Для России колокол — это священный инструмент. Но сам по себе он, как и любой другой инструмент, безмолвен, и должна быть сила, приводящая его в движение. Общепринято, что пианисты, флейтисты, скрипачи — это музыканты. А звонарь — музыкант? И нужно ли знать нотную грамоту и все прочие премудрости. Получив благословение архиепископа Новгородского и Старорусского Льва, корреспондентка «НВ» попыталась раскрыть секреты редкой профессии.
На Софийскую звонницу я захожу впервые. Содрогаюсь при звуке благовеста — равномерных ударах большого колокола. На земле он слышится как-то по- другому. Но постепенно привыкаешь к громогласному звону. Мне, имеющей музыкальное образование, умеющей играть на фортепиано и аккордеоне, сложно было понять, как правильно извлекать звуки из колокола. Ведь нотами мелодию не запишешь, тональностей нет никаких. Один раз сыграл звон, а в другой раз как его повторить? Кстати, по словам Алексея ЗАВАРИНА, главного звонаря Софийского собора Великого Новгорода, европейские колокола настроены строго на одну ноту, и их мелодию записать можно. А вот русские их собратья имеют главную ноту, но обладают множеством обертонов, потому и звук у наших глубже и насыщеннее.
Импровизация
Колокола покупаются сразу наборами, где они отличаются по весу и, соответственно, по звуку: чем тяжелее колокол, тем тяжелее его звук. А как будет звучать весь набор или новый набор в сочетании с уже имеющимися — проверяют на фортепиано.
— На рабочем левом пролете Софии один бас, два альтовых, три вспомогательных и три зазвонных колокола. Вот воронежские, а вот каменск-уральские, — показывает мне инструменты Алексей. — Думаю, что у каждого звонаря есть или любимый колокол, или любимый набор. Здесь — мне нравится второй бас. Вообще, у колоколов есть свои имена — Полилейный, например, Праздничный... Наши колокола безымянные. Только у одного колокольчика прозвище есть — Сковородка. Так его прозвали, потому что звучит не очень хорошо.
— Он не обижается на вас за такое обидное прозвище? — спрашиваю я.
— А мы в него и не звоним, — смеется Алексей, — чтоб не обижался. Он вместе с басом хорошо звучит, а солист из него никудышный.
Если даже звонарь — не музыкант, то звон — это, как ни крути, музыка. Причем все звонари, с которыми я общалась, в унисон говорили мне про импровизацию. Получается, каждый звон неповторим, и это авторское произведение. Причем каждый день — новое. Несмотря на то, что нотами сложно записать звон, ритмический рисунок изобразить можно — какой колокол четверти играет, какой восьмые, где триолька прозвучит.
— Здесь не так важно музыкальное образование, нужны, скорее, чувство ритма, слух и координация. Специальным «замком» и правой, и левой руками берутся колокольные веревочки, — говорит Алексей и демонстрирует мне специальный захват. Правая нога жмет на педаль баса, иногда обе ноги задействованы в звоне. Существуют определенные звоны, например, Малиновый, Погребальный, Водосвятный — их просто нужно запомнить. А в остальном — это импровизация. Здесь и внутреннее состояние человека может слышаться: хорошее у него настроение, или что-то неприятное произошло.
Как Бог на душу положит
В церковь Успения Божией матери, что в Колмове (Новгород), я в прямом смысле шла на звон. Не нужно было спрашивать у прохожих, как пройти, где повернуть: вели не глаза, а уши. Прохожу мимо областной больницы — вижу, что некоторые больные стоят у открытых окон, слушают… Доказано ведь, что колокольный звон благоприятно влияет на здоровье. Быть может, эта музыка подействует быстрее, чем очередная порция таблеток.
— Звонить я начал, потому что хотел, чтобы колокола звучали, чтобы люди знали, что храм живет — вот он, здесь, — начал свой рассказ Сергей ФЕДОРОВ. — Люди проходят мимо и на звон внимания не обращают. А ведь раньше человек, услышав колокол, перекрестился бы. Звон — зов неба. Он говорит о том, что началась служба, сам Господь здесь присутствует.
11 лет Сергей Васильевич проработал в школе учителем труда. Говорит, что работа нравилась, старался, но видел, что ребятам было неинтересно, заниматься они не хотели. Отсюда появилось чувство неудовлетворенности, и в 2002 году он написал заявление:
— Ушел из школы, когда созрел, наверное. Сначала в церкви Федора Стратилата звонил, а потом в церковь Успения пришел. Музыкального образования у меня нет никакого, но это я не считаю проблемой — поучился немного. Можно сказать, что звоню, как Бог на душу положит. Перед тем как звонить — благословения прошу у батюшки, к иконам приложусь, попрошу святых, чтоб за меня перед Богом помолились, и поднимаюсь на колокольню.
