Там на обширном пространстве кипела отнюдь не светская жизнь — это было «место торжища по воскресеньям, средам и пятницам», где новгородцы и окрестные крестьяне торговали скотом.

Как выглядела эта площадь, мы можем узнать благодаря заметке 1882 года в газете «Новгородский листок»: «Она, равно как и улицы, пролегающие по бокам её, вымощена невозможнейшей мостовою, по которой с великим трудом можно передвигаться как пешему, так и конному. Плавать по ней в осеннее и весеннее время тоже невозможно — не вследствие недостатка жидких частей, но потому, что грязь, смешанная с помётом животных, рассыпанным сеном, соломой и т. п., до крайности вязка. Этим только и можно объяснить то обстоятельство, что местные обыватели не обзавелись ещё гондолами для того, чтобы хоть весною и осенью иметь более удобные средства сообщения с центром города». Довершали картину располагавшиеся поблизости питейные заведения и постоялые дворы, пользовавшиеся дурной славой.

Смычка города и деревни

В первые годы советской власти Сенная площадь стала эпицентром «смычки города и деревни». В одном из выходивших к ней домов решили устроить «Дом крестьянина» — что-то среднее между гостиницей и клубом. Начало было зловещим: в 1920 году во время работ из земли были извлечены человеческие кости, в том числе более десятка черепов. Молва связала эту находку с постоялым двором, находившимся там на протяжении многих лет: «возможно, что найденные черепа принадлежат жертвам тёмных историй, разыгравшихся на этом постоялом дворе».

«Дом крестьянина» открылся в Новгороде 1 марта 1923 года. Задачей вновь устроенного учреждения было дать возможность приезжающим в город крестьянам «отдохнуть от дальнего пути и в приличной, без излишних стеснений, обстановке провести вынужденный городской досуг».

На первом этаже к услугам постояльцев был «красный трактир» (чайная). Кухни не было, поскольку крестьяне чаще всего приезжали в город со своими харчами. На втором этаже помещались две жилые комнаты: большая на 10 человек и маленькая — на двоих. При доме имелась небольшая библиотека с читальным залом. Вот только литература предлагалась в основном политического содержания, а крестьян волновали более приземлённые вопросы: «Нам бы вот насчёт посеву или раннего пару». В лучшем случае постояльцы ограничивались просмотром газет.

Со временем ситуация поменялась: в буфете стали торговать съестным, библиотека обзавелась литературой на сельскохозяйственную тематику, появились сельскохозяйственный музей, стол справок и бесплатная юридическая консультация для крестьян, количество мест в гостинице увеличилось примерно вдвое. Что немаловажно, было проведено электрическое освещение, причем даже в стоявшую рядом конюшню с тридцатью стойлами.

Тесновато, Лев Давидыч...

Впрочем, при ближайшем рассмотрении благополучие представлялось мнимым. В адрес заведения на страницах газеты «Звезда» звучали нелестные отзывы. «В нижнем этаже — несколько столиков с грязными скатертями, буфетная стойка и где-то там, в углу, в задней комнате стоит длинный стол, и на нём в беспорядке брошено несколько старых, затрёпанных газет. Пьют, едят, курят. Чадно и душно. Если бы на стене не было написано несколько лозунгов, можно было бы подумать, что это самая обыкновенная чайная, «Золотой бережок», что ли». Второй этаж не уступал первому: «15 кроватей стоят по две и по три вплотную друг к другу. Ложись хоть вдоль, хоть поперёк. Плоди насекомых и заражайся разными болезнями в таком «тесном содружестве». На кроватях соломенные матрацы, грязные простыни и одеяла в подозрительных пятнах. На стене наклеен портрет Троцкого».

Ко всему у дома имелись конкуренты — располагавшиеся по соседству частные чайные, куда посетители шли порой только «из-за какого-нибудь гармониста». Владелец одной из чайных и вовсе запутал земледельцев, назвав своё заведение «Крестьянин». Сама площадь, кстати, в первые послереволюционные годы тоже стала Крестьянской.

Несмотря на все недостатки, «Дом крестьянина» просуществовал до Великой Отечественной войны. Частично разрушенное здание использовалось как импровизированная гостиница даже в 1944 году, после освобождения города, а в 1945 году там открылась первая в послевоенном Новгороде гостиница.

