Возле Музея Северо-Западного фронта стоит танк Т-26. Раритет по нынешним временам. В начале Великой Отечественной войны такие танки в основном и состояли на вооружении Красной Армии. В 1942 году картина уже была иная. Если Т-34 — машина Победы, то Т-26 — машина, не проигравшая войну. Вот на такой и воевал танкист Федор Кулеш, белорус, уроженец деревни Царевцы Минской губернии, погибший под Старой Руссой.

Строго на запад

«Бензина нет, боекомплекта — половина. Как будем воевать?»

Возможно, это были не последние слова старшего лейтенанта Кулеша, сказанные им в кругу семьи 18 июня, перед началом учений. Но жене запомнилось именно это. Значит, все-таки война. Значит, Федя уходит.

Они жили в военном городке в Литве. Кулеш был заместителем командира батальона средних танков. 2-й танковой дивизией, дислоцированной в городе Укмерге, с августа 1940-го по март 1941 года командовал подполковник Иван Черняховский. В будущем — прославленный полководец, маршал Советского Союза.

18 июня 1941 года дивизия была передислоцирована на запад в сторону Каунаса. Утром 22 июня танкистам была поставлена боевая задача: нанести контрудар по наступавшей танковой группе немцев. К вечеру того же дня семьям офицеров было предписано срочно эвакуироваться. Покидали расположение части уже под обстрелами и бомбежками.

23 июня дивизия, перейдя в контратаку, уничтожила 40 танков противника. Это был локальный успех...

Федор Кулеш был опытным офицером. В РККА был призван в 1929-м, остался на сверхсрочную. В 1936-м закончил бронетанковые курсы усовершенствования командного состава. В 1939-м о нем рассказал «Сталинец» (красноармейская газета №-ской части) — в очерке «Подвиги танкистов».

Как на войне

В семейном архиве, его хранителем сейчас является внук Федора Никитича, есть еще один номер «Сталинца», вышедший чуть раньше. На первой полосе — нота Правительства СССР, врученная утром 17 сентября 1939 года польскому послу. В условиях, когда Варшава капитулировала перед Германией, СССР счел недействительными прежние договоры с Польшей, «превратившейся в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу СССР».

Там же — речь председателя Совета Народных Комиссаров СССР и Народного комиссара по иностранным делам тов. В.М. Молотова.

«Советское правительство считает своей священной обязанностью подать руку помощи братьям-украинцам и братьям-белорусам, населяющим Польшу», — заявил тов. Молотов.

Однако на территориях, на которые распространялась «священная обязанность», находились польские гарнизоны. 18 сентября танковый эскадрон (в 1939-м еще были такие подразделения) под командованием старшего лейтенанта Кулеша совершил 100-километровый марш на Вильно (Вильнюс). Неподалеку от города танкисты задержали польских саперов, заставив их разминировать только что заминированный мост. 19 сентября эскадрон Кулеша вышел на северную окраину Вильно с задачей не пропускать противника через «зеленый мост» и попал под сильный обстрел. Получил осколочное ранение в голову механик-водитель Рубаненко, и танк, потеряв управление, свалился в реку. Командир и механик-водитель провели полтора часа в осенней воде. Эскадрон открыл огонь по орудиям противника и уничтожил их. Кулеш выбрался на башню и вытащил раненого товарища.

Как на войне. Печатались оперативные сводки Генштаба. Кстати, уже были в ходу идеологически-патриотические слоганы, вроде «Иду в бой — считайте меня коммунистом!».

А вроде и не война была. Вспоминал ли, думал ли об этом старлей летом 1941-го? Кто теперь скажет?

Последняя весточка

24 июня под натиском врага и ввиду угрозы окружения остатки полка начали отход в сторону Даугавпилса — это уже Латвия.

16 июля ст. лейтенант Кулеш, назначенный командиром батальона средних танков, с боями отступал в направлении узловой железнодорожной станции Дно. Оттуда, переживая за жену и дочь, он отправит телеграмму, напишет письмо брату жены, ответственному руководящему работнику, незадолго до войны переведенному в Москву из Казани. Связь на этой станции, имеющей мрачную известность в русской истории, еще работала исправно. Письмо, эта последняя весточка, останется в семье. Как дорожный указатель — там был и сражался Федор Никитич Кулеш.