Сергей Васильевич говорит, что нельзя привыкать к этому делу, иначе звон рядовым станет. Себя нужно постоянно принуждать, чтобы звон живым был.
— Я очень боялся, что это превратится в рутину, потому каждый день поднимаюсь на колокольню с чувством, будто последний раз звоню. Тогда испытываешь особое ощущение, словно соприкасаешься с вечностью. В этот момент не нужно думать ни о прошлом, ни о будущем, важно быть здесь, в настоящем, — говорит мне звонарь. — Ведь я только за веревочки дергаю, моя задача — потрудиться, чтобы звук был, а наполняет смыслом все Господь.
Но и за веревочки дергать не всякий сможет. Это в хорошую погоду на колокольне тепло и светло, а в остальное время и снег, и дождь, и ветер бывает, и освещения там нет, так что зимой во тьме звонить приходится. А не звонить — нельзя. Но, как сказал Сергей Федоров, когда понимаешь, что ты делаешь и зачем, то Господь от всего защитит, утешит и согреет.
Рабочее место
Хочется сказать несколько слов о самой колокольне. Пока я ждала Федорова, удалось хорошо рассмотреть это здание. Видно, что построено оно давно, а колокольня восстановлена недавно. Вижу арку. Похоже, раньше это был вход, а теперь его закрывают вьющиеся цветы, которые будто так и хотят доползти до самых колоколов и обнять их своими листочками.
Рядом с колокольней стоял храм Святой Троицы. Он давно разрушен, а колокольня сохранилась. Восстановили ее в 2000 году, а колокола там появились пару лет спустя. Причем деньги на их отливку пожертвовала одна из прихожанок. Если бы не эта женщина, не известно, сколько бы еще колокольня была немой. Сразу пятью голосами она заговорила в 2002 году.
— Вот всего пять колоколов, а ведь примерно год мне потребовался, чтобы расположить их в нужном порядке, подобрать, какой с каким звучит дружнее и приятнее, так сказать, настроить их, — говорит Сергей Васильевич. — Да и самому нужно было настроиться под их звучание. Один колокольчик треснул у нас, пробовал без него играть, ан нет, не получается гармонии. Слышно, что не хватает голосочка одного.
Из рок-музыканта в звонари
— Покидало меня в разные крайности, — с таких слов начал разговор Андрей КАЛИНИН, звонарь новгородского собора Покрова Пресвятой Богородицы, — молодежные субкультуры меня привлекали, я был припанкованным металлистом. А ведь там всякая дрянь была. Чего греха таить, пил я много. После службы в армии меня вновь затянула субкультурная жизнь, на гитаре играл в рок-группе. Потом женился и решил, что с этим надо завязывать, поступил в институт и бросил пить. Устроился на работу в одну компанию менеджером по продажам, часто и надолго уезжал в командировки. Собственно, в одной из таких поездок и произошла перемена во мне. Я был в Рязани, и рядом с моим домом находилась церковь Александра Невского. Не знаю, почему, но решил сходить туда, и я помню, как вышел с чувством, что хочу все знать об этом. Духовный подъем произошел, когда я был в Жуковском. Я помню, как слушал, открыв рот, звонаря той церкви. Как он звонил! И эта музыка заставила меня остановиться, прислушаться, может быть, к самому себе. Одна клиентка подарила мне Библию и Евангелие, стал их читать. Постепенно я начал осознавать, что работа не сочетается с моим духовным миром, и я ее бросил, — с улыбкой произнес Андрей.
В этом году Андрей пришел в Покровский собор, куда его взяли алтарником. Звонарем стал, так сказать, случайно.
— Был момент, когда некому стало звонить: один звонарь заболел, другой в армии находился, третий перешел в дьяконы. Вот и стали меня учить. Наверное, мне пригодились прошлые музыкальные знания. Я имел представление, что такое такт, сильные и слабые доли, длительность. Мне иногда кажется, что колокольный набор чем-то напоминает группу. Большой колокол — это бас, малые — что-то вроде гитары, подыгрывают то на слабую долю, то перебором. Только здесь нет никакого стандарта. Вот, например, гитара: шесть струн, 21 лад, табулатура — играй. А у колокола такого нет. Разные наборы, играть можно по-разному, и нотами не запишешь звон. Поэтому звонарь по своим соображениям, по мере своего таланта сам подбирает звоны, — говорит Андрей.
Пожалуй, звон и не нужно пытаться записать на бумаге. Это не классическая музыка и не концерт. Здесь можно сыграть технически безукоризненно, но без души.
