Сержанта Григорьева ждала хирургическая операция, а он предпочёл специальную военную
Сергей Григорьев — сержант, старший стрелок, наш 1008-й полк.
Представляю, как его встретили на СВО. «Быстро же ты обернулся, Скороход!» Хотя, может, и без шуточек обошлось. По ранению же дома был. Вон в аэропорту охрана не могла понять, чего это парень звенит. «Сюда приставь! — он показал на шею. — Осколки».
Ему под Луганском врач-рентгенолог сказал: «Ну, три можно вытащить». Что-то по мелочам сам себе удалил. На кой они, занозы эти?
— А из позвоночника не могу — руки не доходят! — шутник.
Институты пройдены. «Ждите, вас пригласят». Сколько ещё? Шеей — это очень нужная вещь на данной войне — особенно не повертишь. Но можно, если аккуратно. Да и ладно, сейчас одна операция — специальная военная. Все остальные можно и потом. «Всё будет хорошо!» — все так говорят, уходя. Дома у него — жена, дочь, маленький сын.
Брат, как узнал, что он возвращается, совсем не обрадовался: «Ты что? У тебя всегда ветер в голове!» Не может забыть, как Серёга за его вещмешком полез и попал под обстрел: «Я сам бы его потом нашёл!» Он же — Слон. И старше. На целый год. Уйди куда-нибудь без рации — обязательно даст втык.
— Зато я как мобилизованный его старше. На целых 20 минут. Мне первому позвонили насчёт повестки.
Зато Слон тащил его за хобот, когда Сергея ранило. Пока лечился, брата перевели в другое подразделение. А так всю дорогу вместе были.
Вместе ходили в караулы в Рубежном. Потом была Кременная. «Кто хочет в наряд?» — позвали луганские, из ополченцев.
— Нам доходчиво объяснили, куда мы попали, — вспоминал Сергей. — «И самое главное: не копайте!» — «Как так?!» — «Здесь всё срисовано». То есть на всякую новую активность посмотрят через прицел.
Последний день
— На меня посмотрели, и это был очень жёсткий взгляд, когда я совершенно ничего не копал, да и не надо было — блиндаж же есть. На крышу упала «птичка», решил её поймать. Только руку протянул, как она раз — и взлетела. Поднимаю голову: надо мной их уже три. Я в блиндаж, как в норку, — шмыг. И началось. Просто сплошняком. Страшное дело. Все силы небесные вспомнишь. Когда затихло, подала голос рация: «Живой? Выходи!» «Не могу!» — а меня присыпало. Лежал в обнимку с пулемётом Лунтика.
— Хороший парень — Лунтик. Но невезучий. Мы с ребятами только отошли от позиции, как рация заговорила: «Опушка, трёхсотый!» И все поняли: «Лунтик!» Понеслись, не чуя под собою ног. Прибежал медик. Босиком. Все хотели помочь. Остановили проезжавший мимо «Урал»: «Братан, выручай!» Был последний день января…
— Мы его потеряли. То есть вообще. Маэстро, Царствие ему Небесное, узнал, что тело находится в Ростове. Когда я был в первом отпуске, так уж совпало, смог побывать на похоронах.
«Слон, где мы?!»
В мае выдвинулись к Бахмуту (Артёмовску).
— Заплутав в темноте, выехали на какую-то дорогу, развернулись. Нас потом спрашивали, как мы там проехали — заминировано же! Заехали в Попасную — свои же не пускают. Вышли разведчики: «Парни, если вашу колонну срисуют, то нас всех тут запрессуют!» Переночевали у какой-то деревни. Потом нас группами стали свозить к Бахмуту. Приезжаем, поступает команда: «Где видите место, там и заселяйтесь!» Те, кто прибыли раньше нас, смогли увидеть подвалы. Нам остались норки. Я сунулся в одну — занято. Три трупа. Война. Всякого насмотришься, не всякое расскажешь.
