Антон ВАКУРОВ — личность во всех отношениях примечательная: музыкант группы «Сойма», научный сотрудник Новгородского музея‑заповедника, гид театрализованных экскурсий, для которых он перевоплощается в немецкого купца XVI века Готтлоба. А ещё Антон принимает вид Садко и Деда Трескуна в культурных и просветительских программах города или когда надо художественно представить Великий Новгород на различных фестивалях и форумах. Внимание сразу привлекает его богатырское телосложение, которое, следует отметить, положительно работает на имидж.

У Вакурова и до конкурса молодых деятелей культуры и искусства «Таврида 5.0» была узнаваемость. А после него благодаря новостным телесюжетам и интернет-публикациям, рассказывающим о победе новгородского музейщика — его проект «Школа гусельника Антония» получит для своей реализации федеральный грант, он и вовсе стал знаменитостью.

— Антон, что-то изменилось в вашей жизни после конкурса, который принёс вам дополнительную популярность?

— Знакомые и друзья, конечно, меня поздравили. Администрация города и различные организации предложили мне помощь в осуществлении проекта. И теперь я чувствую, что не только мне он интересен. Мне приятно, и я всем признателен за поддержку. Но чего-то кардинального после конкурса со мной не произошло.

— Ваш проект подразумевает открытие школы, где будут обучать игре на гуслях?

— «Школа гусельника» — это название проекта, а не форма для него. Скорее всего, при Детском музейном центре будет создан клуб, где предполагается проведение не только систематических занятий по обучению игре на народных гуслях, но и лекций, и мастер-классов по изготовлению народных инструментов. Клуб должен стать местом для хорошего досуга школьников и студентов. Потенциал детей младшего возраста я не знаю, поэтому мой проект их не охватывает, во всяком случае — пока. Возможно, будут разовые занятия для приезжих групп из других городов. Возможно, я буду их проводить в школах Великого Новгорода и области в рамках уроков по дополнительному образованию. Окончательно это станет понятно в сентябре, когда начнётся новый учебный год и я поговорю с педагогами.

— Когда начнутся первые занятия?

— Планируется, что в октябре, после того как на средства гранта — а составляет он 390 тысяч рублей — я приобрету музыкальные инструменты. В основном это будут девятиструнные крыловидные гусли и сопутствующее им оборудование. Это будут не реплики и не копии, а качественные инструменты, сделанные по мотивам древних гуслей.

— Почему у вас возник интерес к гуслям? И как он перерос в желание организовать клуб гусельников?

— На этнических инструментах я играю более десяти лет. Примерно пять лет назад я решил, что надо освоить и гусли, поскольку именно этот музыкальный инструмент является визитной карточкой Великого Новгорода. Наигрышам учился самостоятельно, смотрел уроки в Интернете, встречался с людьми, которые играют на гуслях, что-то спрашивал у Антона Каменского, специалиста по музыкальной археологии Центра музыкальных древностей имени Поветкина. А сейчас мне хочется создать такое место, где любой человек, которому интересны гусли, смог бы научиться игре на них и не проделывал извилистый путь, который был у меня. Есть желание вести просветительскую деятельность на эту тему.

— А всё-таки у проекта предполагается более конкретный результат?

— В идеале мне бы хотелось собрать музыкальную группу гусляров. Например, такой ансамбль есть в Пскове.

— Одной «Соймы» вам уже не хватает?

— Наш коллектив играет этническую музыку, но хотелось бы создать коллектив, который на гуслях мог бы помимо народных наигрышей исполнять классические музыкальные произведения, современные песни в обработке. Года три, с того времени как работаю в музее, я об этом думаю.

— А в музей вас привело историческое образование?