По словам Андрея, звон не должен восприниматься отдельно от службы: он ее начинает и заканчивает. Он должен способствовать молитве, дополнять ее, а не отводить внимание на себя.
— Когда я только начал звонить, то мне часто делали замечания, что, мол, мягче нужно играть. Наверное, прошлое брало верх, сильно дергал колокола, что-то технически придумывал. И со стороны это было слышно, — вспоминает Андрей Калинин.
Мой собеседник утверждает, что не важно, кем ты был в прошлом, главное, кем ты сейчас являешься. Себя он музыкантом не считает, а называет церковнослужителем. Я бы еще так сказала: музыкантом звонарь может и не быть, но музыкальным быть обязан.
Импровизация
Колокола покупаются сразу наборами, где они отличаются по весу и, соответственно, по звуку: чем тяжелее колокол, тем тяжелее его звук. А как будет звучать весь набор или новый набор в сочетании с уже имеющимися — проверяют на фортепиано.
— На рабочем левом пролете Софии один бас, два альтовых, три вспомогательных и три зазвонных колокола. Вот воронежские, а вот каменск-уральские, — показывает мне инструменты Алексей. — Думаю, что у каждого звонаря есть или любимый колокол, или любимый набор. Здесь — мне нравится второй бас. Вообще, у колоколов есть свои имена — Полилейный, например, Праздничный... Наши колокола безымянные. Только у одного колокольчика прозвище есть — Сковородка. Так его прозвали, потому что звучит не очень хорошо.
— Он не обижается на вас за такое обидное прозвище? — спрашиваю я.
— А мы в него и не звоним, — смеется Алексей, — чтоб не обижался. Он вместе с басом хорошо звучит, а солист из него никудышный.
Если даже звонарь — не музыкант, то звон — это, как ни крути, музыка. Причем все звонари, с которыми я общалась, в унисон говорили мне про импровизацию. Получается, каждый звон неповторим, и это авторское произведение. Причем каждый день — новое. Несмотря на то, что нотами сложно записать звон, ритмический рисунок изобразить можно — какой колокол четверти играет, какой восьмые, где триолька прозвучит.
— Здесь не так важно музыкальное образование, нужны, скорее, чувство ритма, слух и координация. Специальным «замком» и правой, и левой руками берутся колокольные веревочки, — говорит Алексей и демонстрирует мне специальный захват. Правая нога жмет на педаль баса, иногда обе ноги задействованы в звоне. Существуют определенные звоны, например, Малиновый, Погребальный, Водосвятный — их просто нужно запомнить. А в остальном — это импровизация. Здесь и внутреннее состояние человека может слышаться: хорошее у него настроение, или что-то неприятное произошло.
Как Бог на душу положит
В церковь Успения Божией матери, что в Колмове (Новгород), я в прямом смысле шла на звон. Не нужно было спрашивать у прохожих, как пройти, где повернуть: вели не глаза, а уши. Прохожу мимо областной больницы — вижу, что некоторые больные стоят у открытых окон, слушают… Доказано ведь, что колокольный звон благоприятно влияет на здоровье. Быть может, эта музыка подействует быстрее, чем очередная порция таблеток.
— Звонить я начал, потому что хотел, чтобы колокола звучали, чтобы люди знали, что храм живет — вот он, здесь, — начал свой рассказ Сергей ФЕДОРОВ. — Люди проходят мимо и на звон внимания не обращают. А ведь раньше человек, услышав колокол, перекрестился бы. Звон — зов неба. Он говорит о том, что началась служба, сам Господь здесь присутствует.
11 лет Сергей Васильевич проработал в школе учителем труда. Говорит, что работа нравилась, старался, но видел, что ребятам было неинтересно, заниматься они не хотели. Отсюда появилось чувство неудовлетворенности, и в 2002 году он написал заявление:
— Ушел из школы, когда созрел, наверное. Сначала в церкви Федора Стратилата звонил, а потом в церковь Успения пришел. Музыкального образования у меня нет никакого, но это я не считаю проблемой — поучился немного. Можно сказать, что звоню, как Бог на душу положит. Перед тем как звонить — благословения прошу у батюшки, к иконам приложусь, попрошу святых, чтоб за меня перед Богом помолились, и поднимаюсь на колокольню.
Сергей Васильевич говорит, что нельзя привыкать к этому делу, иначе звон рядовым станет. Себя нужно постоянно принуждать, чтобы звон живым был.
— Я очень боялся, что это превратится в рутину, потому каждый день поднимаюсь на колокольню с чувством, будто последний раз звоню. Тогда испытываешь особое ощущение, словно соприкасаешься с вечностью. В этот момент не нужно думать ни о прошлом, ни о будущем, важно быть здесь, в настоящем, — говорит мне звонарь. — Ведь я только за веревочки дергаю, моя задача — потрудиться, чтобы звук был, а наполняет смыслом все Господь.
