Четверг, 21 ноября 2024

Информационный портал

Лента новостей

РЕКЛАМА

Сердце моё — Камень

Воспоминания о девочке, которая не смеялась

«Сколько лет прошло, отболело уже, но нахлынет — и хоть ты что...».

Нехорошо встревать в чужой разговор. Я и не собирался. Случайно на какую-то минуту оказался рядом. Невольно услышал воспоминание о детстве в деревне, занятой врагом, и...

«А мне расскажете? Потом. Как-нибудь...».

И вот «как-нибудь» я в гостях у Анфисы Александровны Смирновой. Или уж, точнее, у наследников её — живет она сейчас в Новгороде. Ничего не попишешь: возраст. Ну а душой — всё там же, у Камня.

Деревня так называется. При речке Псиже, за Валуном. Этот Валун — ныне фольклорно, туристически, а также чуток мистически раскручиваемое местечко Волотовского района. Здешний самый яркий костер Иванова дня. Машины, машины, машины... А в детстве Анфисы Александровны тут своя деревня собиралась по праздникам. Молодежь отплясывала кадриль. И лихо — восемь метров высоты-то! До двенадцати пар помещалось на каменной танцплощадке.

Старики припоминали разные истории. Например, прабабушка Анфисы рассказывала, что в камне живут черти. И были свидетели, божившиеся, что видели открытую дверь, за которой рогатые и хвостатые, сидя за большим круглым столом, отмечали какую-то свою чертовщину.

Этот страх — ещё не страх

Когда Анфиса впервые увидела немцев (они шли строем), прыгнула в горох, присела и закрыла лицо руками, боясь оглянуться.

Они заняли их дом. Семья поселилась в чулане, рядом с кухней. Мама запретила ребятишкам, их у нее было четверо, даже смотреть на стол, а не то что подбирать за немцами остатки еды. «Сидите тихо!» — бог весть, сколько раз она их об этом просила.

Немцы устроили в избе двухъярусные койки: нарубили березовых шестов, соединили их как-то, постелили себе сена. Как-то ночью германские «полати» не выдержали, и нижние чины (естественно, они дрыхли на «вторых полках») упали на верхних. Начались какие-то немецкие разборки. Было невыносимо смешно. «Сидите тихо, — просила мама. — Не смейтесь, нельзя...».

Нельзя было закрывать двери.

— Как-то ночью у соседей корова открыла воротину — видимо, рогом ее подцепила, — вспоминает Анфиса Александровна. — Немцы услышали шум, выскочили да и застрелили бедняжку. Ночь же, не видно. Да, нашим гостям незваным тоже было кого бояться. Партизаны им мерещились, вот и свирепствовали. Одного молодого мужчину заподозрили, всех согнали смотреть на расстрел. Он не из нашей был деревни, помню только, что Колей звали.

Однажды недалеко от деревни в лесу приземлился наш сбитый летчик. Немцы тут же бросились на поиски. Мама в это время возвращалась домой, нагрузив телегу сеном. К ней пристали: где он? Она божилась, что знать не знает. На её счастье староста вступился: мол, человек она темный и глупый, знала бы — сказала бы. А ведь Аграфена Петровна летчика того видела. И знала, чем рискует.

Рассказывали, что в Городцах, что в нескольких километрах от Камня, мать восьмерых детей лютую смерть приняла — замучили на раскаленной плите. Она шила маскхалаты для партизан.

Но что было делать, когда болели детишки? Приходилось просить помощи у врага. Вот и Анфису вылечил немецкий доктор — сгубили бы чесотка и вши. У родни мальчонку ранило осколком в голову. Немец вытащил, обработал рану, угостил шоколадкой и что-то стал объяснять. Кажется, у него дома такой же остался...

«Мужик горлатый»

А потом их не стало — от одного вида которых 6-летняя Анфиса спряталась в горох. Пришли, можно сказать, налегке, а уходили с обозами. И людей гнали, как скот, в сторону Шимска. Кто-то возвращался, кто-то нет. Мамин младший брат в Германию попал, сбежал оттуда, так на Родине потом разбирались и судили.

И Ваня, старший брат Анфисы, угодил на пару месяцев в тюрьму. Был отправлен на учебу в школу ФЗО. А голод! Стали разбегаться ученики.

— Тетя Дуня с нашей деревни ехала в Старую Руссу, и мама к ней меня подсадила: «Свезешь передачу». Въехали в Руссу — ничего нет. Когда в 1941-м бомбили её, так грохотало, что мы за 30 километров слышали, будто это у нас. И вот кругом развалины, стоит одинокий столб, на нем — радио. Я ещё на расстоянии спрашивала у тети Дуни: «А где этот мужик горлатый? Как кричит!». Первый же раз радио увидела. И стены меня очень удивили — те, за которыми Ваня сидел. Такие толстые! Не сбежишь...

Потом стали возвращаться в деревню мужики. Редко в какую избу. Им повезло — отец пришел. Только пожил Александр Васильевич недолго. Как и дядя Павел, мамин брат, носивший осколок в легком.

Лакомый кусок

Тяжелым оказался 1948-й. Коровка пропала — выпас-то был почти в лесу. Что ни день — дождь. Сена не накосили, так солому с крыш снимали скоту на корм. Картошка сгнила, так все равно копали: толкли в ступе, делали лепешки.