Как и многие, он провоевал недолго. Зато долго близкие люди, как и родственники многих других солдат и офицеров, не знали о судьбе дорогого им человека.

— Мы думали, что он погиб где-то под Великими Луками, — рассказывает внук танкиста Борис ПЕТИН. — Его судьба прояснилась, когда появился сайт ОБД-Мемориал и в открытом доступе оказались списки безвозвратных потерь. Я там, кстати, и про брата моего деда сведения отыскал: в партизанах белорусских он был, погиб в 1944-м.

В августе 1941 года Федор Кулеш был назначен ротным 112-го отдельного батальона 34-й армии. 12 августа войска 34-й и левого фланга 11-й армий нанесли контрудар по группировкам армии «Север», наступавшим на Ленинград. 14-го числа танкисты, продвинувшись на 40 километров, вышли к железной дороге Дно — Старая Русса. 20 августа, отражая натиск дивизии СС «Мертвая голова», входившей в группировку, которой командовал генерал-фельдмаршал Эрих Майнштейн, батальон понес тяжелые потери, выбыл из строя комбат Тихоненко.

Русское поле

Старший лейтенант Кулеш погиб после боя, когда, благополучно вернувшись на позицию на берегу реки Белка возле деревни Петрухново, вылез из командирского танка. Его и механика-водителя Никитина подстерегли пули немецкого снайпера. Их тела были захоронены в березовой роще на западной окраине Петрухнова.

Проследив боевой путь деда, внук надеялся найти и его останки. Но нашел только то место, где когда-то стояла роща.

— По словам местных жителей, тех, кто в войну были еще детьми, где-то в 1950-х годах вместо берез появилось колхозное поле, — говорит Борис Борисович. — И значит, если была могилка, то ее, по всей видимости, просто перепахали. Никаких документов о перезахоронении останков танкистов я не нашел. Надпись с именем и фамилией деда на воинском мемориале в деревне Астрилово была сделана сравнительно недавно, после того, как я предъявил справки о том, где он воевал, погиб и был захоронен.

Обидно, конечно. Ведь след дедов потерялся не на войне, причем в самый тяжелый ее год. Очень хотелось похоронить его останки рядом с бабушкой. Не судьба...

А что такое судьба? Не заболей Иван Данилович Черняховский воспалением легких в августе 1941-го под Старой Руссой, могло ведь и не быть у Красной Армии такого маршала. Внук танкиста подумал об этом, просматривая те самые списки безвозвратных потерь. Тяжелые это потери, огромные. И имена сослуживцев деда там сплошняком. Солдатские, офицерские — погоны не броня.

Борис Борисович не сдавался. Приезжал из своей Москвы с металлоискателем, бродил по полям: вдруг повезет, вдруг хоть какая-нибудь вещественная память?

Он будет драться

Я спросил, продолжает ли он свои поиски.

— Нет уже, в последние годы приезжаю в Петрухново, попросту говоря, чисто помянуть. Для меня это важно, это мое «Спасибо деду за Победу!». Установить танкистам 112-й ОТБ мемориальную плиту, пусть скромную, но поименно — вот и все, чего я теперь хочу. Мне могут возразить, что наш танковый кулак в августе 1941-го был слаб, что мало оставалось в строю машин и экипажей. Я же считаю, что тем труднее была их война. И что должны были, что было в их силах, они сделали. Контрудар советских войск на Северо-Западе в середине августа 1941 года — это была пощечина блицкригу.

Недавно Борис Петин передал Музею Северо-Западного фронта некоторые семейные реликвии: письмо деда, фотографию, газету «Сталинец», почетную грамоту «ударнику боевой подготовки» тов. Кулешу...

— Ну да, не медаль, — говорит, — но по-своему тоже ведь интересная вещь, даже историческая в каком-то смысле. И по оформлению тоже: текст на печатной машинке, а все остальное нарисовано от руки.

1933 год, между прочим. Да здравствуют

1 Мая и 16-я годовщина Революции. Командование выражает уверенность, что тов. Кулеш и впредь будет «драться за учебно-боевые традиции полка».

И он дрался.