Но и за веревочки дергать не всякий сможет. Это в хорошую погоду на колокольне тепло и светло, а в остальное время и снег, и дождь, и ветер бывает, и освещения там нет, так что зимой во тьме звонить приходится. А не звонить — нельзя. Но, как сказал Сергей Федоров, когда понимаешь, что ты делаешь и зачем, то Господь от всего защитит, утешит и согреет.
Рабочее место
Хочется сказать несколько слов о самой колокольне. Пока я ждала Федорова, удалось хорошо рассмотреть это здание. Видно, что построено оно давно, а колокольня восстановлена недавно. Вижу арку. Похоже, раньше это был вход, а теперь его закрывают вьющиеся цветы, которые будто так и хотят доползти до самых колоколов и обнять их своими листочками.
Рядом с колокольней стоял храм Святой Троицы. Он давно разрушен, а колокольня сохранилась. Восстановили ее в 2000 году, а колокола там появились пару лет спустя. Причем деньги на их отливку пожертвовала одна из прихожанок. Если бы не эта женщина, не известно, сколько бы еще колокольня была немой. Сразу пятью голосами она заговорила в 2002 году.
— Вот всего пять колоколов, а ведь примерно год мне потребовался, чтобы расположить их в нужном порядке, подобрать, какой с каким звучит дружнее и приятнее, так сказать, настроить их, — говорит Сергей Васильевич. — Да и самому нужно было настроиться под их звучание. Один колокольчик треснул у нас, пробовал без него играть, ан нет, не получается гармонии. Слышно, что не хватает голосочка одного.
Из рок-музыканта в звонари
— Покидало меня в разные крайности, — с таких слов начал разговор Андрей КАЛИНИН, звонарь новгородского собора Покрова Пресвятой Богородицы, — молодежные субкультуры меня привлекали, я был припанкованным металлистом. А ведь там всякая дрянь была. Чего греха таить, пил я много. После службы в армии меня вновь затянула субкультурная жизнь, на гитаре играл в рок-группе. Потом женился и решил, что с этим надо завязывать, поступил в институт и бросил пить. Устроился на работу в одну компанию менеджером по продажам, часто и надолго уезжал в командировки. Собственно, в одной из таких поездок и произошла перемена во мне. Я был в Рязани, и рядом с моим домом находилась церковь Александра Невского. Не знаю, почему, но решил сходить туда, и я помню, как вышел с чувством, что хочу все знать об этом. Духовный подъем произошел, когда я был в Жуковском. Я помню, как слушал, открыв рот, звонаря той церкви. Как он звонил! И эта музыка заставила меня остановиться, прислушаться, может быть, к самому себе. Одна клиентка подарила мне Библию и Евангелие, стал их читать. Постепенно я начал осознавать, что работа не сочетается с моим духовным миром, и я ее бросил, — с улыбкой произнес Андрей.
В этом году Андрей пришел в Покровский собор, куда его взяли алтарником. Звонарем стал, так сказать, случайно.
— Был момент, когда некому стало звонить: один звонарь заболел, другой в армии находился, третий перешел в дьяконы. Вот и стали меня учить. Наверное, мне пригодились прошлые музыкальные знания. Я имел представление, что такое такт, сильные и слабые доли, длительность. Мне иногда кажется, что колокольный набор чем-то напоминает группу. Большой колокол — это бас, малые — что-то вроде гитары, подыгрывают то на слабую долю, то перебором. Только здесь нет никакого стандарта. Вот, например, гитара: шесть струн, 21 лад, табулатура — играй. А у колокола такого нет. Разные наборы, играть можно по-разному, и нотами не запишешь звон. Поэтому звонарь по своим соображениям, по мере своего таланта сам подбирает звоны, — говорит Андрей.
Пожалуй, звон и не нужно пытаться записать на бумаге. Это не классическая музыка и не концерт. Здесь можно сыграть технически безукоризненно, но без души.
По словам Андрея, звон не должен восприниматься отдельно от службы: он ее начинает и заканчивает. Он должен способствовать молитве, дополнять ее, а не отводить внимание на себя.
— Когда я только начал звонить, то мне часто делали замечания, что, мол, мягче нужно играть. Наверное, прошлое брало верх, сильно дергал колокола, что-то технически придумывал. И со стороны это было слышно, — вспоминает Андрей Калинин.
Мой собеседник утверждает, что не важно, кем ты был в прошлом, главное, кем ты сейчас являешься. Себя он музыкантом не считает, а называет церковнослужителем. Я бы еще так сказала: музыкантом звонарь может и не быть, но музыкальным быть обязан.
Елена УСКОВА