— Возьмешь, а у нее уже шкурка отставши, — Анфиса Александровна нет-нет, да и заговорит на своем, деревенском. — На плиты пякли да сразу и ели.

Хлеб из смолотых на жерновах льняных головок. Суп из лебеды. А уж когда свеклы-брюквы наросло, когда мама доставала чугунки из печки...

— Это такое лакомство у нас было, что не передать словами.

Стали ходить в школу. В Камне своей не было, надо было в соседнюю деревню пёхом. Тогда несколько километров за расстояние не считали. Один раз Анфиса с подружками заигралась после уроков на льду. Возвращались затемно. Навстречу — два огонька. Все ближе, ближе. Волк! Как припустили обратно к школе! Домой попали под учительской «охраной». Ох и влетело!

Уроки, случалось, делали при лучине. Была, правда, лампа. «Керосин надо беречь, ложитесь-ка спать», — прикажет мама. А учились, несмотря ни на что, хорошо.

Стал крепнуть колхоз. Как-никак — «Гранит». Да разве сам? Люди такие. Не свезло Анфисе — упала на косовице. Открытый перелом. Долго лечилась, на перевязки ходила в Волот за 18 километров.

Путь домой

Мама отправила ее к тете в Чудово. Работала няней, потом на кирпичном заводе, потом, увидев объявление о наборе на курсы проводников, поехала в Ленинград. Как оказалось, надолго. Ещё одна долгая остановка в ее трудовой биографии — новгородская «Волна». Схемы вязала, говорит. Хоть в море, хоть в космос. А выйдя на пенсию, вернулась в деревню.

— Ещё мама жива была. Поехали мы с нею в Городцы на кладбище, а оттуда решили в деревню нашу заглянуть. Заглянули... И так защемило сердце: стоит наш дом сирота сиротой. А у мамы всегда был такой порядок, такая чистота! Поняла, что не успокоюсь, пока не приведу в божеский вид.

Любит она свой Камень, нет деревни лучше, да уж и не будет.

— А люди, — говорит, — какие были! Добрые — последним делились. Это теперь народ одичал. Сидят на заложках.

Как? Да на засов изнутри, поясняет.

Теперь знаете что? Меньше стало камня — чуток в землю ушел. И накренистее стал — уже не так удобно танцевать. И, что характерно, до деревни от него стало дальше. Вернее, наоборот — от нее. Нет там столько домов, как прежде. Куда короче улица Анфисы Александровны.

* * *

Хорошо ли, плохо ли — время бежит. Жизнь идет другая. В чем-то — совсем другая. Вот у Анфисы Смирновой в ее родительском доме немцы квартировали. И рады они тогда были этим «гостям», как чертям из камня. А внучка ее, Татьяна, язык их знает: работа у нее такая, что надо его знать. И в Германии она была. Месяц жила в немецкой семье. Приняли очень хорошо, наилучшие впечатления.

— Все было очень по-человечески, уважительно, — рассказывает Татьяна. — Говорят, что такое отношение к нам, русским, — это след от войны. Что в них ещё живо чувство вины за своих дедов.

Если так, то там есть и маленькая частичка вины перед девочкой Анфисой и ее семьей из начала 1940-х. У фронтовиков были награды, а у детей войны? Анфиса Александровна протягивает мне темно-красную книжечку — удостоверение. Осталось вклеить фотографию. Как на память. Хотя она и так всё помнит...

РЕКЛАМА

Еще статьи

Герой Советского Союза Ф.А. Харченко (справа) беседует с командирами частей 13-го стрелкового полка 2-й стрелковой дивизии 59-й армии Волховского фронта. 1943 год.

Спасал Спасителя

В январе 1944-го снайпер Фёдор Харченко нашёл на руинах Нередицы суровый лик, глядевший с укоризной

Двигаясь с высокой скоростью, небольшие группы боевых пулемётных аэросаней в сопровождении лыжников сбивали немногочисленные немецкие заслоны, не ожидавшие стремительного нападения.

Ильменский плацдарм

Неизвестные герои «ледового десанта»

К 20-летию Победы в Великой Отечественной войне танк был установлен на территории новгородского кремля, а затем перемещён в экспозицию мемориала «Освобождение Новгорода».

Летучая рота

В материалах, публикуемых под этой рубрикой, мы рассказываем о людях, но в данном случае речь пойдёт о танке. Причём об известном каждому новгородцу танке Т-70

Вместе с отрядом «Находка» в лесу вблизи деревни Васильевщина работали ребята из Великого Новгорода и Демянска.

Он сражался за Родину

В Демянском районе найден красноармеец, погибший неподалёку от своей деревни

«Сколько лет пролетело, но закроешь глаза и видишь всё-всё…»

Ну, здравствуйте, Григорий Захарович

Как заметка в газете помогла найти родственников погибшего солдата

Самуил Гольберг со своей старшей дочерью Любой.

«Если не приду, значит, меня нет»

Так сказал пленный лётчик, уходя на допрос

Свежий выпуск газеты «Новгородские Ведомости» от 20.11.2024 года

РЕКЛАМА