В Великом Новгороде состоялся творческий вечер композитора и мыслителя Владимира Мартынова
Визит композитора был организован бюро приключений «53 тура». Представитель советского музыкального авангарда, автор музыки к фильмам «Холодное лето 53-го», «Остров» и другим делился с новгородцами мыслями о нашем меняющемся мире.
О конце света
— Когда я учился в музыкальном училище, считалось, что музыка начинается с Баха, более ранние имена знали немногие. А потом история музыки стала стремительно расширяться. Мы узнали про Обрехта, ренессансную, барочную музыку. Мы узнали про палеолитическое искусство. Изменилась медицина. Человек стал осваивать космос. И на этом фоне казалось, что мир будет становиться комфортнее и изобильнее. Но любой прогресс сопровождается и регрессом. Велимир Хлебников написал: «И когда земной шар, выгорев, станет строже и спросит: «Кто же я?». Сейчас мы — свидетели этого выгорания, которому способствует потребление.
Есть такое ужасное слово — «ценности». Так вот то, к чему мы его прилагаем, мы тут же обесцениваем. Представьте, что христианские мученики в Колизее погибают ради «ценностей». Или что Бетховен создаёт «Девятую симфонию», а Шуберт «Зимний путь» — как «ценности». В Библии нет такого понятия, зато есть «сокровище» — то, что нельзя показать, сокровенное. Евангелие говорит: «Где сокровище ваше, там и сердце ваше». Так вот, сейчас происходит выгорание сокровенного в нас. Маховик капитализма не оставляет ничего в природе, в культуре, в нас самих. Но прежнего комфортного, изобильного мира не будет, и это… хорошо. А что будет дальше — зависит от нас.
Тут для меня очень важен пример пророка Иеремии. Когда в Иерусалиме всё было хорошо, он ходил с ярмом на шее, предвещая падение города и рабство. Но когда опасность стала очевидна уже всем, он вдруг выкупил участок земли в обречённом городе, предвещая, что Иерусалим будет восстановлен. Надо и нам искать свой клочок земли. В китайской Книге перемен, где все психофизические ситуации описываются 64 гексаграммами, 63-я называется «Уже конец», а 64-я внезапно — «Ещё не конец». В то же время первая и вторая называются «Небо» и «Земля». А в Апокалипсисе Иоанна Богослова говорится, что увидел он новое небо и новую землю…
О гениях и закорючках
— Время великих авторов прошло. Они были востребованы в определённую эпоху. На смену героическому периоду буржуазии, которую олицетворяет «Свобода» Делакруа, пришёл корпоративный, бюрократический капитализм, не нуждающийся в харизматических фигурах. Такие люди по-прежнему рождаются, но они уже не могут быть востребованы. Паоло Вирно в «Грамматике множества» хорошо написал, что к успеху сейчас приводят цинизм, оппортунизм, болтовня, любопытство. Мы живём в дурном мире. Такого значения, как Малер, Шёнберг, тем более Бетховен или Вагнер, никто иметь уже не может. Но, с другой стороны, музыка — это свободно льющийся поток, который автор узурпирует, создавая хитроумные ирригационные сооружения. Мы получали прекрасные произведения, но теряли этот свободный поток, который возможен только в анонимности, не в авторстве.
Минималисты в своё время учились древней ритуальной музыке в Африке, в Азии. А я, приезжая из фольклорных экспедиций в Брянскую область или на Памир, соприкоснувшись с архаикой, начинал смотреть на настоящих гениев консерватории — Гилельса, Рихтера, Ростроповича — как будто в перевёрнутый бинокль. Чтобы удержать вот эту «ритуальность», надо перестать быть автором. Не нужно, чтобы между мной и звуком стоял текст, эти закорючки. Это нерезультативно. Надо работать со звуком, как работают эмбиент, нойз, прогрессивный рок.
Сейчас я бы не отдал ребёнка учиться на дирижёра, скрипача, чтобы он занимался академической музыкой. Академическая музыка мертва, я считаю. Сам я ещё пользуюсь этими закорючками, потому что принадлежу к тому поколению, но это не имеет перспектив.
Я себя считаю не композитором, а своего рода фокусником, который сначала показывает публике, что цилиндр пустой, а потом извлекает из него разную ерунду. Из ничего появляется нечто. На самом деле я создаю фон, с помощью которого в вас включается механизм, заставляющий вас думать: кто я?
* * *
А потом Владимир Мартынов сел к роялю. Зазвучала музыка. Сначала совсем монотонная, она постепенно усложнялась, оживляя перед каждым слушателем свои образы. И вдруг — закончилась. Музыкант продолжал раз за разом брать одну ноту «фа», как будто подавая кому-то сигнал. Потом — только тишина. Кто мы, где мы…