После войны облик площади значительно изменился. В 60-е годы разобрали «Дом крестьянина» и построенную в самом конце XIX века на краю площади водонапорную башню.

На самой площади раскинулись торговые ряды (впервые они появились там ещё до войны) и автовокзал. В 1969 году площадь сменила и название, став площадью Труда.

«Грех ради наших»

От западной границы Сенной площади до вала Окольного города в XIX — начале XX веков простирались сады и огороды Новгородского Архиерейского дома, среди которых возвышался изящный силуэт церкви Двенадцати апостолов.

История храма известна с 1230 года. Этот год начался для новгородцев с недобрых знамений, подмеченных летописцем. На пятой неделе после Пасхи: «Трясеся земля... то же, братие не на добро, но на зло — грех ради наших». 14 мая: «Солнце померче (померкло)». Природные знаки, испугавшие суеверных новгородцев, оправдались осенью — к празднику Воздвиженья Креста мороз уничтожил весь урожай, в городе начался страшный голод. «И оттоле уставися горе великое… и разошёлся град наш и волости наша. И полны быша чужие грады и страны братьями нашими и сёстрами, а останок почаша (начал) умирати. И никто не прослезится о сем, видя мертвецов, лежащих по улицам, и младенцев, псами изъедаемых». Для погребения погибших горожан архиепископ Спиридон приказал устроить братскую могилу — скудельницу «у святых Апостол в яме, на Прусской улице» и приставил к ней «мужа блага и смиренна, именем Станилу… возити мертвецов на коне». Вскоре скудельница была наполнена до верха. Согласно подсчётам летописца в ней нашли упокоение 3030 погибших от голода горожан.

Просто крест

Деревянная церковь перестраивалась дважды — в 1358 и 1432 годах. Возможно, после последней перестройки по инициативе архиепископа Евфимия при храме был устроен женский монастырь. В конце

Церковь Двенадцати апостолов. Вид с юго-востока. Открытка начала XX в. издания общины святой Евгении из собрания Новгородского музея- заповедника

XVI века монастырь получал денежное содержание из казны на игуменью и пятнадцать стариц. Некоторые из монахинь проживали в усадьбах на соседних улицах, среди мирян. Возможно, у монастыря не было даже ограды. История обители, дата ее упразднения неизвестны. Последним напоминанием о ней остаётся главная церковь.

Каменный храм Двенадцати апостолов построили, вероятно, по заказу владыки Евфимия. По крайней мере, именно он освящал церковь 6 октября 1455 года, в день памяти одного из двенадцати апостолов — Фомы.

Архитектура храма заслуживает особого внимания. Его стены полностью лишены сложного кирпичного декора. Небольшие окна и скромные порталы создают вертикальные оси на каждом фасаде. Вытянутый силуэт четверика подчёркивает изящный и стройный барабан с небогатым кирпичным фризом в верхней части. Зодчие отказались от устройства внутри храма подцерковья (нижнего, хозяйственного этажа) и хоров (особого внутреннего балкона в западной части). В результате сложился удивительно цельный и ясный интерьер, в котором за счёт умелой игры оконного света чётко читаются крест из главных сводов и купол над ним. По мнению историка архитектуры Владимира Седова, «этот храм простотой своих форм говорил о монашеской, духовной простоте, а совершенством, вертикализмом и даже несколько чрезмерной вытянутостью своих пропорций образно говорил о спиритуалистической, духовной направленности мыслей заказчика…».

Сложные духовные искания зодчих XV столетия были малоинтересны практичным потомкам — уже к середине XVI века храм разделили на два этажа деревянным накатом и прорубили новые двери и окна. К середине XIX столетия была переделана кровля и изменён купол храма, а первоначальный каменный притвор заменили на деревянный.

После пожара, случившегося 18 мая 1905 года, церковь реставрировали. От Императорской Археологической комиссии консультантом при проведении работ выступил Пётр Покрышкин, известный своей реставрацией храма Спаса на Нередице в 1903–1904 годах. Ещё одна реставрация была проведена уже в 1950-е годы, под руководством Леонида Красноречьева. В результате за два этапа храму был возвращён древний облик, но также были сохранены некоторые более поздние архитектурные дополнения — восьмискатная кровля и штукатурка на фасадах, а каменный западный притвор не решились восстановить, так как для этого мало фактических данных.

Илья ХОХЛОВ, Вячеслав ВОЛХОНСКИЙ

научные сотрудники НГОМЗ