— Закрепились на высоте, и вот он, Бахмут, — как на ладони. Красота! Но тут подошли бойцы ЧВК: «Жить хочется? Не высовывайтесь без надобности. И в наряд лучше не ходить, а то снайперы грохнут». Пару ночей провели в норках. Сыро, мокро, спальники — хоть отжимай. Всё, идём в «люкс» — что-то среднее между блиндажом и ямой. «Пацаны, потеснитесь!» То ли сидишь, то ли лежишь. Но спишь! Вспомнишь тут Северодонецк, мы там на ротации были. Заселились в пустые квартиры. Утром просыпаюсь: белые стены, сквозь плёнку на окне светит солнце. Это сбивает с толку, зову брата: «Слон, где мы?!»
Режьте, братцы
Сергей Григорьев был ранен под Клещеевкой.
ВСУ, отступив из Бахмута (Артёмовска), уцепились за Клещеевку, имеющую стратегическое значение из-за своего месторасположения. Это высота, это южное направление на Часов Яр, за который буквально сейчас идут ожесточённые бои. Недавно в Минобороны России заявили, что наши войска овладели населённым пунктом Клещеевка.
— А год назад, 14 мая, нас там разбомбили, — рассказывал Скороход. — Попав под сильнейший миномётный огонь, мы рассредоточились. Но всё равно как залп — так трёхсотый. Укры забрасывали нам мины со спины — как за воротник. Хлопок — и такое чувство, что нет головы. Онемение, а по ногам пошла тёплая волна. Не знаю, кричу или шепчу: «Бросайте, уходите!» А брат уже тащит меня через кусты.
Ближе Горловки в больницу было не попасть — перегруз. Сергей отказался от наркоза: «Режьте сразу!» Понимал, что прошло уже много времени. Хирург вынул самые большие осколки: «Может, теперь сделаем всё-таки укол?» Врачи не раз потом говорили Сергею, что ему повезло: войди какой-нибудь осколок чуть по-другому, и он мог бы быть обездвижен.
Был случай
Несмотря на ранение, вроде грех жаловаться на удачу. Не раз и не два были моменты, когда оказывался на волосок от смерти. Каково это — отойти в сторонку и увидеть воронку? Там, где ты только что стоял.
— Я сейчас подумал, — говорил мне Сергей, — что через какое-то время наверняка вспомню что-нибудь другое. Вот же что надо было рассказать! На войне — как в жизни. Только стреляют. Но есть и трагическое, и комическое.
Например, как захотели побаловать себя шашлычком, но на запах прилетела «птичка». Все, конечно, пулей в блиндаж. «Птичка», не дождавшись, удалилась.
— Боб тут же перевернул мясо, оно даже не подгорело!
Однажды в отбитой у противника деревне нашли флаг нациков из батальона «Азов» — с автографами, позывными. Сожгли как заразу.
Был случай — изловили диверсанта. Но опыта ещё было маловато: чуть не поверили, что он — свой. «Стоп-стоп!» — вмешался боец из «Ахмата». Заставил неизвестного раздеться. А на теле — свастика, волки. «Вы не против, если я возьму его с собой? Я знаю, где его сейчас ждут». И дал нам совет: «Всегда проверяйте одиночек. Вот такие, как этот, они ведь вас не пожалеют».
— Кого жалко, так это детей, — продолжает Сергей. — Очень. Страдают абсолютно ни за что. Помню семью из Северодонецка — трое детей. У одного мальчика снаряд рванул за спиной. Он выжил, но не говорит. Совсем.
Сейчас сержант Григорьев, наверное, снова где-то возле Клещеевки. Или дальше. Может, в обороне. Или на марше. Вот несколько его слов на дорожку:
— Знаю, что меня ждёт. Но это долг. Перед страной, перед ребятами. А долги надо отдавать. Знаю, что мы правы. Потому что воюем за своё — страну, народ, земли, подаренные по глупости. За них самих, врагов наших, в конце концов.
* * *
Чуть не забыл. С самого начала хотел спросить: бородку-мусульманку (без усов) он к возвращению на СВО отрастил?
— Я её и не сбривал. Там так модно. Потому что как-то не до бритья. Да и зачем? Зимой даже теплее. Когда-нибудь я свою бороду сбрею. Но только после победы.
Публикации спецпроекта можно найти по хештегу «солдатский орден».
Теги: Солдатский орден, СВО, Новгородская область, общество
