приходят только с проблемами. Помню, нам в институте всегда говорили: прежде чем больной начнет жаловаться, надо спросить у него: «Спал ли ты, батенька, сегодня ночью?». Врачу такого вопроса не зададут. Хотя он — такой же человек, как и все. У него семья, дети, жизненные сложности... И проблемы со здоровьем, кстати, тоже.
В 90-е кто-то ушел из профессии, но львиная доля осталась. И зарплату нам задерживали, и работали мы за копейки... И я не один раз задавал себе вопрос: что движет моими коллегами? Почему не уходят из больниц, поликлиник, не меняют работу? Только любовь к своему делу! Возможность использовать свои знания во благо человека перевешивает все то, с чем мы ежедневно сталкиваемся — раздражением пациентов, их физической немощью, кровью и ситуациями, когда организм больного «не отзывается на лечение».
Провел однажды эксперимент. Будучи главным врачом ЦРБ, предложил журналистам из Петербурга провести ночь в приемном отделении больницы, отдежурить её вместе с врачами. Они пришли на утро и сказали, что увидели в деле работу медиков, и если бы им пришлось выбирать, никогда не связали свою жизнь с этой профессией. Работа врача — это ежедневный подвиг! По крайней мере оба моих сына, видя, как мы с женой работаем, отказались пойти в медицину.
— Это точка зрения врача. Но что делать пациенту? Не могу вдаваться в детали, но и меня качество медицинской помощи, поведение врачей не всегда устраивает. Даже в последний раз, когда была на приеме у опытного врача с хорошими отзывами в Интернете.
— Трудно комментировать чужую историю. Но значит, вам довелось попасть к врачу, который не сразу разобрался в проблеме. Если это был опытный медик, не исключено, что присутствовала некоторая доля самоуверенности. Это живой человек, не машина! И нельзя отменять синдром профессионального выгорания. А кто не ошибается? Юристы, финансисты, политики? Ваш брат журналист?
— Но ведь цена врачебной ошибки может быть разной.
— Знаете, когда больной поступает в опасном состоянии, медицинское учреждение мобилизует все свои ресурсы. Идет работа команды, и ответственность общая. В плановом лечении у врача есть время поразмышлять, попробовать разные варианты. В экстренной ситуации мы действуем по наиболее общему алгоритму — времени изучать особенности конкретного организма просто нет. Обыватели часто называют ошибкой неудачную попытку спасти человека. Только тщательная, непредвзятая экспертиза способна определить степень вины врача в смерти или инвалидности пациента или решить, что он сделал все, что было в его силах, но выбранная тактика не сработала. Конечно, мы не говорим о врачебной халатности, которая, пусть крайне редко, но встречается.
Меня очень тревожит, что сегодня в больницах и поликлиниках нет притока молодых кадров. Выпускники вузов знают, какой может быть мера ответственности в медицине, как сложно работать с пациентами, а еще сложнее — с их родственниками, и многие не идут в профессию либо остаются работать в крупных городах, где качество жизни выше.
— Это типичная картина для многих райцентров.
— Я бы так не сказал. В небольшие районы переехало немало врачей, получив из бюджета миллион рублей по программе «Земский доктор». Но Боровичи — это город, второй по количеству населения и значимости в регионе, а на города действие программы не распространяется. Ставка начинающего врача в районной больнице — 18 тысяч рублей. Но так мало никто не работает, еще есть дежурства — и не только из-за денег. Нужно набираться опыта, есть горячее желание получать навыки, хороший врач всю жизнь стремится учиться профессии, в молодости особенно.
Обратная сторона дефицита специалистов в лечебных учреждениях — недостаток внутренней конкуренции среди медиков. Если бы врач понимал, что на его место есть много желающих, он бы, наверное, куда более ответственно относился к работе. А если в спину не дышат, можно и расслабиться.
А ведь наша ЦРБ оказывает помощь больным из шести соседних районов 365 дней в году 24 часа в сутки. Руководство больницы обязано сформировать на каждый день бригаду из шести дежурных специалистов: терапевта, хирурга, травматолога, акушера-гинеколога, реаниматолога и педиатра. И поскольку врачей не хватает, медикам, работающим в стационаре, ведущим прием в поликлинике и обслуживающим больных на дому, приходится оставаться на ночные дежурства после дневного приема. Во-первых, чтобы получить достойную зарплату, а во-вторых... На кого мы людей оставим? Если педиатра нет, терапевт не имеет права оказывать помощь ребёнку.
— Иными словами, потогонная система по-прежнему действует.
— Может быть, и потогонная. Но мы не имеем права оставить людей без медицинской помощи.
— Все эти проблемы собираются как снежный ком, и наступает момент, когда где-то кто-то не успевает получить квалифицированную медицинскую помощь. Или врач настолько устал, что не в состоянии внимательно выслушать больного и принять верное решение.
— Вы посмотрите статистику. Через стационарное отделение Боровичской ЦРБ в год проходят порядка 11 тысяч пациентов! И не все выходят здоровыми. Более 400 человек умирают. Мы не боги, чтобы сказать: «Встань и иди!». Но в помощи никому не отказывают, все сосудистые, кардиологические больные — какого бы возраста ни были — госпитализируются. Кого-то привозят в первые часы, когда медицинская помощь будет максимально эффективной, а кого-то — через несколько часов, а иногда и дней, когда уже помочь практически невозможно. А родственники хотят, чтобы произошло чудо. И мы тоже хотим! Смерть пациента — особенно молодого, не успевшего еще пожить, — оставляет рубчик на сердце у каждого медика.
К этому нужно еще прибавить «любовь» наших российских больных к самолечению. Особенно учитывая, что сейчас в Интернете на всевозможных форумах, в газетах, на телевидении, радио очень много медицинской информации, а в аптеках — изобилие БАДов от всех болезней на свете, всевозможных лекарств, которые можно приобрести без рецепта. И зачастую в больницу человек приходит, уже «зная» свой диагноз. Такого переубедить очень трудно.
— В медицинских учреждениях существует система анализа врачебных ошибок?
— А как же?! Каждый летальный исход тщательно анализируют вне зависимости от возраста умершего. В каждой больнице действует лечебно-контрольная комиссия, с выводами которой по каждому случаю смерти пациента знакомят всех врачей учреждения. Есть такая комиссия и при детской областной больнице. К её работе привлекают не только новгородских медиков, но и специалистов Санкт-Петербургского педиатрического университета.
— Конфликта интересов в работе комиссии нет? Ведь медикам, вошедшим в состав ЛКК, приходится анализировать работу коллег, с которыми они работают каждый день бок о бок.
— А как я повлияю на мнение, скажем, патологоанатома областной больницы? Никак. Каждый отвечает за свою работу. И несет ответственность за необъективное заключение. Все открыто и прозрачно. Нас обвиняют в том, что мы переписываем данные в медицинских картах. Это физически невозможно! Даже если бы захотели, не успели. Смерть пациента — это происшествие, которое невозможно скрыть. В тот же день оригиналы всех необходимых документов изымают сотрудники Следственного комитета.
Не хотелось бы заканчивать разговор на такой грустной ноте. Хочется пожелать пациентам доверять врачам — иначе медик не сможет помочь больному. А своим коллегам я желаю быть более внимательными.
— Нелегко это, когда в коридоре ждут своего приема другие пациенты.
— Всегда можно найти выход. Было бы желание. Можно попросить пациента подождать и после приема дополнительно пообщаться. Надо разговаривать с людьми, быть более открытыми. Возможно, это поможет спасти чью-то жизнь.
Фото из архива «НВ»