— Журналисты меня в своих материалах часто называют историком, наверное, потому, что меня на экскурсиях окружает история. Но по своей первой профессии я — инженер-механик, поэтому на различных мероприятиях музея я отвечаю за их техническую часть, сметы составляю. А вторая моя специальность — образовательный менеджмент, она подходит для работы, которой я сейчас занимаюсь. А в музее я оказался, когда меня по рекомендации пригласили проводить в нём лекции по этнической музыке. Моя коллекция насчитывает более 60 музыкальных инструментов, в ней есть жалейки, свирели, гусли, скрипка. А до этого у меня был опыт по организации музыкальной части Княжьей Братчины, участия в программе «Онфим собирает друзей».

— Вы ещё и музыкант-самоучка?

— Благодаря Интернету я знаю всё, что мне нужно знать. Я играю народную музыку и получаю от этого удовольствие. С точки зрения профессионального музыканта играю бегло и на любом инструменте могу сыграть «Камаринского мужика».

— А тема фольклора вам близка? Уж если играть на народных инструментах, то на аутентичных.

— Фольклором я не занимаюсь, душа к нему не лежит. Если в рамках Школы о нём зайдёт речь, то я буду привлекать специалиста по народному творчеству. Меня интересует не история музыкального инструмента, а принципы игры на нём. Я больше поиграть. На ирландских висле и бузуке я пробую исполнить русские народные наигрыши. Среди моих друзей есть те, кто увлечён средневековой реконструкцией. Им очень важно, чтобы рубаха была домотканой, сделана ручным швом. И желательно, чтобы к ней прикладывалась справка, на основе каких образцов из захоронений она была воссоздана. И с точки зрения реконструкции средневековых музыкальных инструментов: в них должны использоваться струны из цветных металлов либо жильные, быть деревянные колки, особым образом устроен струнодержатель. Недавно я побывал в Питере на лекции-концерте композитора, написавшего музыку для сериала «Викинги», Эйнара Селвика и разделяю мнение. Оно заключается в том, что если можно что-то улучшить в инструменте, то почему бы этого не сделать. В Школе я собираюсь говорить и о том, что не следует гусли считать архаическим инструментом.

— Утверждают, что церковь в древности устраивала гонения на гусли. Это так?

— С одной стороны, это так, а с другой — на Руси был распространён такой вид гуслей, как псалтирь, ещё их называли шлемовидными. На них исполняли духовные стихи, и на фресках многие святые изображались с гуслями. И в этом обнаруживается некое противоречие.

— С гуслями часто ассоциируется былинный герой Садко. Его образ вы периодически на себя примеряете. Но не кажется ли вам, что в Новгороде этот бренд продолжает оставаться недооценённым?

— А кому заниматься его продвижением в Великом Новгороде? Пожалуй, кроме музея, этого больше никто не делает. С Садко я ездил на фестивали в Старую Руссу, в Москву. Но каким он должен быть, мне и самому пока не ясно. Вот купец Готтлоб — персонаж исторический, его имя встречается в документах. От его лица я провожу экскурсии по музейным объектам. И моя интерпретация купца отличается от той, что у моего сменщика. А с Садко сложнее. Его можно было бы сделать проводником в различные новгородские поверья, сказки, включить в программу с его участием старинные игры, которые были характерны для нашего города.

— В какой образ вам больше нравится перевоплощаться?

— Мне кажется, что в каждом я играю себя, только чуть-чуть по-разному. Я люблю делать всё громко, чтобы голос рычал. Мне более комфортно, когда я играю Деда Трескуна. Поскольку в его костюме даже моего лица не видно. Этот персонаж признали, он стал хорошим проводником в народные зимние гулянья, поверья, фольклор. Это музейный продукт, и Дед Трескун выезжает в гости в сказочные парки, в которых есть музейная составляющая. И определённо его есть куда дальше развивать.

— Так или иначе, но на Великий Новгород вы смотрите и с точки зрения туриста. Чего ему не хватает?

— Иногда приходится слышать от москвичей, что, мол, в Новгороде не на что посмотреть. Безусловно, есть! И тот, кто знает, зачем ехать к нам, получает то, на что рассчитывает. Но жителей столицы трудно чем-то удивить, поскольку в Москве переизбыток всего. Если бы такие провинциальные города, как Новгород, получали достойное финансирование, то многих проблем у них не возникло бы.